На неделю приезжала бабушка погостить. Дом большой, места много, светло. Дали комнату самую тёплую. Сидела в своей шерстяной серой кофте и в валенках.
— Баб, нежарко? Может тапочки или халат хбшный, смотри какие розы?
— Кому жарко, тот пусть на улице спит. А розы красивые.
Надела халат поверх серой кофты. Бабушка у нас боевая. Многое повидала, многое помнит, что не помнит, не вспоминает.
— Ба, расскажи историю из детства, ту которую помнишь?
Бабушка молчит, смотрит по сторонам, словно кота выискивает, а он за диваном спит.
— Был у нас петух Васька. Гордый такой. Ещё бы с таким гаремом, тридцать кур. Ходил вразвалочку, шея блестит, переливается зелёным перламутром на солнце. Гребешок синел от стресса. Никого не боялся, а вот кота недолюбливал, от этого и гребешок синел, как увидит, сразу темнел. Я ему кусочек хлеба давала каждый день. А он со своей добычей в гарем, к своим. Как-то увидела, гоняет кота нашего. Села у крыльца и жду, когда прибежит. А Васьки нет, пропал. Я встала, побежала. А тут кот выбегает, в зубах, что несет. Сразу не поняла, глаза плохо видели. Подбегаю ближе. Это была голова Васьки. Гребешок по земле ведёт, а глазки белой плёнкой прикрыты.
Не выдерживаю, перебиваю:
— Плакала?
— Нет, не ела пару дней, только молоко пила, чтоб зверюге меньше доставалось. Живот уже полный, а всё туда же вливала. Ходила, булькала животом как молоко в бидоне.
(Пауза) .
— Расскажи, как с дедом познакомились.
Бабушка молчит, не помнит. Я помогаю. — Ужасный картёжник был, да?
— Ночами играл. Однажды ночь прождала, утром поставила табуретку у входа и чугунную сковороду взяла. Думала придёт, дам отведать чугуна-то, советского. Страшно злилась. Аж кровь из носу пошла. Дверь открывается, а он мне протягивает шаль оренбургскую. Выиграл. Так и жили.
— Ба, а расскажи, про другого, ну про того, что до деда был.
Бабушка не смущаясь говорит:
— Не было ни кого, ишь удумала.
Я не уступаю.
— Был один. Помнишь, мать у него из этих, кулаков.
— А–а. Ты про Гриньку. Задумчивый был. Из-за этого и замуж не вышла, чтобы повода лишнего к думам не давать, а то головушка бы раньше времени поседела.
— А я думала, что.
— Ну и это, чавкал громко за столом, — перебивает меня бабушка.
— Бабушка, а ты помнишь тот день, когда самая счастливая была?
Я ждала, что она мне сейчас расскажет, как они на мотоцикле ехали в райцентр с дедом. Ей рожать, схватки начались, думала там в люльке и родит мою маму. Она любила тот случай рассказывать. А она возьми и скажи:
— Это был не день, а две недели свободы. От мужа, картёжника, противной свекрови и гуляки свёкра, хотя дед, тьфу-тьфу, не по его стопам. Путевку вручили в санаторий "Металлург", один раз, но отдохнула от души.
Домой уезжала, с шести утра котомки свои собрала. Кровать заправила, подушку взбила и уголком на край поставила. На прощание сказала:
— Ну-с, ноги моей больше здесь не будет. Наездилась. Хватит. Теперь сами приезжайте, один плюс туалет тёплый, только проблема — не сру. Запор замучал.