Йезад заглянул в зеркальце через его плечо.
— Видите? Лица обыкновенных семейных мужчин. Не героев.
* * *
Как эти чертовы актеры посмели понести отсебятину, неистовствовал Йезад, что это им в голову взбрело? Будто они знают Капура лучше, чем Йезад, пятнадцать лет проработавший с ним бок о бок? И чего добились? Создали ему дополнительные трудности!
— Уймись, — сказал Вилас. — Я утром говорил с Бхаскаром и Готамом. Они действовали точно по сценарию, буквально.
— Тогда почему Капур приготовил деньги?
— А ты что, ожидал немедленного обращения? Крестового похода на следующее утро?
— Но я не ожидал и немедленной капитуляции. Я к тебе обратился с простенькой просьбой — пожаловаться в Шив Сену насчет всех этих Санта-Клаусов. Вот и все, чего я хотел.
— Ну да, все, чего ты хотел, — это поиграть с огнем.
Йезад бросил на него презрительный взгляд:
— Вместо этого ты приводишь пару паршивых комедиантов. Те несут ахинею насчет драматической эпифании. Ну и где она? Где прозрение мистера Капура?
Вилас порылся в карманах. Но Йезад не засмеялся.
— Наберись терпения, — утешал его Вилас. — Это только в романах все происходит немедленно.
— Мало у меня было хлопот, так теперь еще на моей ответственности конверт с тридцатью пятью тысячами. Я должен держать его в сейфе для пары выдуманных шивсеновцев, которые никогда не явятся.
— На самом деле, Йезад, деньги могут служить тебе предлогом, чтобы напоминать Капуру о его общественном долге. Если наши трагики заронили зерно, то твои понукания могут помочь ему прорасти.
— А понукать я буду сценическим шепотом? — злобно спросил Йезад.
— Ну ладно тебе! Будем надеяться на лучшее.
Йезад с шумом сбежал по ступенькам. В висках стучало, и не успел он свернуть за угол, как почувствовал, что силы окончательно покидают его. Он поймал себя на том, что идет шаркающим шагом. В детстве мама ругала его за это. «Не ходи шарк-шварк, — сердилась она, — поднимай ноги!»
Оказывается, он выбрал окольный путь к станции, мимо храма огня. Ну что же, ему сейчас полезно пройтись. Чего ради спешить домой, в опротивевшие комнатушки? Головная боль от этого только усилится. Ему надо побыть в одиночестве и в покое.
У храма он бросил взгляд через ворота во двор с маленьким садиком в центре и почувствовал зависть к тем, кому доступна храмовая тишина. Так ведь и ему это доступно, напомнил себе Йезад, всего только и нужно что надеть молитвенную шапочку и войти. С другой стороны, это непорядочно, раз он не религиозен, уже лет двадцать как перестал молиться. Хотя судру-то он носит — нет ничего приятней прикосновения тонкого муслина к коже… И по утрам, после мытья, повязывает священный шнур-куетим, хоть делает это как попало. По привычке. И чтобы не сердить Роксану.
А кто сказал, что войти в храм может только религиозный человек? Вон на табличке написано: вход только парсам. Йезад — парс, значит, ему можно.
А нужно? Что он будет делать, оказавшись в прохладной тиши храма? Йезад в нерешительности остановился перед лавочкой с благовониями.
— Дядюшка? — Сегодня за прилавком был мальчишка. — Хотите сукхад купить, дядюшка? У нас настоящий малабафи.