Возможно, это и не самое лучшее произведение Бориса Пильняка – «Человеческий ветер». Но из тех трех рассказов, что включены в сборник, а других у меня под рукой нет, этот – лучший.
Начинается рассказ огромным абзацем, посвященным довольно банальным рассуждениям на тему: десять лет человеческой жизни – это много или мало. Внятного ответа на этот вопрос мы от автора не получаем. Да и как на него можно ответить?
Дальше, правда, дело идет значительно лучше, в чем сможет убедиться читатель, если не испугается слишком серьезного приступа в начале.
Иван Иванович Иванов, сильно пожилой человек, в прошлом не то земский статистик, не то преподаватель гимназии, а ныне непонятно кто, скромный житель небольшого городка, оснащенного деревянными тротуарами и огороженного деревянными же заборами вдоль улиц, проживает в домике с «тяжелым запахом жилья в сенях»; за низкими окнами в саду – бурьян, крапива, лопухи, белена; в комнате стоит продавленный кожаный диван, за диваном годами копятся окурки. Антураж невеселый.
Чем же занимается Иван Иванович?
Не открою большой истины, если скажу: чем дольше человек живет, тем большее место в его жизни занимают воспоминания в сравнении, например, с мечтами. Это и логично: позади времени становится все больше, а впереди - все меньше.
Воспоминаниями и заполняет свою жизнь Иван Иванович.
Галерея открывается воспоминанием о той осенней, дождливой ночи, когда он прогнал свою жену. Причина классическая – супружеская неверность. Жена повинилась, просила простить, объясняла измену «наваждением», напоминала о прежней любви и о ребенке – малолетнем Иване. Иван Иванович был непреклонен. «Ступай вон!» – сказал он жене, при этом грубо и, скажем прямо, довольно-таки пошло пошутив.
К удивлению Ивана Ивановича, жена и в самом деле ушла из дома, прихватив сына. Еще сильнее он удивился, когда осознал, что жена ушла совсем – не помогло даже огромное письмо, переданное им с незнакомой бабой, пришедшей забрать вещи жены и сына. Ответа на письмо не было. Через несколько дней он узнал стороною, что жена уехала из города – «куда-то по железной дороге, со всеми вещами, должно быть навсегда. И она на самом деле уехала навсегда. Больше Иван Иванович никогда не видел ее».
Еще через три года до него дошло известие, что она родила еще ребенка, мальчика, назвала его Николаем и фамилию дала – Иванов.
Дальнейшая жизнь ее сложилась непросто, и была похожа, по словам автора, «на очень яркий, пестрый, красный платок, на цыганскую шаль, которую навертели на руку, завихрили около ночных, загородных домов, свечей, около мутных рассветов. Эта шаль пропахла многими табаками и духами, но от давних дней в запахе ее затаился запах человечины. Потом эта шаль развивалась, упала – и упала она в очень мусорный московский пригород, в очень удушливый человеческий мусор».
Вот как хотите, так и понимайте. Понятно лишь то, что хорошего в этой жизни было явно недостаточно.
Старший сын, Иван, воспитывался в провинции у сестры. Напомним, что папа его – это тот самый Иван Иванович, воспоминанием которого началось повествование. Младший сын, Николай, жил сначала с матерью, но потом был отдан в приют и уже там, в приюте, в гулком каменном коридоре, «узнал муку падучей». Об отце его известно лишь, что он – негодяй, потому что «только негодяи могут осмеливаться родить больных детей». Себя мать давно уже считала негодяйкой.
После рождения сыновей роль матери была исчерпана, и автор позволил ей умереть; и умереть достойно, «сумев оставить в детях, и в Иване, который жил далеко и был здоров, и в Николае, который жил рядом за приютскими заборами и был болен падучей, – она сумела оставить в них любовь и уважение к себе». Вот только не понятно, каким образом она смогла это сделать.
Шли годы, братья росли и взрослели. Иван написал брату письмо, Николай ответил, у них завязалась переписка. Более всего они рассказывали друг другу в письмах о матери, обо всем, что сохранила память. Эта общая память и связала их накрепко.
Известно, что общая память связывает людей надежней всякого каната.
Когда Ивану исполнилось четырнадцать лет, тетка рассказала ему об отце. Иван написал Николаю, что у них есть отец. Эта весть странно отразилась на Николае: «он замечтал об отце, глубоко спрятав мысль и мечту о нем». Иван написал отцу, отец ответил длинным и нежным письмом. Иван переслал письмо отца Николаю. Николай написал отцу, и тот ничего не ответил ему.
Иван Иванович продолжает вспоминать. Перечитывает письма от сыновей; оба письма начинались одинаково: «Здравствуй, дорогой мой папа». Вспоминает, как помолодел лет на десять, прочитав письмо от Ивана; и как всколыхнулась в нем давно забытая ненависть к жене и к той промозглой осенней ночи, когда распечатал письмо от Николая и понял, от кого оно.
Братья сговорились встретиться в том городе, где жил отец. Николай приехал на несколько часов раньше и не утерпел – отправился в гости к папе. Папа, как только выяснил, кто перед ним, тут же отправил самозванного сына приблизительно по тому же адресу, что двадцать лет тому назад его маму. Выпроваживание непрошенного гостя сопровождалось грубыми и опять-таки пошлыми выкриками в адрес нежно любимой сыновьями покойной мамы.
Спустя несколько часов братья встретились в гостинице. «Впервые встретились два брата, два человека, никогда не видевшие друг друга, но с первых дней своего сознательного детства знавшие все друг о друге, – они говорили о маме, которую один из них помнил. И для того человека, который жил в этом же городе, к которому они приехали, у них было сухое слово – негодяй, – негодяй, который осмелился посягнуть на память матери».
И последнее воспоминание Ивана Ивановича. По перрону вокзала идут двое: один невысокий, с поднятыми, как у инвалида, плечами, опирающийся на палку с резиновым набалдашником; другой высокий крепкий военком со шпалами в петлицах, запряженный в ремни от сабли и револьвера, белокурый, румяный, невозмутимый. Николай и Иван, родные братья. Безотцовщина. Батя скромно стоит в толпе провожающих. Подошел поезд, постоял, посвистел, пошумел и скоро уехал.
Была осень, по улицам гулял пронзительный ветер, по деревянному тротуару в свой неуютный домик шел маленький, дряхлый, седой человек. Никому не нужный.
Резюме: никого не бойся, худший враг человека – он сам. Было у человека два шанса в жизни, и ни одним он не воспользовался: ни жену не захотел простить, ни сына, хотя последний и виноват не был. Дважды в жизни лишился семьи.
P.S. В рассказе есть идея, есть чувство, но на мой взыскательный вкус многовато носится по страницам запаха «человечины». Что это за «человечина» такая? Каннибализмом попахивает. Ну, напиши просто, как Гоголь Николай Васильевич: сильно отдавало запахом жилого покоя. И все будет понятно.
