9. Виктория стояла перед напольным зеркалом в простеньком белом платье. Когда она успела? Кто жених? А впрочем... Она покачивалась и бездумно наблюдала, как приходит в движение верхний слой шёлковой органзы. С тех пор, как её бросил Андрей с маленьким ребёнком на руках, Виктория перестала мечтать о свадьбе.
Вдруг за зеркалом раздался хохот. Виктория заглянула... Данил! Его руки по локти испачканы в мазут. Он вытирает их о домашнюю футболку, встаёт...
— Так ты всерьёз поверила, что я женюсь на тебе? Ха-ха-ха! Я пошутил! Зачем мне в жёны npecтарелая тётка?
Он берёт её за руку и вертит, придирчиво рассматривая, как витринную куклу. По запястью Виктории размазываются тёмные пятна. Она не может говорить, она словно нема.
— Залежалый товар!
Данил небрежно срывает с неё белоснежные рукава, толкает в гpꭹдь лоснящимися от гҏязи руками. Виктория падает и думает только об испачканном платье. Сзади зеркало. Мужской хохот. Звон бьющегося стекла.
— Прости, мам, я нечаянно! - голос дочери окончательно вырвал её из объятий Морфея.
Их комната. Круто накрахмаленная кружевная салфетка свисает с полки, загораживая книги. Саша собирает с пола осколки разбитой кружки. Лужа из кофе ползёт под её кровать. Сон. Всего лишь сон. Виктория вновь откинулась на подушку. И тем не менее... В этом сне столько отрезвляющей правды!
Какому мужчине она может быть интересна и нужна? Поезд ушёл, и уж давно отгремел по рельсам последний вагон. Не стоит и мечтать.
Саша вышла на кухню за тряпкой. Виктория услышала, как дочь извиняется перед вернувшейся бабушкой Дусей за разбитую чашку и уверяет, что купит новую.
— Не надо ничего покупать, не выдумывай. У меня этих чашек целая коробка в кладовке - век не испить. Всё хранила их, берегла до значимых времён, - успокоила её бабушка. - Помню, своих гоняла, чтоб не трогали, а теперь кому они нужны, эти стекляшки? Глупости! Лучше на вот, письмо тебе из города.
— Маме наверно, спасибо.
— Нет, именно тебе. Читай: Александре.... от Андрея.
Саша вскрывала письмо на ходу. Не глядя на мать, села за стол. Читает. О разлитом кофе совсем забыла. Виктория вытерла всё сама. Часы показывают десять. Заспалась!
— Что там, Саш?
Девочка смяла письмо.
— Мой так называемый отец хочет встретиться. Приехать.
— Мне кажется...
— Он мне не отец, ясно? Он бросил нас! Вот и пусть теперь нянчит своих других роднюлечек.
— У него нет родных детей. Саша, согласись. Хотя бы один раз. Мне показалось, что он раскаивается. Да и вообще... здесь есть и моя вина. Скорее всего, если бы мы тогда не уехали, вы бы с ним иногда общались.
Саша с лицом упёртого пони смотрела на измятое письмо.
— Ведь он помог нам, даже очень... - продолжала упрашивать её Виктория и стала перебирать русые волосы дочери.
Саша повернулась к ней.
— Ладно! Только я никогда не буду его любить, пусть не надеется!
— Как скажешь.
Саша тряхнула головкой.
— Позвонишь ему, чтобы договориться? Не хочу писать ответное письмо.
— Хорошо. Завтра сбегаю к автомату в обеденный перерыв.
Охристыми, мягкими крыльями окутывала осень растительный мир. Она обещала деревьям лучшие платья, но умалчивала, что уже в ноябре обдерёт их до последнего листа. И первыми льстились на обновы доверчивые берёзки, а за ними липы - ведь чем они хуже? Липы тоже достойны золотистых одёж! Вот уж и ива роняет листья в синюю водицу милой Оми. Виктория присела чуть выше её пологих берегов. Через реку, средь просторов бесконечных равнин, ей кланялся октябрь, изгибая ветром шумливые травы. В голове ещё стучали Зинкины крики.
— Подавишься! Не прожуёшь! Вот что значит пригреть змею!
Виктория, как на крыльях, бежала к станции из здания суда. Сестра безуспешно пыталась её догнать и сказать как можно больше гадостей. Непонятно зачем. Всё кончено. Суд подтвердил правомерность их общего права на квартиру.
— Не продам! Слышишь?! Свою часть ни за что не продам!
— Значит, я выставлю на продажу свою половину. Готовься жить с новыми соседями!
— Bыдҏa! Жизни не дам! Стой!
К её удивлению Вика остановилась. Сестра была вдвое больше, но Виктория вдруг поняла, что перестала её бояться. Теперь нет никакой зависимости от настроения этого шкафа. Скоро она окончательно разорвёт с Зинаидой всякую связь.
— Что тебе?
Глаза Вики, всегда такие покорные, отступающие и жертвенные, по-боевому блеснули. Она на всё пойдёт, защищая свои интересы. Жизнь, наконец-то, научила её надеяться только на себя.
— Что молчишь? Я выдҏа, да? Ты это мне кричала? Что ж, может быть. А знаешь, кто ты? - Виктория презрительно хмыкнула. - Если честно, я и сама не знаю. Но человеком тебя назвать невозможно.
Вдоль реки довольно редкие деревья. Всё ивушки да тополя. Истоптаны дорожки рыбаками. И наклоняются к речушке горемычные, полулысые ветви, словно желают испить студёной воды. Ах, осень, ты обманщица. Яркая, хитрая... Разве не понимаешь? - им всю зиму ୮oлыми стоять! Нет, всё знаешь ты, всё... Лучше меня. Каждый год ты обещаешь им рождение, но прежде... Закоченение. Пoлꭹcмepть. И снова жизнь! Ведь чтобы обрести её, сочную, новую, нужно ту, что есть, решиться потерять. Виктория, Виктория, постой, не уходи! Ты не прохожая. Ты похожая. На ту иву скромную. Мёрзни, мёрзни! Коченей! И оживи, наконец! И живи!
Одинокий рыбак смотал удочки и стал возвращаться в деревню. Его дорога пролегала мимо Вики.
— Вот так встреча! А почему одни гуляете?
— Здравствуйте, Данил. Просто захотелось побыть одной. Подумать.
В Даниловом ведре копошилась рыба. На этот раз он был выбрит и чист. Чёрт, привлекателен! После странного сна Виктория пыталась убедить себя в том, что достоинства Данила - не более, чем её фантазия. Но, нет...
— Извините, я вас отвлекаю?
— Нет, нет, я тоже собралась уходить. Пойдёмте вместе.
— Давненько вас не видел. Передумали насчёт дома?
— Пока думаю... Моя квартира ещё не продана. Есть небольшие проблемы, но они решаемы.
— Ясно, а то не захо́дите... Думал о вас. Я бываю тут по выходным. Присматриваю за домом.
— А семью не привозите?
— Не женат. Пока не повезло встретить ту, с которой захотелось бы жить.
Розовели белые облака. Вечер близок. Данил рассказывал Виктории о прелестях этих спокойных мест.
— Я бы никогда отсюда не уезжал. Но работа... Да и боюсь, что в одиночку пить начну. Одному зимой шибко тоскливо.
— Согласна. Ой, смотрите, рыба прям выпрыгивает! Красивая.
— Сазанчики. Всего парочка. Любите рыбу?
— А кто ж не любит? - улыбнулась Вика.
Данил протянул ей ведро.
— Забирайте! Я чисто для души ловил.
— Ой, что вы...
— Правда, правда!
Он впихнул в её руки ведро.
— Нажарите с бабой Дусей.
— Так неловко... Я вам ведро принесу назад!
— Да Бог с ним. А, знаете, приносите! Заодно и пообщаемся. Я вас ужином угощу. Идёт?
Вика озадаченно молчала.
— Можно со свечами...
— Ладно, - сдалась женщина и улыбнулась. - тогда на следующих выходных?
— А вы мне свой телефон оставьте, я позвоню.
— У меня нет...
— Тогда я вам свой дам. На всякий случай.
Данил выудил из бумажника визитку.
"Мастер по ремонту бытовой техники" - прочла Виктория.
— Да. Это я, - подмигнул ей Данил ярко-синими задорными глазами.
***
После встречи с отцом Саша вошла в дом сама не своя. Глаза горят, дышит взволнованно и улыбка играет уголками губ.
— Мама, представляешь, нам с папой нравится столько одинаковых вещей! - выпалила она, заходя на кухню. - Ууууххх, пшеничная каша. Бе! Я не голодна. Мы с папой ели пиццу!
Виктория и бабушка Дуся закончили готовить ужин и, переглянувшись, улыбнулись.
— Так вот! Мы оба не очень-то жалуем слезливый "Tитаник", но обожаем "Maтpицу" и "Kpuминальное чтиво"...
— Что?! Ты смотрела "Kpuминальное чтиво"?!
— Мам!
Бабушка Дуся легонько толкнула Викторию локтем в бок - молчи, мол, не сбивай дитё.
— Ладно, что же ещё? - как можно мягче спросила мать.
— Угадай, какое у него любимое мороженое? Фисташковое! Как у меня! Шоколадный батончик? Конечно, Сникерс! А ещё мы любим больше Толстого, чем Достоевского, собак, чем кошек, любим лето, жуков, гречишный мёд... И что-то ещё... И папа тоже левша, как я!
— В самом деле, я и забыла... - хмыкнула мать.
— И вот! Он подарил тебе телефон! Точнее, мне, но я сказала, что маме он нужнее... Сказал, что сам будет его пополнять. Номер есть на симке.
— Ничего себе...
— Мама, он и правда ничего! Мы хотим ещё встретиться, ты не против?!
— Ага...
Виктория впервые держала в руках мобильный телефон. Неуклюже, с опаской, словно он в любой момент угрожал взорваться. Она не имела никакого понятия о том, как им пользоваться.
Но, впрочем, разобралась Вика довольно-таки быстро. Через несколько дней ей позвонили. Спросили, дома ли она. Саша видела, что мать порозовела и согласилась на что-то. Потом мама стала тщательно наряжаться и краситься.
— Мам, ты куда?
— Здесь, в деревне буду. Ведро из-под рыбы отнесу, помнишь, тому мужчине, у которого я присмотрела дом.
— А, тогда понятно. Без полной бо℮вой готовности вọнюч℮е ведро, конечно же, относить не стоит, - понимающе кивнула Саша и улыбнулась до ушей.
— Молчи.
Саша подумала, что мама даже помолодела. Что ей идёт быть чуточку лукавой и, возможно, самую малость, слегка-слегка, но всё же влюблённой.