Наблюдали, проверяли дыхание.Ее голые руки и «Голые руки».От нее разило пивом и болезнью.Вечером я писал объяснительные записки.Старался, как мог, изобразить неуклюжий почерк отца:Как вы знаете, моя жена тяжело больна…Но я знаю, написать надо было так:Уважаемая мисс Купер,Сообщаю, что Томми вчера не был в школе по уважительной причине. Он думал, что его мама умрет, но она не умерла, и, честно говоря, у него было легкое похмелье…Что формально не было правдой.Я, как самый старший, одолел свою пинту, и это, скажу вам, было нелегко. Рори и Генри выпили по половинке. Клэй и Томми справились только с пеной – но все это было вообще не важно, потому что мы смотрели, как Пенни Данбар улыбается сама себе; белое девчачье платье и кости. Она думала, что делает из нас мужчин, но это она старалась быть настоящей женщиной.Девочка-сбивашка на сей раз не сбилась.Она не встала с места, пока не допила за всеми.Пеший тур по ФезертонуКогда они заговорили о Пон-дю-Гаре в следующий раз, то этим возвестили начало конца.Они пошли к реке и снова принялись за работу.Они трудились, и Клэй не мог остановиться.Вообще-то, Майкл Данбар подсчитал, что Клэй работал на мосту сто двадцать дней подряд, почти не спал, почти не ел – обычный пацан, который крутил лебедку и поднимал камни, какие не имел права перетаскивать.– Сюда, – кричал он отцу. – Нет, не сюда, вон.Он делал перерывы только чтобы минуту-другую постоять с мулом: Клэй и верный Ахиллес.Нередко он и спал прямо там, в пыли.Укрытый одеялом и опалубкой.Волосы у него свалялись колтуном.Он попросил Майкла постричь его.Волосы падали к его ногам, будто комья.Отец стриг его на улице, у моста, в нависших тенях арок.Клэй поблагодарил и вернулся к работе.Уезжая на шахту, Майкл взял с Клэя обещание, что тот будет есть.Он даже позвонил нам в город, попросить, чтобы мы звонили Клэю и справлялись, как он, и эту обязанность я исполнял ревностно: звонил трижды в неделю и ждал по двадцать четыре гудка, пока он возьмет: длина пробежки от моста до дома.Говорил он только про мост и про строительство.Не приезжайте, говорил он нам, пока я не закончу.Мост – и как сделать его безупречным.Пожалуй, один из лучших поступков Майкла за всю жизнь – что он заставил Клэя сделать перерыв.Выходные.Целые выходные.Клэй, конечно, не хотел. Сказал, что лучше отправится в сарай: ему постоянно нужна была его изнуряющая лопата.– Нет.Убийца, наш отец, стоял намертво.– Но почему?– Поедешь со мной.Неудивительно, что в машине Клэй проспал всю дорогу, пока Майкл вез его в Фезертон; он разбудил его, припарковавшись на Миллер-стрит.Клэй потер глаза и встрепенулся.– Это здесь, – спросил он, – ты их зарыл?Майкл кивнул и протянул стаканчик с кофе.Округа принялась вращаться.В тесноте машины, пока Клэй пил, отец неторопливо объяснял. Он не знал, живут ли они там до сих пор, но тогда дом купила пара по фамилии Мерчисон, хотя теперь казалось, что в доме нет никого – ну кроме тех троих на заднем дворе.Они долго боролись с искушением – пересечь эту румяную лужайку, – но потом покатили дальше и припарковались возле банка. Отправились гулять по старому городу, по улицам.Майкл сказал:– А вот это тот самый паб, где я швырял наверх кирпичи… Я бросал другому парню, а тот – еще выше…Клэй сказал:– Эбби пришла сюда.«Эй, Данбар, хер безрукий! Где мои, кирпичи, ты, сука?!»Майкл Данбар просто добавил:– Стихи.* * *А потом они бродили, пока не свечерело, и вышли прямо на шоссе; там Клэй увидел начало всего: Эбби с фруктовым льдом, своего отца и собаку по имени Мун.В городе они навестили хирургический кабинет: знаменитую разрубочную доктора Вайнрауха и женщину, боксера из приемной, которая молотила по клавишам пишущей машинки.– Не совсем так, как мне казалось, – сказал Клэй. – Но, наверное, никогда не совпадает.– Никогда не представляешь себе предметы как есть, – заметил Майкл. – Всегда чуть левее или правее… Даже я, а я ведь тут жил.Вечером, ближе к концу, они засомневались.Пора было решать.– Ты хотел зайти и забрать? – спросил Майкл. – Выроем машинку? Я уверен, те люди не будут против.Но теперь решал Клэй. Теперь Клэй был тверд и непреклонен. Именно тогда, я думаю, он понял.Во-первых, история еще не закончилась. И, мало того, это будет не он. Его историю напишет другой. Ему и без того тяжко ее проживать, быть ее частью.Барышники и аферистыСемь пинт тоже были началом – хроники смерти и сопутствующих событий.Теперь я понимаю, какими мы тогда были наглецами, и даже Пенни – сама дерзость.Мы, пацаны, дрались и ссорились.Слишком больно терпеть столько умирания.Но бывало, мы старались одолеть его или смеяться и на него плевать – но при этом держась подальше.В лучшем случае мы его задерживали.Смерть пришла за ней, но мы хотя бы могли заставить ее попотеть.В том году зимой я работал на каникулах в местной фирме по укладке полов и ковровых покрытий. Они предложили мне постоянную работу.В школе, в шестнадцать, я по многим предметам успевал хорошо, а по многим плохо, а любимым у меня был английский: мне нравилось писать, я любил книги. Однажды на уроке учительница упомянула Гомера, и все стали зубоскалить и смеяться. Они цитировали популярного персонажа из популярного американского мультика; я же не сказал ни слова. Они шутили над фамилией учительницы, а я после урока признался ей:– Моим любимым героем всегда был Одиссей.Мисс Симпсон несколько озадачилась.Мне нравились ее озорные кудряшки и тонкие, испачканные чернилами руки.– Ты знаешь Одиссея и не сказал об этом?