-Катарина!!! Катариночка!!! Отзовитесь, детка, после заката здесь очень холодает, вы простудитесь. Катарина….
Катарина действительно озябла, ее просто колотило, от холода стучали зубы, а пальцы на руках и ногах так заледенели, что ломили, как будто она сунула их в стылую воду. Задремала она на этом берегу, что ли, иначе как могло получиться, что она сидит тут в темноте, одна, прямо на холодном песке. И в памяти мелькает что-то, картинки странные - то ли сны, то ли воспоминания детства… Не иначе эти ласковые твари, лекари местные суют что-то в напитки, и это что-то здорово корчит мозги.
-Катарина… девочка, отзовитесь.
Голос был немолодой, не злой, искренне обеспокоенный, и Катарина было подалась ему навстречу, но цепкая рука ухватила её за локоть, остановила. Худенькая мордашка Женьки была встревоженной, но она улыбалась, всматривалась в глаза.
-Что? Вернулась? Не смогла? Ничего, привыкнешь, поймёшь, что лучше оставаться там. Выстроить свою жизнь заново, не каждому дается такой шанс, а тебе повезло. Главное, не повторять моих ошибок. Я ведь тоже не смогла… Вот теперь переходная. Не там, не здесь. Нигде. Нет меня.
Женька чуть скривила лицо, так делают дети, перед тем, как заплакать, но справилась, снова улыбнулась.
-Давай, отзывайся, коль уже вернулась. Та бабка, которую к тебе приставили ого-го. Из тех, что мягко стелет, да жестко спать. Любимая сотрудница Ивана этого поганого, он её не каждому даёт, избранным. Достала ты его, пожалуй.
Женька ступила прямо на воду, проскользила по темной, отливающей кое-где серебром глади и исчезла в прибрежных кустах на той стороне спящей реки.
Катарина как будто очнулась, причём выдернули её посреди хорошего сна, выдернули грубо и жёстко. Она тупо смотрела на приближающуюся женщину, скорее даже старушку - седую, морщинистую, но довольно белокожую и румяную. На ней ловко сидел накрахмаленный, серо-голубой халат и, несмотря, на лёгкую сутулость, бабка выглядела изящной.
-Ну, слава Богу, дорогая. Нашла я вас. А то Иван уже просто рвет и мечет, собирается издать приказ о запрете поздних прогулок. Но мы же не хотим с вами этого? И вряд ли кто из гостей с этим смирится то же. Так что пошли, пошли, дабы не нагнетать обстановку. Давно пора спать. Меня, кстати, зовут Маргарита. Люблю свое имя.
Катарина позволила себя ухватить под локоток и повести в сторону корпуса. Она чувствовала кожей, сопротивляться нельзя.
В палате (номере, как стыдливо называли их камеры сотрудники) было чисто, свежо, уютно и ароматно. Чашка какао и маленький кекс составляли милую компанию свежему женскому журналу, апельсину и изящной пачке сигарет, курить здесь не запрещали. Маргарита по старушечьи протопала мелкими шажками в ванную, попробовала воду сухим пальчиком, развернула и повесила свежий халат, подтолкнула Катарину внутрь.
-Купаться, купаться. Не тянуть. Какао холодное становится невкусным. И спать…. Спать… Завтра вас записали на приём к психологу. У нас новый, прекрасный, удивительный доктор. Вам понравится, милая.
Катарина послушно выполнила все процедуры, выпила какао с очень нежным и ароматным кексом, вышла на балкон и закурила. У неё странная штука происходила с памятью. Перед глазами мелькали отрывистые кадры немого кино - красивая девочка с косой, стройный смуглый мальчик… А потом муж… С такой глупой и не искренней миной… с дурацким букетом наперевес. Неужели все это было с ней?
…
Где-то на пятой затяжке картинки начали тускнеть, пропадать, таять. Катарина затушила сигарету, закурила новую, села в кресло, хотела было прикрыть глаза, но небо было таким отчаянно - фиолетовым и звёздным, что что-то снова щёлкнуло у неё в голове, повеяло ароматами степи - увялой полыни, цветущей ночной любки и вот-вот бы она вспомнила… Но такой знакомый голос развеял морок, и Катарина вдруг поняла, как же она по нему соскучилась.
-Много куришь, королева. Две подряд много для такой хрустальной женщины. Я тут заныкал пару кексов и шоколад, бельгийский кстати. Пустишь?
Катарина улыбнулась (опять он совращает её едой) , удушила чуть прикуренную сигарету в изящной пепельнице и пошла открывать дверь.
…
Дверь в кабинет психолога была массивной, добротной, украшенной стилизованной под старину табличкой, на которой, вся в вензелях, красовалась фамилия и инициалы - "И. М. ЛУРЬЕ, психиатр, психолог, доктор медицинских наук". Милая, тонкая, как тростиночка, очень коротко, под мальчика стриженная медсестра, пригласила Катарину в кабинет, усадила её в мягкое кресло, налила в высокий хрустальный стакан воды и поставила её на столик рядом.
-Чуть подождите, Катарина. Доктор всегда настраивается на новый приём. Ровно три минуты. Он видит вас, здесь специальная камера. Это очень эффективный метод, вы сразу начнёте работать вместе, в одной струе…
Доктор вылетел пулей, видимо ровно через три минуты, пролетел на бреющем полете мимо и прыгнул (именно прыгнул, иначе и не скажешь) за свой стол. Уселся на высокий стул без спинки, уставился Катарине куда то в область переносицы, хрипло брякнул.
-Игнатий Митрофанович. Будем знакомы, Катарина.
Катарина почему - то удивилась - надо же, при такой фамилии, такое имя. Больше ничего в голову ей не пришло.