- А сколько можно говорить? А сколько людей в истории человечества думали, что могли бы что-то изменить в своем прошлом? А почему не меняли, даже если это прошлое было недавним?
Я и сам по-человечески прост, мне и самому ничего из этого не было доступно, хорошо бы я смог хотя бы думать, что больше не буду ошибаться, да только и в этом ремесле не преуспел.
Если бы я тогда был немного хладнокровнее, а тогда агрессивнее, если бы я тогда знал, что начинать курить – это глупая затея. А я ведь знал…
И так далее, и далее, и дальше, и еще. Непреклонными остаются только две вещи – время с пространством. И тот кусочек отведенного нам времени, мы сначала пилим пополам, в одну из этих половин входят только горестные моменты жизни. От второй половины срезаем еще процентов шестьдесят на бестолковое прозябание. И остается совсем немного солнечных дней, у кого-то возможно и не так, но у кого-то точно, еще хуже.
- Если бы ты сейчас оказался в двадцатилетнем возрасте, что бы ты предпринял?
- Боже мой, зачем я себя так мучаю? Что может быть страшнее ненависти к каждой прожитой секунде до?
- Я ведь спросил тебя, что бы ты мог сделать? Сейчас я и сам нахожусь в клетке, мне не выбраться самому, или так, кажется. Каждое слово будто бы неправильное, отражение в зеркале удручает, я слаб и в слабости своей удобнее всего. Дело ведь даже не в комфорте, а в невозможности его покинуть. Ты ведь помнишь это чувство?
- Оно всегда со мной, до сих пор.
- Иногда мне хочется сделать что-то безумное, найти себя в этом.
- Но ведь ты не безумец, а значит, такой путь будет очень сильно тебя запугивать.
- Я согласен с тобой, но что же, смириться, и прийти к такому себе как ты? Мне не жаль себя, ты изуродован своим выбором, не страшился неба в закрытой комнате, и стены все-таки сжали твою голову в блин.
- Тебе смешно? Я жертва твоего выбора.
- И своего тоже, что поделаешь.
Артур отложил записную книгу, перестал давить на себя, и закурил самые дешевые сигареты, в которых забита была скорее солома, чем табак.
Лег на старый диван, и спал он на этом диване еще пятьдесят лет назад, десятилетним мальчишкой, этот диван сохранился лучше своего хозяина.
В комнате было пыльно, она была большой, но пустой, только стол, тетрадь и диван с хозяином.
Всю свою жизнь Артур мечтал уехать от своего дома сильно дальше, он мечтал о Европе, или Азии. Все что его вдохновляло, никогда даже не показывалось на глаза. Он жил в старых книгах, учебниках по английскому, энциклопедиях, он жил в старинных домах из этих книг, в самых футуристичных квартирах современного Токио, и даже в башне Биг-Бена. Наверное, это и было единственным искренним желанием мальчика, оттого и очень жалко смотреть на него сейчас, когда он уже даже не мужчина, а просто слабый и изуродованный алкоголем дедушка.
Работая грузчиком, из-за своего необщительного нрава, Артур даже не был частью неофициального коллектива. Не было даже одного друга, не осталось уже и желания заводить этих друзей. Так вот, работа была не самой сложной, но не для больного дедушки, вскоре Артура уволят, поскольку узнают про слабость старого алкоголика. Никто и не стал бы винить этих людей, ведь Артур не заслуживал быть человеком, о котором могли бы позаботиться и оплатить больничный.
Вот он, портрет самого обычного, проигравшего в жизнь человека. Вот такой вот он, неизвестный всему миру дедушка, погрызенный зависимостями и другими людьми. У него не осталось ничего кроме старого дома, и даже кота он не мог завести, поскольку знал, что скоро умрет.
Нет ничего плохого в этой истории, важна тут лишь история неизвестного и «немого» перед обществом человека.
- Однажды я решился на изменения – Пишет Артур в свои двадцать лет.
- Я хотел заняться собой, хотел занять место среди успешных и сытых людей. Я должен своей маме, у нее до сих пор нет своей квартиры в городе, только старый, заброшенный домик в поселке. Мы все живем в съемной квартире, я даже не работаю пока что. Куда все это ведет, если не в ***? – Как же этот парень прав. Так что, ответ найден, и теперь он приведет его к правильному решению? Нет, он слабее, чем сам может даже представить, ему и свое шаткое положение не мотивация, он вынужден сейчас же взять себя в руки, или сейчас же умереть как личность.