В последние дни нашего акклиматизационного выхода на Лянгар, всем пришлось очень туго. Над нами, на безымянном перевале вспыхнул бой между гвардейцами и преступниками, которые сбежали из-под стражи и пытались спрятаться в горах. Вечернее небо над перевалом озарили яркие сполохи, потом всё стихло. Ползти на перевал дураков не было. Гвардейцы в «каменном камуфляже» и с АК, заняли позиции под перевалом и занимались интенсивным радиообменом и перекладыванием ответственности друг на друга. Мы стояли лагерем на летовках, ниже и особо не переживали. Командир отряда, из числа родственников местного духовного лидера Пира Шо, со своим штабом милостиво принял нашу группу под своё крыло. Мы находились на ровном плато, куда солнце практически не проникало.
Днём мы с Шафиковым приводили в порядок потрёпанное снаряжение, вечером рубились с родственником Пира Шо в шахматы, (на отжимания). Жизнь текла своим чередом,- преступники давно уже ушли с перевала выше, однако приказа сворачиваться Мухаммади не давали. На третий день стояния Мухаммади созвал нас под командирский тент на шахматы и предложил нам поехать в составе колонны в Шенчжень. Было понятно, что пока не закончится операция по поимке мы не сможем покинуть страну, путь на Султан-Ишкашим, и дальше через Пяндж в Ишкашим ГБАО, для нас был закрыт. Мы согласились ехать на север, да и душа стосковалась по афганским берёзкам.
Дорога на север, на "Камазе", под непрекращающуюся кассету с музыкой Ахмеда Зоира, заняла меньше суток.
Вечером нас принял под свои своды Бадахшанский университет. Это был современный кампус с одно-двухэтажными зданиями бежево-красного цвета, и трактором прямо посередине университетской площади. Напротив главного корпуса на флагштоке колыхались на ветру флаги Республики Афганистан и Бадахшана. Мы вошли в главное здание с портретом Ага-хана, который висел прямо напротив входа.
Спали мы, наконец, на ровном, - на полу спортзала. Однако, туалет располагался на улице. Утром мы с Шафиковым пошли читать плакаты на стенах. К нам подошёл убелённый сединами старец и представился смотрителем, (или смотрящим). От почтенного смотрителя мы и узнали, что университет, крупнейшее учебное заведение провинции, и его закончила известная на весь мир климатолог и архитектор г-жа Дархани.
Шафиков назвался художником и искусствоведом, который любит и изучает древний Восток. Я не стал врать, и сказал, что я филолог, и потряс пресс-картой. Вечером приехал Мухаммади и привёз много еды, а также раскладушки и матрасы с подушками, бельём и одеялами, промаркированными эмблемой миссии «красного креста».
Мы спали в спортзале на своих кариматах и пользовались своими спальниками, поэтому матрасы мы взяли, а от раскладушек и белья отказались, и передали спальное снаряжение солдатам. На следующее утро излишки комплектов солдаты загнали на базаре, а нас подогрели заваркой, шоколадом и местным самосадом (довольно неплохим). Жить стало веселее. Чижик учил нас крутить «козьи ножки». По вечерам мы рубились в китайские шахматы, найденные у Пира в доме, и взятые с собою в качестве сувенира.
Выходные заканчивались, а с понедельника в универе должна была продолжится учёба и мы переживали, что нас выгонят. Вечером, когда я лежал на полу спортзала, а Шафиков делал наброски в блокноте, на территорию универа приехали два джипа.
Где-то минут через двадцать к нам подбежал юноша в мешковато сидящем двубортном костюме бордового цвета. Юноша остановился перед нами, закатил глаза к небу, (очевидно вспоминая заученный текст), и сообщил на пиджине, что почётный академик и что-то там, ректор университета просит нас почтить присутствием его кабинет. Переодеваться было не во что, и мы пошли как есть. Кабинет ректора был щедро устлан коврами.
Но сидеть предстояло не на полу, как обычно, а на стульях. Стол просто ломился от всевозможных яств. Мы представились ректору, косясь на яства. Ректор был невысокий, крепко сбитый седой гражданин в пиджаке и тужурке.
-Товарищи! - сказал ректор на чистейшем русском, - прошу к столу! И принялся трясти нам руки и обнимать нас. Званый ужин прошёл довольно весело. Ректор в молодости учился в Таджикистане, и по-русски шпарил очень хорошо.
На следующий день мы переехали из спортзала в домик, где жили преподаватели и смотритель с семьёй. По расположению семи столбов и общей компоновке, его жильё ничем не отличалось от аналогичного жилья Пира Шо Лянгари, разве что у последнего было побогаче. Ну, и на китайских клеенках, которые висели по стенам, заменяя обои, были другие изображения, а так, - всё то же самое.
Питание наше улучшилось. По вечерам нас закармливала пловом смотритель, решительно отвергая все наши попытки купить еду или компенсировать провиант деньгами.
Потом ректор, упирая на то, что мы с Шафиковым имеем дипломы о высшем образовании, попросил нас почитать лекции, «чтобы давать мозгу труд», - как он выразился. Я читал на гуманитарном факультете про русскую литературу, а юноша в костюме не по размеру, - переводил. Слушатели, в количестве пяти - шести человек вдумчиво кивали головами.
Шафиков читал искусствоведам композицию. Переводчик ему не требовался.