— Вот Вы мне объясните, Д'Артаньян, почему Вы всегда спите днем?
— Да потому что ночью спите Вы, Портос!
— Ну и что?
— Да Вы храпите, как табун лошадей!
Несмотря на кажущуюся решимость, у Милы всё время что-то внутри живота дрожало и ныло.
«Что теперь подумает обо мне бабушка, мама, свекровь? Что я … проходимка? Легкомысленная? Сразу другого мужчину себе нашла и к нему переехала? Но что же случилось с мужем? Боже, как это отвратительно, быть такой … черствой. Мне ведь даже не жалко его. Надо представить, как он лежит со сломанной ногой. А лучше с позвоночником …
Нет, его мать была бы в истерике, наверное у него просто легкое сотрясение. Иначе она бы кричала, что я у била её сына или оставила калекой.
Надо выйти в тамбур, позвонить Саше, если он ответит… Что значит, если? Он точно ответит! И почему это я решила, что мне надо выходить, чтобы общаться с Сашей? Нет, он от Катьки не скрывал своих мечтаний о разводе, я тоже скрывать не буду. А моя свекровь мне больше почти не свекровь. Как только связь появится… Ну вот, придется звонить. Саша, получается, очень хитрым оказался, а поскольку я решила уйти навсегда, он решил сделать ход конём! Еще одну попытку меня вернуть, вызвать жалость».
Услышав томный скулящий голос мужа «Милочка, Милка, это ты?», Милана испытала такой душевный дискомфорт, что хотелось сразу прервать разговор и выключить телефон еще на пару дней.
– Конечно я! Или ты удалил мой номер из контактов и теперь к тебе звонит незнакомый? Что у тебя случилось?
Раздалось пыхтение и ст оны, казалось он там поворачивается и чем-то еще скрипит.
Саша молчал, поэтому Мила спокойно уточнила:
– Надеюсь, ты не бежал по дорожке, и тебе не перерезало ножки? Если что, я не приведу к себе зайку такого больного и хромого.
Пусть доктор пришьёт тебе ножки, Саша.
С меня хватит…
Мама твоя рядом? Рядом. Она все время с тобой, дай мне пожить своей жизнью!
– Внутренний голос уже давно твердил мне, что с этой женщиной нужно расстаться, но я всё тянул, всё не мог, всё любил…. И вот она - расплата. Ты даже не волнуешься за меня.
– Саша. Я не волнуюсь, потому, что твой внутренний голос по имени Антонина Вадимовна позвонил мне и сообщил, что во всём виновата я, чтобы не смела телефон выключать. А еще твой внутренний голос назвал меня очень плохим словом!
Если бы ты почти умирал, твоя мать бы меня точно не позвала в боьницу! – сказала Мила.
Она точно знала, что Антонина Вадимовна, как только разбогатела, всеми фибрами души возненавидела «приживалок» и «пиявок», к тому же назвала ее собачьей кличкой. Мила переспросила на всякий случай, из вежливости, – Что у тебя сломано? Позвоночник? Нога? Что случилось?
– Меня на повороте … занесло!!! Я гнал к тебе, обратно, к твоему бомжу. Он же … похож на бродягу! Мила, как ты можешь с этим грязнулей... Ужас, как противно!
– Это креативно, а не противно. К тому же со мной уже … совсем другой человек рядом, ты даже не представляешь, какой! – с улыбкой ответила Мила, глядя на Прекрасного Петровича. – Я тогда не буду к тебе в больницу приезжать, раз не говоришь, что с тобой. А зачем ты ждал возле дома Петровича?
– Я приехал обсудить с ним детали твоего переезда к нему. Как мужчина с мужчиной.
– Саша? – спросила Мила, хотя отлично поняла, что имел в виду муж. – Ты хотел с ним подраться? Это не в твоем стиле. ... Или ты своих друзей привез?
– Это неважно, я привез биту.
– А что так? Друзья отказались тебе помогать? Все уже знают, что ты меня бросил… Жаль они не знают, что тебя, как кота или пса стерилизовали по твоему желанию! Но это поправимо, я приеду и всё им расскажу!
– Мила, может быть, ...Ты же не будешь мне угрожать, что посвятишь всех общих знакомых в наши личные супружеские отношения?
– Ты давно хотел развестись, сказал мне об этом, какие супружеские? Нет, пусть уж все наши общие знакомые, и мои личные знакомые будут в курсе. – Мила посмотрела на Петровича, который осторожно развернул бумагу, откусил булку с сосиской, а потом завернул её обратно так же осторожно, почти не зашуршав.
Она снова улыбнулась, а Саша продолжал жужжать на ухо.
– Я недавно захотел … развестись. Когда узнал, что ты там… начальствуешь с мужиками! И если ты не приедешь, я клянусь, что разведусь с тобой без твоего согласия!
На самом деле ехать в больницу к Саше Мила собиралась только если он сильно пострадал. А мириться она точно не собиралась. Когда муж ушел, Мила две недели просто умирала от тоски. Она начала нюхать и целовать рубашки мужа и доцеловалась до того, что увидела там помаду. Милана от этого так горько завывала и плакала, что постучалась бабушка соседка, увела её к себе, отпоила чаем и сердечными каплями. От них она смогла хоть немного поспать.
Бабушка, Есения Ивановна, ей объяснила, что увлечение Саши может быть временным, и только ей решать прощать его или не прощать.
Милу она долго уговаривала, объясняла, что помада на воротничке бывает у многих пар, которые женятся со школьной скамьи, и это гораздо меньшее зло, чем пьянство, мордобой или маленькая зарплата. При этом Мила не понимала, как можно боготворить женщину и вот так спокойно её оставить. Вычеркнуть из своей жизни, исчезнуть и не отвечать на звонки, сообщения, просьбы.
«Он начал отвечать, когда прошло десять! Десять дней!!! «Не бросай меня, Саша!» просила я, а он сразу отключал звонок».
Сейчас его сообщения и голос, которым Саша пытался Милу вразумить злили просто до звёздочек перед глазами.
– Без моего согласия? Не дождёшься! Я согласна! Наши отношения закончились, Саша!
– Закончились?! Что ты сказала? – возмутился Саша злым голосом начальника. – Может, у тебя с твоим бомжом все закончится? Как только у нас получилось недоразумение, ты сразу в кусты, как …. Мила! Подумай, что ты делаешь! Ты же умная женщина. Да он на съемной квартире живёт! Твой бомж! Ты знала? … Знала?
Мила посмотрела на Петровича и на бабушку напротив. Они кивнули оба, бабушка улыбнулась.
Тогда она выдохнула и замолчала, чтобы успокоиться, а потом тихо произнесла:
– Или ты сейчас же скажешь, что у тебя сломалось, или… это будет наш последний разговор!
– Я же сказал.. меня занесло…
– Да, ты прав. Занесло. На твоей сиреневой рубашке помада. Тебя… очень далеко занесло.
– А если бы у меня…
– Пока, Саша.
– У меня ссадина на лбу, её зашивали! Наложили два шва! И сотрясение.
– Тогда лежи, тебе вредно много разговаривать! Пока, Саша!
– Милочка, надо говорить «прощай, Саша». – Посмотри, как твой молодой человек переживает!
Петрович переживал незаметно, он просто насупился, как всегда, и сделал серьёзное лицо. Но без кустистой бороды и заросшей шевелюры, как у пахаря на древней Руси, его суровость выглядела комично, и Мила снова счастливо улыбнулась.
Он осторожно взял у неё из рук телефон и вместо телефона вложил туда единственный хот-дог, который Мила в последнюю секунду попросила купить. Ей почему-то хотелось именно хот-дог, а они опаздывали на поезд и второй просто не дождались, убежали.
— Милан, ты извини, я что-то разволновался и откусил.
— Ничего! Пополам съедим! Я так рада, что ты со мной сейчас… А ты …Тебе не жаль?
— Жаль… – Петрович томно вздохнул, его глаза затуманились, и он осторожно поцеловал Миле руку.
— А почему? Ведь это только на два дня, Петрович. – расстроилась Мила. – Это только … Мы завтра уже поедем обратно…. Я съеду, Гриш, не волнуйся.
— Как это? А как же я?
— Ну… ты … пожалел?
— Мне жаль, что у меня съемная квартира, но я не совсем бомж. Я могу взять ипотеку. Мил, ну что такое … квартира. Он у тебя богатый, да?
— Он у меня подлый.
— Мне жаль, что я … не дал ему в печень. Не показал, как надо уважать тебя и… любить… защищать…
— Фу, мне даже душно стало, я думала ты пожалел, что мы поехали.
— Я бы тебя… увез на край света и … обнимал тебя… моя маленькая. Жаль, что я не дал ему.
Милане невероятно сильно захотелось целоваться, так сильно, что она откусила хот-дог и прилегла Петровичу на плечо.
Петрович тут же обнял, тут же прижался щекой к её волосам.
В его руке завибрировал мобильный Миланы.
Катя.
Милана вздохнула и проговорила:
— Она уже всем на работе сказала, что мой муж будет её. Я так рада!
– Я бы на вашем месте так шуганула ее! – подхватилась бабушка, сидящая напротив и внимательно наблюдавшая за их парой. - Ишь …. Моду взяли! Мужей присваивать! Повадились… А этот у тебя - просто клад. Только прическа шибко петушиная!
— Мы, оказывается, не подруги совсем… Дай мне телефон, Гриш.
— Не отвечай, Милан!
— Надо! Не могу же я … Я хочу сказать ей… Знаешь, однажды мы на мой день рождения у нас сидели, был уже первый час, и она зачем-то сказала Саше, как другу: "проводи меня домой, это рядом". А он сказал, что мы вместе проводим. Если бы у них что-то было… Я тогда подумала, что Катька так смотрит на него… ненасытно….
— Дурёха, мужики они знаешь, какие хитрые? – сказала бабушка и поправила очки, – При жене они знаешь, какие хорошие? Он себя не выдасть! Специально не пошёл!
— Думаете?
— Уверена!
— Милан… Ты не вспоминай о нём при мне, ладно? Я понимаю, как тебе больно, но слышать об этом не могу. Я же представлял, какой он с тобой, злой такой … Мне что-то душно. Я же люблю тебя. А ты о нём думаешь. Люблю, понимаешь?
Мила кивнула и улыбнулась. Как раз так, по ее мнению, и должен был сказать нормальный мужчина. Ей было очень приятно, что Гриша именно такой.
У Миланы еще совсем недавно была своя жизнь. Раз-два-три. Муж- работа — юбки и заколки.
Любимый муж Саша. Высокий, стройный, ласковый. Она любила его, про себя знала, что она - однолюбка, верный человек.
Она сначала никак не могла уговорить его и забеременеть, потом получилось, а потом с ума сходила от того, что врачи заявляли: вы здоровы, но так бывает - «Замерла». Она «замерла». Всё замерло. Дочь, жизнь, и сама Мила. А оказывается, он совсем не хотел. Настолько не хотел, что замерла жизнь.
— Гриш, а ты точно хочешь ребенка? – прошептала Мила.
— Точно хочу. – прошептал он в ответ.
— А получится?
Петрович запыхтел и заёрзал.
— Поженимся и … попробуем.
Через три часа они уже с огромными пакетами стояли на пороге дома.
Мать и бабушка встретили радостно, племянница Дашка прижалась к Милане и с удовольствием рассматривала Петровича, которого обнимали по очереди. Миле сразу стало хорошо. И она всё время, каждую секунду думала о поцелуях.
«Хочу ощутить себя, как в раю! Не могу дождаться! Господи, я ли это?»
— Гришенька, кушать садитесь скорее — суетилась вокруг Петровича бабушка, то и дело поглядывая с улыбкой на мать, — Я Милочкины любимые котлетки пожарила, и блинчики с сыром, зеленью. Всё, как по рецепту. А вот картошечка, огурчики свои. Гости дорогие. Мила, какой же он аккуратненький, да такой славный.
Котлетки у бабушки таяли во рту Петровича, он смущался, отламывал небольшие кусочки, пока Дашка не сказала:
— А Милана знаешь, как может? Целую котлету ам и съесть! И чесноком закусить! И луком! А потом соком томатным запить! А ты сможешь?….Дядя Саша, милая у тебя пическа! Тебе идет!
Дашка унеслась в комнату, а Петрович удивленно вскинул брови.
Мать небрежно махнула рукой.
— Не обращай внимания. Редко приезжает, мы уж и сами забыли, как он выглядит!
Ужин прошёл в тёплой атмосфере: Дашка посидела у Петровича на коленках, время от времени показывая, что он еще хочет съесть, а что дать коту. Мила улыбалась, а мама хвалила аппетит Петровича и старалась подложить ему добавку.
— А можно я у вас ночевать буду? А то скоро мама за мной пиедет… А я не хочу. Я с дядей Сашей хочу. — начала просить Дашка и зевнула.
— Дашенька, это Гриша. — с улыбкой сказала Милана, а мать и бабушка переглянулись.
Даша погладила Петровича по голове и сказала протяжно:
— Дядя Са-а-аша.
Петрович погладил кота, усмехнулся и посадил его на второе колено.
— Вы любите кошек? – спросила мама изумленно и посмотрела на Милу, потому, что Саша ненавидел кошек и кошачью шерсть. Он начинал сразу чихать.
— Я всех животных люблю, – признался Петрович. – Даже диких. Однажды я подкармливал кабанчика, он вырос и пришел еще с одним кабанчиком. А потом … привел целую семейку маленьких кабанчиков.
У меня даже видео есть.
Друг живет в посёлке, я туда приезжаю … иногда… В отпуск. Обалденные там леса! Мила, а хочешь поехать со мной? Я не знаю, понравится тебе… или нет… но так, хоть посмотреть?
Покажу тебе одну полянку, там море цветов. Всё усыпано колокольчиками и всякими разными … Что это я? Извините.
— Хочу, – сразу согласилась она.
— И я хочу! Дядя Саша, а маму мою с папой возьмём? Да где она там! Гости же пиехали, а она не идёт и не идёт! Тётя Мила, вы только не уезжайте никуда...
Двоюродная сестра приехала за дочерью и с открытым ртом уставилась на Петровича.
— Мил, это кто такой? Где-то я его видела! … А, вспомнила! Это же футболист! Забыла, как зовут...
— Это мой Петрович! – с улыбкой похвасталась Мила и обняла так крепко, что у сестры в слетели тёмные очки со лба.
Нина была маленькой и крепкой, она сдавила Миле талию еще раз, подняла очки и загадочно увела на кухню. Там, дотянувшись к её уху спросила:
— И что у вас было? Ты Сашке сказала, что одна поехала, а сама…
— Ничего не было. Только целовались. Он постригся и побрился для меня, …всю ночь укрывал мне ноги, а утром сделал… такой вкусный напиток… Он заботится обо мне, и отдал весь хот-дог. Перевез мои вещи. К себе.
— И это ты называешь «ничего не было»? По-моему это круче, чем просто любовь! А твой Саша что?
— В больнице лежит!
— Это круто! Так ему и надо!
— Ты что, Ниночка, тоже была против нашего брака?
— Он приставал ко мне! Конечно против!
— Как это? — вскинулась Мила, — Нин, как так?
— Да не в том смысле приставал, просто доставал. Ему всё не так! Забери свою Дашку, родила и держи при себе. Какого дьявола ты её в руки Миланке суешь, она устала, забери, забери… А я не виновата, что у Дашки сон плохой. Мы же тогда еще в вашем доме жили, пока наш перестраивали. Три года целых. Затянулся ремонт. Ну вы приезжали-то на три-четыре дня... По-моему он терпеть не может младенцев, поэтому ты никак не могла родить.
— А что ж ты мне не говорила!!
— Милан, у вас же такая любовь была..
— Да какая любовь, я все надеялась, что будет семья! А если я сейчас с Петровичем не рожу, не успею???
— С этим-то? С ним? Да он тебя за… Милан, я думаю, и года не пройдёт, как у вас уже будет Миланчик! Мальчик, я хотела сказать. Классный чувак! А ты уже развелась?
— Нет, но собираюсь. Он мне еще … похоже… гулял он, в общем. Не знаю с кем и как, но гулял.
— Твой Саша??? Да он брезгливый до невозможности! Он и гулял? Да брось! Он может только руки мылом мыть и бактерицидными салфетками протирать. Я вообще удивилась, что он … Мил, а как вы разошлись-то?
— Он ушел от меня на две недели. Я соврала, что беременна, то есть не я… Но я подтвердила. К сожалению это неправда.
— Беременей скорей, а то не отвяжется. Ты понимаешь… брезгливые мужики… они жен заводят, чтобы у них было всё безопасно, чисто мирно и... сама понимаешь …
Раздался скрип калитки, а потом осторожный стук в дверь.
Петрович к тому времени так разомлел, что мать предложила ему прилечь, он улегся и усадил на сытый живот кота, чуть не задремав.
Мила почесала шею и подумала: «Зря я сказала свекрови, что в Нижний еду. Раз он караулил у подъезда, а потом еще и гнал туда обратно…. Вполне может быть…»
— Кто бы это мог быть? — сказала мать и прошлёпала к двери.
— Не открывай! — пискнула Мила, но было поздно.
Дверь зловеще распахнулась, а за ней на фоне вечернего прохладного ветра стоял Саша, расправив плечи, с лейкопластырем над глазом. Губы его были сжаты, края тёмно-коричневого плаща развевались, как у вурдалака Дракулы.
Мила была уже давно в розовом халате с единорогами, который дала ей мама. Подарок от крёстной. Халат был большой, удобный, а рисунок детский.
Саша, видно, ожидал её увидеть в праздничном платье для свиданий, на худой конец в костюме или в джинсах и свитере. Дома Мила всегда наряжалась, последнее время ходила в шелковом коротком тёмно-зеленом халатике с длинными серьгами, тапочки у неё были тёмно-зеленые на небольших каблучках и с пушистым шариком меха.
Саша привык видеть барышню, и едва заметно поморщился, когда Мила выглянула в прихожую. Еще раз он поморщился, когда увидел, что на ней к тому же были старые тапки.
Саша попытался взглянуть на Милану глазами, полными ст расти, но у него слабо получалось.
— Что ты здесь делаешь, Саш? – беспокойно спросила она.
По лицу мужа стало заметно, что он среагировал на голос и медленно сунул пальцы под ремень брюк. Раньше Миле нравился этот киношный жест, а сейчас вызвал смешанные чувства. То ли смех, то ли тошноту. Она справилась с собой и покачала отрицательно головой:
— Ты не можешь войти. Мы разводимся.
Саша все «настраивался». Он планировал увидеть Милу при полном параде, а увидел растрепанную жену с малиновыми щеками в халате подростка и с шишкой на голове. Мила, по-привычке распустила перед ним волосы и мысленно поклялась, что избавится от всех привычек.
— Милан, поехали домой, ну что у тебя за шутки? – спросил он тоскливо, – Пусти меня, я хоть поем, передохну… И назад двинем. Чур ты за рулём! – он улыбнулся, словно говоря «у меня есть для тебя приманка, иди сюда, рыбка моя».
— Милана снова покачала головой.
— Твоя нога… Ты сам сказал, что твоя нога не переступит порог этого убитого старого дома. Держи слово, чувак!
— Ты что, не рада меня видеть? И что это за «чу-вак»! – передразнил Саша, снова скривившись.
«И как я могла его любить? Ужас просто. Такой противный, как Алексей Иваныч, когда скалит зубы. Какое любимое слово у Саши «милУшка»? Нет, не так, еще противней «Ми-и-лющка»!» У Саши дед с Азербайджана был.
— Я не ожидала тебя увидеть здесь и сейчас.
— А где все? – спросил Саша, явно боясь заходить и Петровича.
— Спят!- сказала Мила. – Мой парень спит. И если он проснётся…
Через несколько секунду стало ясно, что Саша все таки не совсем брезглив, потому что он подошел совсем близко и попытался снять розовый халат, скользнув ладонями по груди Милы.
— Мила, я не бросал тебя. Я занимался одной практикой… Такого ты еще никогда не пробовала!
Это любовь на расстоянии. Бесконтактная. Для этого, чтобы попробовать, мне необходимо было стопроцентное десятидневное воздер жание. Но я не виноват, что в это время мне сообщили, что ты еще и забеременела от сослуживца!
Готов тебя научить. Ты любишь меня, а я тебя, поэтому...— Он сделал паузу и многозначительно продолжил, — Поэтому я готов простить тебе твою шалость, а ты мне мою. Поехали, я только руки помою и в туалет схожу…
Милана вся похолодела от ужаса. От его туалета, рук и прикасаний.
Саша думает, что я совсем ку-ку? Совсем? Да я никогда не поеду с ним после Петровича и признания о детях.
Пока Мила пыталась выжать из себя крик возмущения, Саша склонился и поцеловал её в губы.
— Саш ты что, хочешь, чтобы меня, чтобы меня…. Петрович бросил??? Ты приехал мстить???
— Я сам решил к тебе вернуться, и плевать, что сказала моя мать. – Ты знаешь, что я – лучшее в твоей жизни.
— А она – лучшее в моей!!! – раздалось низкое рычание за спиной Милы и она тут же ощутила тёплые объятия.
Когда прошло десятка два секунд, Сашины глаза всё это время выкатывались и снова закатывались, а рот открывался и снова закрывался.
В конце концов он каким-то трухлявым, трясущимся голосом спросил:
— Это еще кто? Ты что, Мила, завела себе … гарем?
— Да, завела! – дерзко ответила Мила, – Тебя забыла спросить. Иди там, занимайся, на расстоянии … можешь что хочешь делать … на расстоянии, чем дальше от меня расстояние, тем лучше.
За спиной раздался вздох облегчения, но руки Петровича не разжались.
Мама оттуда же из-за спины осторожно спросила:
— У Вас всё хорошо?
— Тётя Мила, а кто это? Ты знаешь этого дядю?
— Это я, дядя Саша, девочка, ты что? — Саша напрягся, чтобы вспомнить, как зовут «девочку» и лицо его просветлело. — Дарья! Это я, дядя Саша, я приехал, муж тёти Милы.
— Муж тёти Милы дядя Саша – вот!
— Его тоже зовут Саша? То есть, любо. в ников и правда… несколько? — опешил Саша. — Ах ты… нечистоплотная др… — Саша увидел глаза Петровича и поспешно закрыл за собой дверь с обратной стороны.
— Ух ты, я чуть не расцарапала его! Просто Дашка рядом была! – радовалась Милана, пока Петрович нёс её в комнату. Бережно положил на крова ть и поспешно извинился:
— Я сейчас вернусь. Всё-так дам ему. Не могу. Никто не посмеет произносить оскорблеяния… такой чудесной милой… сладкой…
Саша приехал с мамой.
Петрович не ожидал такой подставы, но когда из машины вылетел озабоченный здоровьем сына стокилограммовый дракон и бесшумно тихо избил его тяжеленной сумкой от Гуччи, он валялся поверженным на траве, прикрывая остатки головного мозга.
Милана и Ниночка вылетели во двор и с круглыми глазами смотрели на разъярившуюся "яжмать" и Сашу, скромно утиравшего нос большим носовым платком.
Саша шумно высморкался.
Это был сигнал, потому, что все начали приходить в себя.
— Антонина Вадимовна! Прохладно нынче, сыночек простудится, вон засопливел уже. — громко сказала бабушка.
И Петрович был спасён.
Руки у Милы тряслись, когда он подошел с виноватой улыбкой.
Они начали целоваться на крыльце, потом Петрович развернул её, спрятав от порывов ветра и продолжил целоваться. Потом по плечу Петровича постучала палкой Дашка и они пошли в дом.
Пока Петровичу прикладывали лёд и ласкали целых четыре женщины вместе с Дашкой, Мила оттиралась мочалкой до красноты пытаясь смыть прикосновения горячо любящего мужа, ненавидя и плача всё сильнее. До неё только сейчас дошло, какой она жила паршивой жизнью много лет и старела. Решив не терять ни минуты, решив даже не просить Петровича сдать анализы, как она хотела вначале, Мила поспешила к семье
К моменту, когда она вышла, мать, бабушка, Нина и Даша уже лечили Петровича котом, которого прикладывали к больному месту – кот сидел на голове. Они немного спорили, потому, что решали когда и в каком ресторане Нижнего Новгорода сыграют свадьбу.
Спать решили остаться все.
Петрович осторожно посмотрел на Дашу, на бабушку и предупредил, что он храпит.
Но сестра Нина расцвела и Даша тоже, они замахали руками, сказали, что уже поздно, да и папа их еще в ночную смену ушел, так, что все мужчины храпят и ничего страшного.
Они, конечно, погорячились...
НАЧАЛО Читать историю с самого начала по ссылке
