— Отец, отец, отец…
Ивану даже стало казаться, что он уже и молчать теперь не может.
Положил под голову мешок. Прилёг на пол, продолжал бормотать. Проснулся и не сразу понял, где находится.
Поднялся. Пошевелил губами. Тишина.
Махнул рукой, поднял мешок. Вышел из дома. Идти ранним утром по улице было опасно. Незнакомцев теперь замечали чаще. Относились с недоверием, опаской. Могли насильно отвести в полицейский пункт. Иван вернулся в дом, решил дождаться, когда людно станет.
От холодных стен ему веяло теплом, они манили к себе как заботливые отцовские руки. Как давно не вспоминал Иван об отце. А тут нахлынуло, накатило.
Провел рукой по шершавой стене, уперся лбом.
О такой ли жизни мечтал Иван? До войны все его мысли занимала Евгенька. Она была с ним повсюду. Вдруг послышался смех Полянского. Мелькнула Евгенька, как лиса хвостом махнула. «Лисонька, — подумал Иван, — это ж надо так придумать!»
Иван поморщился, пытаясь вспомнить лицо Евгеньки. Но на ум ничего не приходило. Вот Полянского помнил, Марию помнил. А Женьку нет.
Вышел на улицу, когда солнце стояло уже высоко.
Осмотрелся. К разрушенной кузнице медленно подползали новые дома. Раньше строения стояли подальше. Отец любил простор и тишину. Погружался в процесс целиком и его отвлечь было невозможно. Да и опасно было отвлекать. Кузнец становился единым целым с раскалённым металлом…
Иван потер ладони, захотелось схватить молот и ударить со всей силы по тоске, которая сидела внутри, выгнать её и наполниться любовью. И пусть его любовь была безответной, но она была рядом. Смеялась и раздражалась, вертела хвостом и издевалась.
Она была…
В центре села ничего почти не изменилось. Иван только заметил, что на многих домах отсутствовали ставни.
Людей было мало. Никто не смотрел на него.
Рядом с церковью стояли две несуразные скамьи на ножках разной длины. Там сидели две женщины. Что-то живо обсуждали. Иван подошёл поближе.
— А мне сказали, что муж Марии недолго пробудет тут. Он дела какие-то воротит, супротив указаниям. Ругается с ними. Только и слышно от него: "Бездари, убивцы, глупцы". Поговаривают, что переведут его на другое место за склочный характер. И ведь не успокоится никак! Понизили его, а он продолжает свою линию гнуть. Да и Мария хороша. Что-то не видно её боле на улице! Не померла ли?
Иван слушал и ему было неприятно. Обсуждали какую-то Марию. Мало ли этих Марий в округе.
Одна из женщин оглянулась, шикнула на Ивана:
— Чаво уши развесил? Для вашего брата вход с другой стороны.
Иван кивнул, как будто знал о чём речь. Не знал, но решил проверить, что там с другой стороны.
Центральный вход в церковь был забит досками. Купола и кресты остались. Это очень удивило кузнеца и в то же время обрадовало. Он перекрестился. Обошёл церковь.
На задней двери было написано: «Учот нищах и беспризорнах».
Постучался.
Дверь со скрипом открылась, из неё высунулась девчушка с косичками.
— Заходите, — весело пригласила она. — Комиссар примет вас.
Иван вошёл. Вдохнул глубоко. Но вместо запаха ладана в нос ударил запах сигаретного дыма. Закашлялся так сильно, что не помогла и вода, которую девочка подала ему.
— Чахоточный пришёл, — послышался грубоватый голос. — Куда мы его определим? Сейчас от одного все заболеют. Вымрем к чертям тут от него.
Иван слышал каждое слово. И эти слова пулемётными очередями резали грудь, выворачивали всё изнутри.
Кто-то перебил первого:
— Да закашлялся человек, чего ты сразу так косишь всех. Ты вон и Саньку принимать не хотел. Есть ли теперь кроме Саньки по силе кто-то? Нету… Есть ли кроме Саньки смышлёнее кто-то? Нету! Так вот и к этому присмотрись, а потом выводы делай. У нас в стране каждый человек равен другому. А то, что он в тряпье, так это легко исправить! Наряд выпиши на одежду, я подпишу!
Иван удивлялся. Эти двое его ещё даже не видели. Но уже обсудили его тряпьё, хотя одежда на Иване была вполне себе приличная. Выглядел он, конечно, не очень. После тюрьмы не оправился ещё. Кожа на лице была натянута так сильно, что коснись неосторожно чем-то острым, могла поползти. Иван лицо берёг. Старался не касаться его. Боялся новых шрамов.
— Зови!
Девочка подбежала к Ивану, взяла его за руку.
— Иди, тятенька, зовут тебя. Не бойся, он на самом деле добрый. И одежду выдаст, и накормит. Это он так пугает только всех. Выслужиться надобно. Если помягче быть, не выделят ничего. А таких как ты надо на путь добра ставить. Заботиться. Иди, иди… А я пока подготовлю тебе место.
Девочка подтолкнула Ивана к двери, а сама убежала.
«Место?» — удивился Иван. Он не планировал тут оставаться. Да и что за место такое?
— Охо-хо, — воскликнул высокий мужик, сидевший на краю стола.
Его глаза сверкнули. Иван опустил голову. Перед ним стоял бывший церковный дьякон и он, кажется, Ивана узнал.
Второй был незнакомым.
— С каких это пор ты так приветствуешь нищих и чахоточных? — закатился смехом второй.
Дьякон быстро перевёл взгляд с Ивана на своего собеседника и произнёс:
— Вычеркни одежду один комплект, тут не требуется.
Потом присел на стул, взял перо, обмакнул в чернила и грозно спросил:
— Кто есть ты? Откуда? Почему к нам? Надолго?
Иван молчал. Дьякон уставился на него. Повторил вопросы.
Иван жестами показал, что не может говорить.
— Немых нам ещё не хватало, — пробурчал дьякон.
Второй подошёл к Ивану, похлопал его по плечу.
— Занимайся, поехал я! Бывай! — кивнул дьякону и вышел из комнатки.
Когда шаги утихли, дьякон подскочил к Ивану и спросил:
— Ты ли это, Иван! Вот так дела! Какими судьбами ты сюда попал?
Иван пальцем ткнул на свой язык и пожал плечами.
— Значит и впрямь немой, — с сожалением произнёс дьякон. — Но слушать-то можешь?
Иван кивнул.
— Дом твой, значит, разрушен. Поселить тебя в селе некуда. Хочешь, могу пристроить здесь, но нужно работать в колхозе. У меня тут что-то вроде исправительной колонии. Из воровитых нужно сделать честных, из злых добрых. Я смотрю, жизнь тебя потрепала!
Дьякон запер дверь, подошёл к Ивану близко и прошептал:
— Помолимся?
Вытащил, озираясь по сторонам из-за пазухи маленькую иконку, встал на колени.
Его губы беззвучно шевелились. Рядом с ним пристроился и Иван.
Продолжение тут
Заказать бумажную книгу "Зоя" можно тут