7.
Она стала приезжать на выходные, потому что работала в детском саду. И для нас с Алексеем будние дни проходили в ожидании праздника. Так же когда-то в юности мы ждали с ним субботы, чтобы поехать на мотоцикле вечером в деревню за лесом. Я помню те юношеские чувства. Они спасли мне будущую жизнь, иначе так нежно я не научился бы к ней относиться. Любил всякий звук в лесу, оттенки цвета осенних листьев, упругий ветер в лицо. Я пронесся бы мимо этого, не заметив. Думая тогда об Ане, пытался в своих мыслях пересказать этот мир для нее. Потому и замечал все подробности, которые потом, с годами, стали или привычными, или ненужными.
И вот сейчас все словно повторилось. Кем стала для меня вторая Аня?
Я не люблю теорий о перевоплощении – Она смеется над ними. Мы с ней знаем, что каждый человек сам по себе, продолжает свою отдельную линию в вечности. Прежняя Аня не воплотилась в нынешней, они разные, всего лишь похожи, как и мои чувства. Не простое повторение, а с появлением в нем чего-то нового, как в каждом следующем дне жизни. Что же это? Может быть, причина только во времени, в моем возрасте, в нашем различии в тридцать лет? Нет, что-то еще, что-то еще, думал я, засыпая, призывая на помощь Ону для подсказки, как ученый для открытия, которое может появиться в освобожденном сном сознании. Я не спал, а только притворялся, что сплю, стараясь обхитрить упорство мысли. Не надо никакой логики и цепкости – только дернуть за невидимый шнур, как я мысленно делаю всегда перед сном, чтобы упал, развернулся этот свиток, как экран. Мое вечное немое кино. Есть за что испытывать благодарность времени.
Мне было десять лет, когда родилась моя племянница. Ее привезли, развернули передо мной этот драгоценный сверток, и мне показалось, кончилась моя слепота, потому что я увидел, как она смотрит на меня. Я не верил взрослым, что она ничего не понимает, не верил. Ведь она смотрит на меня – мне больше ничего не надо! Только этот взгляд – он был передо мной в школе на уроках, после звонка я бежал к нему через поле. Странная мысль была тогда во мне: я умру, если не добегу. Умру, если не увижу. Нет ничего сильнее детских чувств. Так и шло счастливое время, мы росли по-разному, не догоняя друг друга, и всегда неизменным оставался во мне тот первый взгляд, то первое чувство. Оно вело меня по жизни, как прозревшего однажды человека. Я повзрослел, она выросла. Приехала учиться ко мне в Москву. Жила отдельно, приходила иногда вечерами, или мы встречались в театре, или в кафе. Все, конечно, изменилось, но не изменилась наша прежняя жизнь, и часто во время разговора я не замечал своего молчания, в которое вдруг влетал какой-нибудь длительный проезд в санках с пологого берега на загудевший под ними лед речки. Я улыбался странному ощущению соединения времени и исчезновения его – как давно все это было, и существует сейчас, и не исчезнет никогда. А потом она пропала. Искали ее долго, с тающей годами надеждой, с невозможностью привыкнуть к знанию, что ее нет.
В один из приездов Ани мы пошли с ней на кладбище. По дороге, в открытом поле под высоким небом, посреди нагретой трескотни кузнечиков, нетронутой пыли и неподвижной по обе стороны высокой травы, она вдруг споткнулась, как мне показалось, от моего взгляда. Я бросился к ней, она вскинула голову навстречу, удивившись моему испугу:
- Вы относитесь ко мне как к маленькой. Как к дочери или племяннице.
Я застыл от этих слов. Откуда она знает?
На кладбище я и рассказал про мою утрату. Мы сидели рядом, и я боялся посмотреть в ее глаза, чтобы не сравнивать.