Россия – это то, что тянется вдоль трасс, свои глубины пряча от ленивых взглядов. Поля, стада, холмы, домов иконостас с украшенными тленом ликами фасадов…
Езда в машине создаёт иллюзию недвижности,
покоя посреди вихрящегося хаоса,
божественно спокойного пребывания
посреди сугубо человеческой мимолётности.
Хотя, на самом деле, мимолётен ты,
а то, что за окном, вросло в пейзаж, в карту
и, с полным равнодушием к странникам,
стремится остаться таким, каким было,
сохранив ритм повседневности
и сделав завтрашний день предсказуемым.
Тем не менее, жизнь не стоит на месте,
она наполнена суетой, мелкими делами.
Увы, чтобы быть, приходится действовать:
заводить мотор и куда-то ехать,
отворять дверь кирпичного сарая,
везти в люльке охапку сена,
мести землю перед воротами,
из-под которых выползает горделивая собака
и нехотя облаивает путников,
доказывая им обитаемость своего пространства,
незыблемость хозяйской власти,
заботу об отражении ползущего хаоса,
готового перемолоть всё, что остановилось.
Россия – это непрерывность пустырей, где горожане позабыли о просторе, и где, при белых изобилии морей, отдохновенья ищут только в Чёрном море.
Природа на юге уныла, но ласкова.
Конец ноября, но повсюду разлит нежный,
умиротворяющий солнечный свет.
И даже без листьев много зелёного:
это бесстрашные ростки озимых,
готовые встретить зиму лицом к лицу.
Цикл земледелия непрерывен,
а с земледелием здесь связано всё.
Чем ещё заниматься на этих равнинах,
в чём ещё находить источник выживания?
Поэтому характернейшее сооружение юга,
помимо традиционно красных домов,
это элеватор – обычно зелёный, непременно облезлый.
И, конечно, техника – и новенькая,
и видавшая виды, много раз чиненная,
и совсем списанная, оставленная тому самому хаосу,
что пожирает всё остановившееся.
Так и стоят раскрашенные тленом агрегаты,
и смотрят на поля, на которые им уже не выйти.
Впрочем, это ещё почти не природа,
как и брошенные у трасс псы,
постоянно переходящие дорогу,
как будто с той стороны их наконец-то ждёт дом.
А вот лесов на юге нет,
только тощие, линейкой отмеренные посадки,
созданные руками человека
в сугубо утилитарных целях –
служить преградой ветру,
ведь других преград у ветра на юге нет,
кроме, разумеется, Кавказа,
к которому рано или поздно приводят все дороги на юг.
Россия – это то, что вокруг храмов спит, не благовестом пробуждаясь, но набатом. Здесь даже тот, кто на печи всю жизнь лежит, способен стать святым, сроднившись с автоматом.
Церкви практически не видны с дороги,
разве что блистающие где-то вдали купола.
На юге не ощущаешь божественное присутствие:
какое-то всё весёлое, земное,
крепко стоящее на ногах.
И только дорожные развязки взмывают в воздух,
развязки, которых всё строят и строят
с поистине пантагрюэлевым размахом,
видимо, чтобы однажды ты всё-таки свернул не туда.
А остальное старается не загораживать горизонт
и не противопоставлять вертикали горизонтали,
да и вообще не загромождать землю,
которая нигде не ценится так, как на юге.
И даже речки здесь очень скромны:
они не разливают свои воды чересчур широко
и часто тихо умирают,
уткнувшись в непременные камыши.
Да и люди умирают негромко,
перемещаясь из своей деревни
чуть в сторону, на маленький погост,
который тоже не занимает много земли,
столь ценной для земледелия,
намного ценнее, чем люди,
которых земледелию нужно всё меньше
и которыми оно охотно делится
с городами, торговлей, водкой
и, в конечном счёте, с кладбищем.
Кладбищем, полном людьми,
всю жизнь грезившими о земном рае,
но так его и не обретшими.
Россия – это то, что тянется на юг…