Вышли в полутемный торговый зал. Хусайн ждал у дверей. Стальные жалюзи были заперты на замок. Рама, Сита и поверженный Равана выглядели заброшенными в неосвещенной витрине.
— В одном вы меня теперь убедили, — сказал Капур. — Вы любите этот город не меньше моего. Если не больше. Надеюсь, вы понимаете, почему я решил выставляться на муниципальных выборах.
Йезад кивнул.
— Значит, решено?
— Абсолютно. Я все распланировал. Теперь возьмусь за организацию. Все мои влиятельные друзья на моей стороне. Я тут подготовил нечто вроде предвыборного манифеста, пришлю его вам по электронной почте. Хочу знать ваше мнение.
— У меня компьютера нет.
— Нет? Ну я сделаю вам распечатку. У меня уйма идей для самой кампании.
Одну из них Капур тут же изложил: вместо банальной раздачи листовок он соберет группу помощников, посадит их в фургон с чаем и закусками — нечто вроде чайной на колесах, настоящей чайной, даже со складными стульчиками. Приезжая в квартал, будут останавливаться во дворах, садиках, хоть под лестницами, где место найдется, созывать жильцов и беседовать с ними за чашкой чая.
— Встреча соседей за чашкой чая, чтобы люди вспомнили о необходимости общения, чтобы соседи вместе обсуждали свои проблемы, высказывали свои мысли о жизни, о будущем.
— Блестящая идея, — согласился Йезад, — а что касается «Бомбейского спорта», можете на меня рассчитывать.
— Я и собираюсь. В ближайшие дни обсудим ваши новые обязанности и соответствующее вознаграждение.
И заговорщическим тоном добавил:
— Не забудьте про мой особый чемоданчик, он остается на вашей ответственности. Он будет источником финансирования моей избирательной кампании.
Оба засмеялись, Хусайн тоже улыбнулся, запирая двери, будто радуясь, что хоть кому-то весело. Он с поклоном вручил им ключи, а они пожелали ему спокойной ночи.
Йезад пришел в согласие с миром, почувствовал себя совершенно спокойным — чего с ним давно не бывало. Странно, что на него так подействовали старые фотографии, сначала вызвавшие бурю эмоций. Что-то наподобие лекарства в пузырьке, которое полагается взболтать перед приемом.
На станции он позволил приливу потной плоти внести себя в вагон. Уцепившись за поручень над головой, он все думал о «Джехангир-паласе» и о Хьюз — роуд. Как дороги сейчас воспоминания о доме детства! Он редко вспоминал о нем — к тому времени, как семья съехала оттуда, дом пришел в упадок, крысы превратили подвал в лабиринт ходов и нор, так что семья радовалась, что выбралась из него. Но, оказывается, дом не отпустил его.
Йезад представлял себе капуровские фотографии дома, улицы, узорного ограждения. Капур нравился ему больше, чем когда бы то ни было, он еще лучше понял его — это уж точно. Участие в выборах пойдет на пользу им обоим.