(Это был ее способ сказать Да!? Или, Дора, таким же образом сказала , нет?!)
Невозможно отказаться от знаков индивида, как и общества. И имена индивидов, или то, что отсылает к индивидам, пусть и скорее косвенно, и скорее ссылаясь на некое существование индивида, как и общие имена, видимо, неизбежны для любой попытки сокращения, что стремиться быть предельным. Таким предельным сокращением и является любой набор достаточно формальных операторов символической логики, что сами используются, скорее для удобства обращения к набору аксиом. Имена, что отсылают к тому или иному моменту теперь, в прошлом или будущем, и сокращения, для массы таких моментов, прошлого или будущего. Это лишь один из примеров такого возможного распределения, что популяризирует пару кванторов существования и общности, логики предикатов, умножая ее до четырех элементов. На этой цифре, четыре, предварительно и можно остановиться, в виду возможного требования, чем меньше- тем лучше, коль скоро, для ситуационной логики, даже такая цифра выглядит курьезно, в том отношении, что известного рода постоянных в предметной области исследования может быть намного больше. Совокупность независимых и случайных в этом смысле факторов, это именно эта стихия. Возрастание и приращение, пролиферация степеней свободы, именно это превращает технику в идеологию. Истина тезиса Хабармаса, что был высказан в одной из его работ, в этом смысле не в том, что спекуляция на базисных структурах кроме прочего, и техники, и технологии, это сама по себе идеология, что вполне может быть, как и его критика такой позиции, но в том, что производство р.с., что, в известном смысле, и есть идеология и идеологические отношения, это может быть, теперь, дело техники. 1000 "лотков", если ни тысяча "блюд". Машины, что не только тестируют, но и производят софт для виртуальных водителей автомобилей, что и есть такие алгоритмы виртуальных помощников водителей автотранспорта, это в прямом смысле производители р.с. Как такие - идеологи. Конечно, высказанный в таким прямом смысле, тезис, может все еще звучать легкомысленно. Ибо коль скоро и животные могут быть точками приложения рабочей силы в ее возможной принадлежности, то их порождающие особи, таким же образом могут быть названы идеологами, в особенности в виду обучения молодняка, а нет? Разве не учатся и многие крестные отцы именно у них? И все же, даже если учесть, что таких "учителей"- суперкомпьютеры обучают и теперь глубоко, люди, просто создавая для них программы, дело выглядит совсем иначе, чем оно казалось даже в конце 20 века. Пропасть, что здесь, может просматривается, в качестве образа различия между креативностью людей и исполнительностью машин, может не казаться такой уж абсолютной. В этом смысле картезианство, это двойной захват и двойной капкан. Достоверность тезиса свободы и сомнительность его и ее, абсолютности, отделенности отчасти и образуют это сложное обстоятельство, что может до сих пор быть мотивом для неутихающих споров. Пророк события, конечно находился в суперпозиции смысла. Ради нее, такой позиции, кроме прочего, он и писал такие толстые и многие книги, тем не менее, очевидно, что технологическая сингулярность, вернее, то что было так названо вполне может быть смыслом Ereignis, одним из множества аттракторов, что сами выделяются из многообразия смыслов слов и речей, в честь вздымания.
Что помимо языков программирования высокого уровня может быть в качестве возможной логики, как средства в известной мере, рационального диалога с машинами? Логистика, поэтому, никогда, видимо, не исчезнет с интеллектуального горизонта, даже несмотря на то, что ее снятие в таких языках программирования может выглядеть, куда как очевидным.
И потому искание ситуационной логики, что обладает огромным горизонтом написанных текстов, которые и составляют по-видимому то поле, в котором ее контекстный смысл может быть вполне очевиден, не оставляет в стороне старание размышляющих, коль скоро, разработка такой логики, все еще на пути к ней.
Два, три исходных тезиса таким образом вовсе не призваны реактивировать авторитет каких-либо текстов или использовать этот авторитет в сторонних целях, не изначальных целях, скорее, их роль в демонстрации очевидности возможных аксиом, что когда-то давно нашили себе слово естественных языков. Впрочем, авторитетность текстов, как и истинный предрассудок или предубеждение, если таковые вообще имеются здесь, может быть, не помеха. И потому возможные тезисы, что толкуют возможные аксиомы, это некие очевидности, приведение к которым может быть теоретическим основанием для построения системы постоянных общей логики психологии жизни. "Сильна как смерть любовь", " Любовь изгоняет страх" и "желание- это желание другого", таким образом могут вполне отсылать к возможным аксиомам логики, в виду которых может быть сконструирована система постоянных, операторов по крайней мере в четыре единицы. Пар таких постоянных должно быть, как минимум, две, просто и не просто потому, что, исходя из тезисов может быть по крайней мере, два, относительно независимых фактора, что тем не менее "равносильны". Более того, именно в силу такой равности "сил", или скорее энергий, они отчасти не совместимы, то есть вообще различны. Энергия, это может быть в общем смысле как раз, здесь подходящим все еще образом, количественная мера движения. Постоянные это числа. И скорее в известной мере часть количества может быть ведущей, тем не менее, не манкируя известного рода качеством в единстве меры. Не только любовь изгоняет страх, как можно убедиться и из опыта, но и страх и видимо тот, что сильнейший, смерти, препятствует любви. Но действие последней не прекращается и, вообще говоря, именно поэтому страх может быть преодолен. "На миру и смерть красна". Грош цена была бы все мыслям и идеологиям, если бы идеи не могли стать материальной силой. Труд лечит от страха кроме прочего, и потому, что может быть любимым делом, а не только тем, что приносит сносный доход. Можно и без труда найти и в художественной, и в исторической, и в философской, и в публицистической литературе, множество примеров крайних, предельных динамических столкновений названных факторов, которые Фрейд коротко называл применительно к душевным или психологическим состояниям, динамикой инстинктов. Именно они могут быть скорее всего предметом описания в итерации постоянных. Одними из наиболее критических пунктов, в этом смысле являются, как известно возможная эрекция в атаке на врага и при повешении. Тем не менее, название постоянных трудно даются для утверждения. И именно в виду неограниченного многообразия, как историй, так и теорий. Так чувство уважения было бы просто невозможно, немыслимо, если бы упрощенная схема распределения или именования таких постоянных была бы принята безоговорочно. Как известно, в одной из философских теорий, что первоначально и конституировала уважение, как примордиальное чувство к другой личности или к лицу, из морального долга, в виде свободного к такому лицу отношения, а именно в кантовской, это возвышенная, если не сказать сублимированная смесь, если не амальгама из любви и страха, перед заслугой другого. И простейший ответ на затруднение видится в том, что, или чувства любви и страха не должны быть слишком сильны, ибо таков их предмет, что от этого вовсе не перестает быть великом, но деяния которого скорее благи, чем нет, и потому страх испытывается скорее за это лицо, чем перед ним, что не мешает любви к нему, или они не должны препятствовать друг другу каким-то образом и скорее всего, как раз в потоке сублимации. Возможно, дело шло как раз, и о том, и о другом, и единственное лицо которое действительно достойно уважения, в этом смысле, это Христос распятый. Может быть. Короче, одним словом "амбивалентость", видимо, проблему не решить, коль скоро, логические индивиды или идеи, из множества проблем, никогда не пересекаются с логическими индивидами из множества решений.
Кроме того, известного рода психологизм может преследовать здесь неотступно, как раз в виду этих имен чувств или аффектов, что могу быть задействованы, как названия для пунктов крайнего перехода. А это должны быть именно такие пункты. Ибо речь идет о движении, и его динамике, и это как не странно все еще может быть физика и геометрия. Графы Лакана, наглядная демонстрация такого обстоятельства. Кроме того, общая логика психологии жизни неким образом не может ни находиться в неких равных объемах с общей логикой сюжетного планирования, это не просто в известной мере высший, коль скоро, наиболее выделенный пункт риторики, какова бы она ни была, но и поэтики.
Речь, таким образом может идти о ситуации любой истории, что отличается от логики ситуативной тем, что речь идет прежде всего о истории живого, какового бы они ни было растительное, животное, разумное или цифровое. Притязания модерна, что стремился и стремиться четко отделять жизнь от смерти, в этом смысле могут быть вполне ясны, и намерения не двусмысленны. И потому можно заменить имя Танатоса, в случае кодификации его импульса, на имя власти, коль скоро, даже имя смерти в одной из ее парадигм, не должно было бы присутствовать. Тогда импульс власти стоило бы отличать от Абсолютного господина, от постоянной, именем которой можно было бы быть обязанным Гегелю. Но можно и не делать этого. В таком ином т названного случае, имя Танатоса рисковало бы омонимией, даже в ситуации добавления слова импульс, к одному из названий постоянных в этой паре, что относилась бы к региону существования. Тем не менее, простота подруга краткости, а та сестра таланта, все можно было бы уместить в две пары импульсов Эроса и Танатоса, и самих по себе имен этих спекулятивных принципов.
Сложность, как известно состоит в том, что при каждом нарастании или приращении содержания, в вообще говоря, конечно, не пустые формы чисто формальных аксиом и тавтологий, усложнятся проблема единого во многом, что была затронута в отношении, как раз чувства уважения. Идеи, как логические индивиды, постоянные, единицы логического анализа, исключают друг друга. Как бы мы не делали их историческими , условными, будет трудно обойтись, даже в случае простого ситуативного анализа, когда речь бы шла исключительно о ситуативном априори места и времени, невозможно, в виду известного рода теории растворить межевые разграничения, обойтись без них. Вся сложность, и все борения в дробной геометрии с "гранитом науки", и идут больше частью, как раз за то, чтобы при всей сложности феномена границы не потерять различия, не теряя известного рода непрерывности подобия. Конечно формы жизни могут быть совершено любыми, и образ "Соляриса" тому подтверждение, как и множество рас, что изобретаются теперь в компьютерных играх и кино, и все же вода, сколь бы на ни была чиста, сама по себе, лишь символически живая. Как бы ни сильна была любовь, и как бы она не изгоняла страх, термины логических индивидов, подобно межевым камням или столбам, что было бы странно распологать впритык, не могут даже соприкасаться, они, в прямом смысле пространственно-логически мемориально, для памяти рядом поодаль положены, и все. Тогда как в исходно предложенных тезисах, говориться о известного рода, возможности взаимопроникновения таких динамических условий живого существования. Иначе, кроме прочего динамика инстинктов была бы невозможна. В известном смысле смерти вообще нет, но только Эрос, что господствует в бессознательном психическом, ОНО, в виде чувства удовольствия. То, что называется смертью в таких теориях- это складка жизни, и потому смерть- это ее часть. Это один из возможных аттракторов тезиса о том, что: "сильна как смерть любовь",- от чего вообще говоря не далеко до житейской мудрости о том, что: "любовь зла, полюбишь и…", -и любовь к трагедиям, а не только к комедиям, к "песням козлов", если ни
к повиновению стрелам Амуров, может не отпускать нас. Отсюда, еще раз, можно указать на то, простое и не простое обстоятельство, что "ужас", это возможное имя для теоретического состояния созерцания, что в известном смысле одинаково подходит, как к спекулятивной данности Эроса, так и к Танатоса, коль скоро, и то, и другое, это дело спекуляции, а вовсе не количественное сокращение для множественных состояний любви или страха. Вот почему, кроме прочего, тексты Кьеркегора можно и действительно отчасти интеллектуально роднить с тестами будущего пророка События. "Страх и трепет", "Бытие и ничто". Тем не менее, возможность, в виде идеи или логического термина, стоит отличать от действительности. И коль скоро, это так, то первая, как раз, и может быть смертью в известном определении, в одном из терминов, в нумерации предикатов составляющих определение последней, тогда как действительность может быть абсолютностью индивида в его существовании. Таковы, в известной части, возможные следы долгой традиции презрения к телу и телесной жизни, что тянуться еще со времен платонизма и неоплатонизма. Смерть- это избавление от рабской жизни, в том числе и рабской жизни господина, коль скоро пребывание в смертном теле сродни тюрьме, и предварительный путь к ней- теория. Александр Кожев, не случайно, так пристально вычитывал Гегеля на предмет таких следов. Тем не менее, смерть может остановить неуемную волю к власти индивида, тем более в позитивном смысле, если такая воля действительно социально опасна, и кроме прочего, в виду его полной уверенности в своей святости. Быть ограничением несовершенства, в том числе, и самого по себе совершенства, в его уязвимости перед лицом императива морали, стало участью смерти, видимо, и после Канта. Теперь, это может быть куда, как очевидно, вирус Ковид 19, стремиться к совершенству. В известном смысле парадокс таких возможных объектов состоит в том, что борьба с ними - совершенствует их. Стратегии такой, а вернее стратегии упразднения видов живого, поэтому должны быть на уровне сложности жизни. Отпраздновать жизнь, вот что здесь могло бы быть важным.
Возможность, как, ни род или ни вид, но как логический индивид- это смерть и/или ее кодификация. Просто и не просто потому, что ее может быть все больше без всякой, какой-либо связи с действительностью. Но таковы могут быть все сущности трансцендентальной феноменологии, и ее региональных онтологий, если конечно сразу не принимать во внимание различие между формальными и материальными регионами. Э.Гуссерль, едва ли ни совершенно обошел все это вниманием, и видимо действительно мог быть в ярости после выхода "Бытия и времени", что видимо никогда не оставляла его, как и ее благородство, кроме прочего в стремлении справиться с ней, в 45 тысячах страниц рукописей рефлексии. Не менее сложно дело обстоит с тем, что: "собственник рабочей силы смертен", - и принадлежность р.с., не важно, к: животному, человеку или цифровой электронно-вычислительной машине, некоему "Асику", если ни к кибернетическому организму, равно не делает истинным обратное, коль скоро, все эти роды сущего могут быть признаны смертными. Иначе говоря, помимо импульсов индивидных состояний, что явно проявляются в выше упомянутых афоризмах, могут быть как минимум, гнев, если ни испуг, и ярость. И число постоянных может возрасти до шести, то есть, в известном смысле до большого числа, коль скоро, и число "пять", уже может быть признано таким - большим. Иначе говоря, вопрос ситуационной логики может быть тем же, что задает иногда Далай-Лама,- каким образом Вы справляетесь с гневом? Гуссерль помниться говаривал, что от рефлексии- тот гнев, тает и испаряется. Буд то бы рефлексия - это настоящий котел для гнева. Но в виду исторических анекдотов из жизни великих людей, кроме прочих и из своей жизни, что рассказывает иногда Далай-Лама, этот ответ сможет выглядеть забавным и наивным. Так, как если бы достаточно было бы похлопать в ладоши, с тем чтобы все перестали бы грешить или гневаться. Подобные состояния обладают известного рода инерцией, что препятствует их непосредственному обращению к созерцательной рефлексии,- и потому их часто называли "пассивными",- и что око умозрения должно видимо тут же испепелять, высушивая мокрую от аффектов душу? Нет, все не совсем так. Кроме прочего, не раз воспетая в истории ярость благородная, скорее искомое состояние, чем то, что требуется преодолевать путем рефлексии. И скорее, преодоление страха через, кроме прочего моральную рефлексию перед лицом своего другого, позволяет достичь такого яростно благородного гнева, что видимо и может сопровождаться упомянутой эрекцией коль скоро, как и любовь такое состояние изгоняет страх, и/или, если оно ни нисходит с небес, как божественный импульс, без всякой задней мысли и, как раз, вровень с ситуацией. Но именно это, как раз и может составлять вопрос или, если угодно проблему шести. Что явно отсылает к тому, что этик ("лотков" или "блюд") может быть не одна, что преимущественно со времен Августина в европейской традиции кодируется в виде этики свободы. Но что натуралистические этики могут исходить из игры де низменных инстинктов, как соотношения этических принципов. Тема, что была ярко высвечена, в том числе, и М. Вебером в демонстрации различия этики воинской доблести и христианкой добродетели. Без причинное насилие, известным образом вкусное (раса) от получаемого то него удовольствия, это тема затрагивается, пусть и скорее в легкомысленном произведении, и все же, косвенно, но что упомянуто в названии. Зачем римский солдат убил Архимеда? И видимо, это поступок трудно объяснить иначе, кроме как импульсом, что не был продуман, что бы ни было его кажущимися мотиваторами, как и любое явное превышение полномочий такого рода.
С абстрактностью третьего возможного тезиса, как может быть известно относительно сильно разобрался Лаку-Лабар толкуя Жирара. Не вопрос, если речь шла бы о теории истории или даже ее философии, но речь может идти о логике, о простирании логистики в тему истории и психологии. Абстрактность тезиса, как его формальность, может быть просто сокращение для искомой непрерывности либидинозно- миметического континуума, отрицать субстрат, которого, можно, но в таком случае, кроме прочего, едва ли не вся терминология психологии 20 века может быть просто отброшена, коль скоро, не будет фигурировать даже желание. Игнорировать же сам феномен, кроме прочего, и следования фоловера в сети, которыми кстати, в известном смысле, путь и вне сети, были оба спутника Сталкера, в знаменитой Зоне, может быть просто глупо. Исключительная участь "собаки Павлова", может поджидать легко. И дело не в исключительной предосудительности такой позиции, что как раз может и не дисквалифицироваться, - спрашивал же Хэфнер, почему плохо быть животным, - но в возможной замкнутости в таком состоянии, в не возможности, совместимости и независимости, с любым иным и от любого иного, что могут быть действительны для человеческого существования, что встреным образом, могло бы быть странным исключать всеобщим образом. Не вопрос, коль скоро, термин "условный" может дать все в своей суперпозиции смысла, спору может не быть, соотношение условных и безусловных инстинктов, может быть вполне себе обоснованная параллель к различию, между энтропией и негативной энтропией, и далее к различию, диссипативных и не диссипативным систем, живых и мертвых, все это достаточно легко может быть уложено в иерархию олигархической геометрии и любви к ней. Коль скоро, де без последней, олигархии, в том или ном виде, видимо обойтись таким же образом трудно, как без демократии, в известном смысле, то почему нет. И все же, дело видимо не только в литературной премии Гете, что выдали Фрейду, или в неуемном стремлении множества бихевиаристов и бихевиоризмов, превратить всех в послушных исполнителей технократического технологического чуда, что, коль скоро, не удается, то и все попытки какого-либо анализа никому неизвестных в физике видов энергии, могут от обратного пресекаться. Можно просто и не просто, еще раз посмотреть на стойкость электронной собаки на льду. То, что она видимо и не догадывается о том, что ее стойкость перед смертью, поломкой ее машины может быть знанием о знании о той, и есть именно моральная категория, не делает ее поведение непохожим не условность поведения собаки, которая конечно не имеет языка, в том смысле, в каком об этом можно узнать из кино "Финч", но, что, тем не менее, большей частью условно ситуационно, если ни инстинктивно. Тормозить подобным образом полет мысли о том, что мысль де может знать о своем знании о смерти, что то больше чем этот афоризм, и потому ее рефлексия трансцендентальна, было модно, Хомский и совсем недавно по историческим меркам, часто кажется на взгляд его собеседников модераторов видимо был бы ни прочь притормозить наиболее рьяных, простым указанием на то, что пользование обыденным языком не может быть редуцировано к дрессуре, но для этого вовсе не требуется допущение многого из того, что допускалось в философиях идеализма, и это не допущение избытка сущностей, вовсе не исключает морального фундаментализма. Нельзя сказать, что он проиграл М. Фуко, скорее победил любящий спор самой сути дела, он не борется с моральным релятивизмом, потому что его, по его мнению, не существует, как видимо и геометрии, это абстрактная категория теоретической этики. Таким же образом и религиозный релятивизм, видимо, не проблема, и скорее, можно иметь дело с многообразием молчаливых фундаментализмов, кроме прочего и атеизма, которым, тем не менее, есть, может быть, что сказать. Все это, однако, не делает не верным, что именно таков, в виде знания о знании, может быть смысл тезиса о желании, как желании другого. Сложность, кроме прочего в том, что даже смерть индивида может не поколебать реальности общественных отношений, совокупность которых и составляло его качество быть человеком. И вопрос может быть, и конечно мог быть, и таким, почему, какие-то универсалии совместимы с номинализмом, а другие нет, только ли потому, что они обладают привилегией называться "общественными отношениями"?
Кроме того, даже если Ваша критика обладает неотразимыми аргументами, Вам не удастся трансцендировать свободу другого. И дело за малым, за такой свободой. Видимо и у Жирара была ее малая толика. Может быть.
Тем не менее, сколь бы ни был презрена статистика от ее возможной смежности с ложью, без нее трудно ориентироваться в современном обществе. Иначе говоря, одно из значимых возражений для простейшего решения, предложенного выше состоит в том, что если бы ни хотелось давать имена Древнегреческих богов из Древнегреческой мифологии, совокупностям статистических данных, то нет. Ибо, видимо, если речь и могла бы идти о сокращениях, то как уже стало ясно, это не могут быть исключительно количественные сокращения для состояний страха или полового возбуждения, просто и не просто потому, что такие статистические данные, просто и не просто, трудно получить и теперь, во времена всевидящего, ока и уха, сети Интернет, и коль скоро, страх, это субъективное состояние, о котором может быть и только субъективное свидетельство, но скорее подходили бы имена, что отсылали бы к множествам многообразия любых таких возможных статистических данных, в: психологии, биологии, социологии, истории, общественном производстве, пусть бы и те, относительно четко делили бы их на две отчасти и не сводимые группы, ибо, коль скоро, речь зашла о логистике, то попарно не пересекающиеся множества не только могут, но и должны быть в игре.
Но для возможной логики, все это может быть стороннее. Это, могут быть гипотетические предположения об области значимости не более того. И дело видимо могло бы состоять в том, что вся мощь формальной комбинаторики, теперь, была бы направлена на развертывание смыслов непрерывности желания, континуума. Вот почему эти названия могут быть так важны. Известного рода имманентность смысла этих слов, что конечно отсылает к отношениям, и есть предмет анализа. И потому весь расклад мог бы быть и таким, два импульса, производства и контр производства желания, и в качестве коррелирующих общностей, само по себе желание и его фрактал. Сложность, таким образом, что здесь может быть, в том, что желание приводиться только во фрактальных распределениях, и потому можно получить не две параллельные по вертикали бинарные структуры, что противоположны, но как раз пересечение по диагоналям. И потому, то, что мол приходит на смену Танатосу в АЭ, это, видимо, тело без органов, то есть здоровье, имманентность неведения о внутренних органах тела, просто и не просто потому, что они не болят. И таким образом импульс производства желания мог бы коррелировать с его фракталом, а само желание было бы как раз серым веществом кары головного мозга, симметрией, что не тревожиться красным цветом возбуждений такой кары, являлось бы покоем его контр производства.
Что ж, видимо результатом таких возможных размышлений могло бы быть то, что спаренная структура четырех, могла бы пробегать по множествам различных многообразий, групп возможных терминов, всякий раз раскрывая разнообразие возможных отсылок. Но видимо такая работа, в ее относительной возможной завершенности, это скорее могло быть всегдашним делом цифровой нейросети, которой задают очередное распределение исходных, входных данных.
"СТЛА"
Караваев В. Г.