Что вы, я же дала слово, — вот и все, что она сказала.

Что вы, я же дала слово, — вот и все, что она сказала.
   — О, Дейзи! Бедный папа, не думаю, что он даже видит вас.
   — Не имеет значения.
   Она отошла в сторонку, тихонько настраивая скрипку. Я видел, что дядя Джал смотрит на нее, хочет подойти, но стесняется.
   Она подошла к изножью больнично-белой кровати, блистая своим черным туалетом. Я помню, как торжественно она поклонилась дедушке, прежде чем начать. Махеш смотрел на нее во все глаза; у него наверняка никогда еще не было пациента, которому играла бы на скрипке роскошно одетая дама. Папа шепнул мне на ухо, что это «Серенада» Шуберта. Я знал эту вещь — тетя Дейзи много раз играла ее дедушке. Она закрыла глаза. Я же держал свои широко открытыми, я хотел видеть и слышать все вокруг.
   Возможно, то было настроение в комнате, но, по-моему, она никогда еще не играла так прекрасно. Я смотрел на дедушку и чувствовал, что он слышит музыку, потому что видел удовольствие на его лице.
   Потом тетя Дейзи стала играть «Колыбельную» Брамса, которую дедушка очень любил. Отец прошептал, что пел ее нам с Мурадом, когда мы были маленькими, что ее когда-то исполнял Бинг Кросби, и эту песню пел ему его отец. Он еле слышно напел слова: «Сладко спи и доброй ночи…»
   Тетя Дейзи услышала и резко повернулась к нему. Я думал, она сердится, но она сказала:
   — Громче.
   Отец поднялся на ноги и запел; я видел, как по его лицу побежали слезы. Мама тоже плакала.
   — Простите, — сказал отец, закончив песню, и достал носовой платок.
   Тетя Дейзи играла больше часа, пока не пришел доктор Тарапоре, который утром обещал зайти. Тетя Дейзи закончила любимой дедушкиной «О как вас люблю я, — в то утро сказали вы мне». Сыграв ее, она помедлила минуту, снова поклонилась и уложила скрипку в футляр.
   В комнате стояла тишина. Нарушил ее доктор, заявив, что хочет осмотреть дедушку. Доктор измерил ему давление; казалось, что доктору, как Махешу в углу, было необходимо чем-то занять себя. Манжетка на дедушкиной руке надулась, когда доктор накачал резиновую грушу. Ртутный столбик поднялся, поплясал вверх-вниз. Потом воздух был выпущен, и доктор сказал маме, что профессор весьма спокойно отдыхает.
   Доктор немного посидел с нами, перебросился несколькими фразами с дядей Джалом и отцом, похлопал нас с Мурадом по спине, ободряюще улыбнулся. Затем он собрал свой чемоданчик и пожал руки всем, включая Махеша в углу. Последнее, что он сделал, — обеими руками взял дедушкину руку и прошептал:
   — Доброй ночи, профессор.
   После того как отец проводил доктора, тетя Дейзи сказала, что хочет поделиться хорошей новостью. Она обращалась к дедушке и держалась так, будто беседует с ним, а он ее слушает. Он был прав, говорила Дейзи, ее желание исполняется — она будет играть концерт Бетховена с Бомбейским симфоническим оркестром в Национальном центре искусств.
   Родители поздравили ее. Дядя Джал приблизился, будто желая пожать ей руку, но смутился и попятился.
   Она сообщила нам дату и достала из сумочки пригласительные билеты. Пересчитав нас, протянула пять билетов. Тут Джал выдвинулся вперед, сказал, что придет непременно, взял билеты у нее из рук и спрятал их в карман.
   — О, Дейзи! Бедный папа, не думаю, что он даже видит вас.
   — Не имеет значения.
   Она отошла в сторонку, тихонько настраивая скрипку. Я видел, что дядя Джал смотрит на нее, хочет подойти, но стесняется.
   Она подошла к изножью больнично-белой кровати, блистая своим черным туалетом. Я помню, как торжественно она поклонилась дедушке, прежде чем начать. Махеш смотрел на нее во все глаза; у него наверняка никогда еще не было пациента, которому играла бы на скрипке роскошно одетая дама. Папа шепнул мне на ухо, что это «Серенада» Шуберта. Я знал эту вещь — тетя Дейзи много раз играла ее дедушке. Она закрыла глаза. Я же держал свои широко открытыми, я хотел видеть и слышать все вокруг.
   Возможно, то было настроение в комнате, но, по-моему, она никогда еще не играла так прекрасно. Я смотрел на дедушку и чувствовал, что он слышит музыку, потому что видел удовольствие на его лице.
   Потом тетя Дейзи стала играть «Колыбельную» Брамса, которую дедушка очень любил. Отец прошептал, что пел ее нам с Мурадом, когда мы были маленькими, что ее когда-то исполнял Бинг Кросби, и эту песню пел ему его отец. Он еле слышно напел слова: «Сладко спи и доброй ночи…»
   Тетя Дейзи услышала и резко повернулась к нему. Я думал, она сердится, но она сказала:
   — Громче.
   Отец поднялся на ноги и запел; я видел, как по его лицу побежали слезы. Мама тоже плакала.
   — Простите, — сказал отец, закончив песню, и достал носовой платок.
   Тетя Дейзи играла больше часа, пока не пришел доктор Тарапоре, который утром обещал зайти. Тетя Дейзи закончила любимой дедушкиной «О как вас люблю я, — в то утро сказали вы мне». Сыграв ее, она помедлила минуту, снова поклонилась и уложила скрипку в футляр.
   В комнате стояла тишина. Нарушил ее доктор, заявив, что хочет осмотреть дедушку. Доктор измерил ему давление; казалось, что доктору, как Махешу в углу, было необходимо чем-то занять себя. Манжетка на дедушкиной руке надулась, когда доктор накачал резиновую грушу. Ртутный столбик поднялся, поплясал вверх-вниз. Потом воздух был выпущен, и доктор сказал маме, что профессор весьма спокойно отдыхает.
   Доктор немного посидел с нами, перебросился несколькими фразами с дядей Джалом и отцом, похлопал нас с Мурадом по спине, ободряюще улыбнулся. Затем он собрал свой чемоданчик и пожал руки всем, включая Махеша в углу. Последнее, что он сделал, — обеими руками взял дедушкину руку и прошептал:
   — Доброй ночи, профессор.
   После того как отец проводил доктора, тетя Дейзи сказала, что хочет поделиться хорошей новостью. Она обращалась к дедушке и держалась так, будто беседует с ним, а он ее слушает. Он был прав, говорила Дейзи, ее желание исполняется — она будет играть концерт Бетховена с Бомбейским симфоническим оркестром в Национальном центре искусств.
   Родители поздравили ее. Дядя Джал приблизился, будто желая пожать ей руку, но смутился и попятился.
   Она сообщила нам дату и достала из сумочки пригласительные билеты. Пересчитав нас, протянула пять билетов. Тут Джал выдвинулся вперед, сказал, что придет непременно, взял билеты у нее из рук и спрятал их в карман.