Тося смотрела в глаза мужу и думала о том, откуда у него такие слова, которые она где-то читала в книжке и думала, что так в жизни не бывает. Он смотрел на нее, не отрываясь, держа за руки. И Тося вдруг почувствовала, что с ним ей не нужно ничего бояться. А Иван... Иван в прошлом. Начать сначала не получится, а продолжать – слишком далеко все зашло. Да, похоже, он и не стремится увидеть ее. С тех пор как выписался из больницы, ни разу не написал, не пришел даже попрощаться... Она улыбнулась, провела рукой по лицу мужа.
- Спасибо тебе, Женя.
Женя зарылся лицом в волосы жены, и они сидели, держась за руки. В это время Тося почувствовала, как внутри нее шевельнулась новая жизнь. Тося замерла, приложив руку к животу, на ее лице появилась легкая улыбка. Женя встревоженно взглянул в ее лицо.
- Что? Что случилось?
- Шевелится... - прошептала Тося.
Женя осторожно положил руку на живот жены, прислушался. Когда его ладонь ощутила легкое, но настойчивое движение, он восхищенно смотрел на живот.
- Это он со мной поздоровался!
- А может, она...
- Все равно. Ну, привет, малыш!
Тося благодарно положила руку на руку мужа...
...Настроение Петра становилось все мрачнее. Наступала осень – работы в полях заканчивались, оставались только такие, как подвезти корма на фермы, отвезти доярок на дойку, когда дороги после дождей становились непроходимыми, да ремонт техники к весне. Он приходил домой теперь раньше, чем летом, мылся подготовленной Зоей теплой водой, ужинал, и, если еще было светло, успевал что-то сделать по хозяйству. Потом брал газету – Зоя приучила его читать газеты – садился под лампочкой и читал. Зоя видела состояние мужа, но считала, что виной этому она, потому что не может забеременеть. Она начинала чувствовать вину за это. А Петра раздражало еще и то, что Иван писал матери и друзьям о том, как он устроился.
Иван рассказывал в письмах о том, что работать, конечно, трудно, зато хорошая зарплата, а по выходным, да и после смены есть где отдохнуть: пивные, кино хоть каждый день, в городке танцплощадка с оркестром каждый день. В общем, чувствуешь себя человеком. А в городке улицы кругом асфальтированные, грязи нету такой, как там, в селе: дожди пойдут – ноги не вытащишь. Так что можно ходить в ботинках всю осень.
Петр завидовал Ивану, ведь тот не писал о том, что когда вылезает из забоя, то белыми на лице остаются только белки глаз, а остальное черное, будто он настоящий негр. Что уже не вымывается уголь из ресниц, так что глаза кажутся подведенными черным карандашом. Что когда добирается до общежития, уже не хочется ничего: ни танцев, ни кино – только бы до подушки! Первое время утром не мог поднять руки – болела каждая косточка, каждая мышца! А нужно было снова идти на работу, брать в руки лопату, нагружать вагонетки... Сколько раз он пожалел, что приехал сюда, да еще согласился работать в забое! Правда, когда получил первую зарплату, почувствовал, что не зря пошел под землю. А в сравнении с зарплатой тракториста в селе эта выглядела очень внушительно. Когда узнал, сколько получают забойщики, захотел научиться работать отбойным молотком, правда, говорят, что это вообще адский труд, особенно вначале.
Ничего этого Пётр, конечно, не знал, поэтому завидовал Ивану.
Все в деревне судачили о Валентине: мол, бросил девку Иван, кому она теперь нужна! А она перед ноябрьскими праздниками вдруг взяла отпуск и уехала. Все думали, что поехала домой – она была из соседней области – а она направилась ... к Ивану! Пришла как-то к Зое на работу, как раз привезли почту, увидела письмо Ивана матери, попросила посмотреть адрес. Зоя думала, что Валентина хочет письмо написать Ивану, а она – прямо к нему! А через неделю приехала обратно, довольная и счастливая. В селе узнали, что она ездила к Ивану только тогда, когда она вернулась - привезла привет и подарки матери от Ивана. Большой шерстяной платок, галоши новые глубокие, кофту вязаную – всё покупали вместе с Валентиной, поэтому она сразу пошла к его матери, рассказала, где живет, как живет. Сказала, что вот постель у него не очень – одеяло легкое, а подушка вообще ватная, вся в комках. Мать расстроилась: почему не сказала, что к нему едет? Она бы собрала гостинцев, да и подушку передала бы – их у нее много: и те, что еще мать давала в приданое, и сама уже наделала из утиного пуха. Валентина ответила, что обещала ему приехать на зимних каникулах, вот и отвезет ему подушку. Мать Ивана так растрогалась, что предложила учительнице перебраться на житье к ней:
- Я одна живу, вот и будет мне веселее. И тебе ближе до школы ходить.
И Валентина перешла к ней, перенесла свои пожитки. В селе пошли разговоры, что Иван уже расписался с учительницей. Не зря она ездила к нему!
Зое очень хотелось узнать, как там – стоит ли туда ехать, или повременить, а потом уехать в Ростов, пойти работать на какой-нибудь завод. Когда она рассказала Петру про Валентину, тот рассмеялся:
- Хотел Ванька удрать от нее – не получилось! Теперь не отвертится!
- А может, у них любовь, Петя? Они ж гуляли больше, чем мы с тобой.
А Клавдия уже расхваливала квартирантку:
- Чистоплотная, работящая! Купила лампу электрическую, чтоб на столе ее держать, так хорошо! Сидим рядком – она тетрадки проверяет, а я носки вяжу, и лампа та что ей, что мне светит. А еще говорит, что утюг купит, тоже электрический, а то пока распалишь мой, пока он нагреется!
Зоя, встретив однажды Валентину, спросила у нее:
- Как там Иван поживает? Правда то, что он пишет?
Валентина усмехнулась:
- Почти все. Только вкалывает он там больше, чем здесь.
- Не собирается возвращаться?
- Ну что ты! Он не вернется только потому, что не хочет, чтобы некоторые стали смеяться над тем, что он не выдержал. А вы собираетесь ехать туда?
Зоя пожала плечами:
- Наверное, да, только вот когда. Петя хочет весной, когда посадим огород.
Валентина пожала плечами, она знала, что уговорит Ивана вернуться, потому что городок ей не понравился, окружение у Ивана сплошь грубые мужики, у которых самые главные желания – после работы напиться да пойти на поиски женщин, желающих разделить с ними их веселье.