Ночь оказалась долгой и беспокойной, ибо во сне мне слышались человеческие голоса, дикие завывания диких зверей, и кто-то постоянно повторял мою фамилию — «Есауло- стной»… И каждый раз я просыпался в холодном поту, со смутным чувством, что во сне кто-то напомнил мне о себе и теперича дразнится этим напоинанием,и избавится от этого призрачного врага я никак не могу. И снился мне нищий интеллигент, который, протягивая мне мдный пятак, пл сутных годах наей юности, и мне почему-то было грустно слушать его (в качестве насельника Интернета — с мобильным или персональнм гадом). И снилось мне каое-то осеннее ненастье, и та самая пустая, без всяких признаков жилья улица, на которой жил нищий интеллигет и кда мы с Сережей подъехали на п а л е в с я х, и кот, который все время думал, будто я пьян, и громко мяукал, когда я звал его к себе. Потом, когда я уже лежал в теплой постели, Сережа вдруг включил телевизор, и на экране я увидел какую-то крупную женщину, беседующую с американским послом. Ее спина казалась вдруг очень знакомой, но я никак не мог вспомнить, где и при каких обстоятельствах мы с ней встречались. Потом дверь открылась, и в комнату вошла бледная и заплаканная Лена. И она совсем не была похожа на ту восторженную девчушку, которую я знал раньше. Она села в кресло напротив и долго глядела куда-то вниз, а я продолжал думать о чем-то смутном и не очень далеком, и не сразу понял, что Лена плачет, и с недоумением повернул к ней голову.