Молодая женщина пришла ровно к шести вечера, как и записалась днём ранее на приём по телефону. В полутёмную прихожую её впустила служанка с зажженной свечой, сказала «Раздевайтесь», женщина дала снять с себя пальто, оставаясь в явно дорогом платье и шляпке с чёрной вуалью, потом служанка провела её по длинному коридору в приёмную комнату.
Зайдя в комнату, женщина смутилась перед дамой тоже в шляпе с вуалью, в широком платье, расположившейся в кожаном кресле. Тёмные шторы на окне были плотно закрыты. Дама курила в мундштуке папиросу, держа её двумя длинными белыми пальцами, и внимательно глядела на гостью.
- Здравствуйте, - несколько нервно произнесла гостья. Дама тяжело кашлянула, по голосу можно было предположить, что она уже в возрасте. В комнате полумгла скрывала множество шероховатостей, зажженный обугленный обрубок свечи у стены на столике служил лишь упоминанием о свете.
- Что привело тебя ко мне, детка? – спросила дама с сильным акцентом. – У нас есть ровно сорок минут.
- Помогите мне, я заплачу, сколько вы скажете! – взмолилась, чуть не рыдая, молодая просительница. – Я встречалась с мужчиной, но вот он три дня назад меня бросил… Ах, я посмеялась над ним. И он пообещал, что мне это так не сойдёт с рук. А вчера ко мне приезжал его брат и он… целовал мне руки, сказал, что защитит, лишь бы я только была его. Я ответила ему, что подумаю. Что мне делать? Это стало слишком опасной игрой. И мне, по-правде сказать, не нравится ни первый брат, ни второй. Но…
- Как тебя звать, красавица? – спросила ясновидящая, пошевелившись в кресле. Она потушила окурок папиросы, вытряхнув из мундштука своими изящными аристократическими пальцами остатки в хрустальную пепельницу.
- Мери… - запнулась красавица и коснулась вуали рукой в коричневой перчатке, словно боясь себя проявить. – Я не всё сказала. Эти братья очень влиятельные люди. Я бы даже сказала, слишком влиятельные, чтобы я могла отказывать им, и тем более смеяться. Но в ту ночь я была пьяна, поэтому не сдержалась. Признаюсь, несмотря на их высокое положение, они жалкие люди. Боже, кажется, мне грозит смертельная опасность! Что, что же мне делать? И не уехать, не сбежать…
- Потому что ты слишком известна, милая? – прочитала посетительницу ясновидящая.
- Да… Мне сказали, что вы прорицательница из России, княгиня инкогнито, у вас есть редкий дар. БабУщка, помогите мне, потому что никто из моего окружения уже вряд ли поможет.
- Выход для тебя: исчезнуть. Начать новую жизнь, также инкогнито, - хрипло ответила ясновидящая и снова кашлянула. – Но ты ведь не сможешь, после такого публичного успеха, бросить всё? Так что выбирай…
- Но, может быть, мне стать любовницей второго брата, и он защитит меня? – робко спросила женщина, поёжившись плечами.
- Он поиграется тобой и всё равно бросит. Ты – бриллиант, но семья для них – это святое. А когда семья, управляющая целым государством, Мэрилин…
После того, как просительница ушла, дама снова закурила, встала с кресла и прошла к занавешенному тяжёлыми тёмными шторами окну. Заглянула: грязноватые окна раскрывали внешнюю жизнь свободолюбивой Америки. Прохожие свободно семенили по мостовой, толстый булочник, потомок немецких переселенцев Клаус Трумп потягивался как сытый кот возле своей стеклянной двери. Ему стало жарко в булочной, и он вышёл немного проветриться. Вокруг во дворе дома красиво припорошено снегом. Лёгкий снежный пух витает по округе. Булочник посмотрел на окно дамы и, увидав её, помахал рукой. «Сволочь, всё время следит за мной!» - по-русски подумала ясновидящая Анастасия Николаевна и позвала служанку.
Голова молодой служанки Танюши недовольно засунулась в комнату (у неё в сторожке притаился ухажёр Степан из русского казачьего хора местного ресторана), волосы и весь внешний вид Танюши уже был сильно измят…
- Душечка, не знаешь, куда подевались мои чернилы? – спросила её Анастасия. – И, прошу, принеси мне вина. Все посещения на сегодня отменяю. Говори, что больна. Да, я действительно приболела.
Служанка в миг принесла просимое: бутылку вина, штопор, бокал, чернила – так не терпелось ей к Степану.
- И не шумите там сильно! – приказала ясновидящая. Танюша была привычна к тому, что от госпожи ничего не утаить. И она молча исчезла в свою сторожку, дала ладошкой Степану по усам, пока тот тянул к ней шаловливые огромные ручищи.
А княгиня отпила красного вина из бокала, макнула гусиное перо в чернила и стройным почерком на бумаге вывела палящие из неё строчки некоему господину Л***, с которым недавно рассталась, но душевная рана ещё теплела:
Я не хочу тебя любить, лепить
Как будто иностранца,
Того, чего не может быть,
Не может всуе изменяться…
Эта просительница, Мэрилин, разворошила её изнутри. Княгиня ясно увидела, что женщине грозит опасность. Она даже прочитала по глазам её скорый конец, и он был неотвратим.
И когда ночные грёзы накрыли хмельное сознание Анастасии Николаевны, ей приснилось знакомое русское поле: зимнее майонезно-желтоватого цвета под жирнящей подсветкой полной дьявольской луны. Словно это было не поле, а огромное блюдо салата селёдки под шубой…
И тогда пошла Анастасия вперёд по знакомым местам. Сначала слышит, плачет кто-то. Потом начинает кричать, звать на помощь – тонкий девичий голосок. Анастасия бежит на крик, и теперь уже видит: стоят двое мужчин и толкают друг другу девушку, вроде играются, весело смеются, а ей не смешно. Ей жутко страшно. Холодно скрипит обувь на снегу. И вокруг ни души. И главное, они такие высокие, в чёрных деловых костюмах, в рубашках, при галстуках, а девушка маленькая, вся оборванная крестьяночка.
- Не надо! Не надо! Отпустите меня… - упрашивает девушка. А они всё равно напирают, смеются, гогочут.
Наконец, прекратили. Бросили её в снег. Она сидит на снегу и всхлипывает. Может, больше не будут издеваться? Но нет, кавалеры вытащили игрушечные маски, надели на лица. Маски в виде козлиных рыл. С ушами, кривыми рогами. Жуть! Глядят сверху вниз на девушку и что-то бормочут. Словно магический заговор читают или… судебный приговор. Но тут один из них круто вывернул рыло и уставился на Анастасию. Во взгляде ярость рассекреченного!
И пошёл на неё. Вот-вот забодает. Ох, как страшно стало. А в ушах Анастасии козлиная песенка заблеяла, точно из детства нянюшка запела:
Ой, козлятушки, ой, ребятушки!
Отопритеся, отворитеся!
Ваша мать пришла – молока принесла;
Бежит молоко по вымечку,
Из вымечка по копытечку,
Из копытечка во сыру землю…
Придёт волк и съест!
Под утро будила Танюша свою госпожу, зовущую на помощь во сне, а той, перед тем как проснуться, привиделась под толщей майонеза целая рыбина с блестящими глазами, селёдка. Селёдка что-то говорила, но совершенно беззвучно, так что Анастасия Николаевна ничего не поняла.
- К вам проситель, не по времени, - спустя пару часов, когда госпожа пила кофий у окна и курила, сообщила Танюша, её мордочка была несколько озабоченной. Тут же ввалился высокий худой мужчина в чёрных очках, с зачёсанными назад волосами, вытолкал Танюшу, плотно прикрыл дверь.
- Вчера к вам приходила женщина, около шести вечера, после неё вы никого не принимали, - отрывисто сообщил он тоном, не терпящим возражений. Чувствовалось, он всегда только отдавал приказания. – Что она от вас хотела?
- Все консультации остаются в тайне между мной и клиентом, - мягко ответила ясновидящая, понимая, что таким ответом не отделается.
Гость был буквально в гневе, он напирал:
- Нет, это неправильный ответ. Говорите всё, иначе вы окажетесь в моём личном отделе, там из вас вытряхнут дух. Я очень не люблю, когда мне перечат, а ещё больше не люблю русских. С русскими у нас одно отношение: вы враги!
- Однажды стоит и такому как вы дать по рогам, – улыбнулась княгиня и подняла вуаль. Мужчина сорвал с лица свои чёрные очки. Она поймала его бешеный пульсирующий взгляд. Прядь волос у мужчины отошла от других прилизанных и трепетала, не зная, куда лечь.
Но потом Анастасия стала кружиться по комнате. Широкое платье в складках шелестело. Княгиня лёгким движением белых рук коснулась штор и те сразу скрыли окно – в комнате установилась полумгла. Анастасия Николаевна чарами нагнала ещё темноты, и мужчина совершенно ничего не видел, он тыкался по углам, наскочил на открытую дверь, двинулся вперёд. И не понял, как оказался в шкафу, его заперли. Он бился и орал: «БабУщка! Быстро открой!», но внешне по ту сторону шкафа ответом ему была бесконечно молчащая тишина.
А на следующий день в вечерней газете БабУщка прочитала две новости: о смерти этой красивой молодой женщины (якобы отравилась лекарствами, возможно вообще самоубийство) и намечающимся через несколько дней большом параде, куда прибудут люди первой величины.
- Ах, детка, детка! – с сожалением произнесла БабУщка.
И она снова ночью пила вино, даже больше, чем в прошлый раз, плакала, исписала чернилами листы, обращаясь к какому-то Лю***…
…Наступил тот день. На параде в одной из линии зевак Анастасию Николаевну увидел булочник Клаус Трумп, сразу подошёл к ней и радостно оскалил улыбку:
- Добрый день! И вы тоже пришли поглазеть? Здесь, действительно, есть на что: столько больших людей государства. Зачем вы повязались косынкой? Вы же дама.
- Добрый день, дорогой Клаус, - деланно улыбнулась в ответ Анастасия. – Но вы все называете меня «БабУщкой», а в России это означает «старушка». Пусть я буду той самой старухой…
В этот момент в движущемся кортеже они увидели приближающийся автомобиль американского президента, он приветствовал своих граждан помахивающей рукой. Анастасия вытащила из сумочки видеокамеру и нажала на пуск записи.
- О, вы даже решили поснимать! Дорогая камера, - прокомментировал Клаус. – И вы, и я пока просто приезжие в этой свободной стране люди. Но пройдёт время, и наши дети станут здесь полновластными владельцами. Всё возможно… О, да! Быть может, мой потомок станет во главе этой страны и тоже будет так махать…
Он не договорил. Прозвучал выстрел. Махающая рука повисла в воздухе свободы, а первое лицо государства отвернулось на кресло, бездыханное, от своих поклонников. Вокруг все закричали, автомобиль остановился, и Клаус не сразу понял, что дама в косынке, с корой он беседовал, быстро-быстро направляется подальше отсюда.
- БабУщка! – крикнул он. Но она уже скрылась за ближайшим углом дома. На месте, где она стояла, на снегу лежала толстая рыбина.
Впоследствии полиция констатировала, что это была не просто рыба, а сильно подгнившая селёдка. Клаус много говорил, способствовал следствию, указал на квартиру, где жила «бабУщка». Квартиру проверили, она была буквально пустая. Только в шкафу обнаружили чёрные очки. Их исследовали, они, как оказалось, принадлежали секретному агенту ЦРУ, пропавшему неделю назад. Полиция искала бабУшку, потому что, во-первых, она снимала на видео убийство главы государства, эта запись была бесценна, а во-вторых, логически напрашивался русский след в заказе преступления (с коммунистами тогда американцы не ладили).
Но ничего и никого не нашли, как ни старались. Ни бабУщку, ни камеру… Как назло, стали проступать другие версии, и даже более действенные. Под прицелом следствия оказались лица из самого высшего руководства США: конкуренты правящей семьи, к коей принадлежал убиенный президент.
- Танюша, - спросила служанку Анастасия Николаевна, курившая у окна, за окном была тёмная венгерская ночь. – Вы хоть сколько-нибудь понимаете по-венгерски? Я вчера пыталась с ними говорить по-английски, но они ничего не понимают.
- Они по-русски понимают. Рядом Польша, - печально отвечала Танюша, Степан остался в Америке, его шаловливые ручищи мысленно не давали ей покоя. Кого они сейчас балуют?
- Кстати, ты всё про всех знаешь… - нахмурилась Анастасия. – Когда мы уезжали, ты не слышала что-нибудь про убийство президента? Откуда заказ, кому он помешал? Люди толкуют: по-любому ты что-то слышала.
- Степан, - зашептала Танюша, и проказница-слеза чуть не выкатилась из млеющих по нему от любви глаз, - рассказывал, что актриса Мэрилин Монро несколько раз бывала у них в ресторане, и вообще, любила русских и цыган. Так вот, говорят, убийство президента – месть тайного поклонника Мэрилин, настоящей её любви. Месть за её убийство. Этот поклонник сам из главненьких, кто управляет Америкой. Так что убийство президента – только начало. Месть будет продолжаться, пока не вырежут всю семью до седьмого колена!
- Цыгане так говорят? – усмехнулась Анастасия Николаевна.
- А Степан-то мой остался там, - заныла Танюша. – Может, вернёмся? Мы тут не выживем…
- Вернёмся, детка, дай переждать!
…В широком зимнем русском поле никого не было. Сложно было понять, вечер сейчас или раннее утро – серый свет забаррикадировал небо. Уже несколько часов секретный агент ЦРУ не мог никуда дойти. Он замёрз, дрожал в лихорадке – одет-то он был не по погоде, в каком-то дурацком костюме с галстуком, в осенних ботинках. И счастье – впереди показались ветхие избы крестьянской деревни. Про крестьян-то спецагент ничего не понимал, но он понял, что это жильё, а значит очаг, тепло, жизнь.
Подошёл к первому попавшемуся деревянному сооружению, почти полностью утопающему по крыше в сугробе. Постучался в дверь. Дверь, так скажем, висела на соплях. Из неё показался русский крестьянин (этого агент, повторяем, не понимал), в ветхой шубейке, перетянутый в шаль, с дикой бородой, но с папиросиной в зубах, хоть как-то связанной с продвинутой цивилизацией.
- Как у вас дела? – по привычке начал спецагент, потом сплюнул и попросился: - я очень замерз. Можно погреться?
- Бусурманин? – спросил его русский крестьянин, торжествуя.
- Ес, погреться бы, - протянул к нему руки в прошении бусурманин. Крестьянин, какой бы он ни был дикий, понял, что тому холодно.
- Пошли, погрейся, - махнул ему добрый крестьянин. Они вошли в ветхое жилище, у тёплой русский печки американец сразу согрелся, лег рядом, как кот, и дышал тяжело, ничего не понимая, как он оказался в этом краю.
Крестьянин протянул ему варёную картошку в мундире. Американец её взял и быстро съел.
- Молодец, - сказал, улыбаясь, крестьянин. – Щас Васятку позову, не терпится тебя показать. Влупим по маленькой.
© Александр Тененбаум