Обзор немецких медиа
🗞(+)Süddeutsche Zeitung в статье «Через несколько месяцев российские резервы будут израсходованы» размышляет, последует ли за этим контрнаступление ВСУ, насколько вероятно применение Россией ТЯО и что должно произойти, чтобы Москва и Киев пошли на переговоры друг с другом. Три эксперта отвечают на самые важные вопросы. Уровень упоротости: повышенный 🟠
Примечание переводчика: у экспертов очень тяжеловесные словарные обороты. Это не означает, что перевод плохой. Это означает, что они баварцы и австрийцы. Да и как эксперты они, честно говоря, так себе. Или интервью было плохо обработано журналистами. Я вообще кое-где не понимал, о чём они говорят и что имеют в виду.
«Хорошие парни эти баварцы, только нужно их сначала выучить говорить по-немецки» © Я. Гашек, «Похождения бравого солдата Швейка»
Подпишись на канал «Мекленбургский Петербуржец» в Telegram — и первым читай переводы самых интересных публикаций немецких СМИ и комментариев немецких читателей.
Вооружённый конфликт длится уже год. Какова текущая военная ситуация и как она может развиваться? Три самых известных военных эксперта дают свою оценку самым важным вопросам: Густав Грессель, Клаудия Майор и Карло Масала.
О персонах
Густав Грессель - эксперт по политике безопасности, военным стратегиям и международным отношениям. Он получил офицерское образование и изучал политологию в Зальцбургском университете. Грессель специализируется на Восточной Европе, России и внешней политике ведущих держав.
Клаудия Майор из Stiftung Wissenschaft und Politik возглавляет исследовательскую группу по политике безопасности. Она является экспертом по оборонной политике и НАТО. Она изучала политологию в Берлине, Париже и Бирмингеме и проводила исследования, в частности, в ETH Zurich.
Карло Масала — профессор международной политики в Университете Бундесвера в Мюнхене. Автор и редактор нескольких книг по безопасности и международной политике.
SZ: Российские Вооружённые Силы взяли на себя инициативу на некоторых участках фронта. Это большое российское наступление?
Густав Грессель: Да, это весеннее наступление России. Но оно начинается медленно. Но войска не льются на фронт неудержимым потоком. У российской армии нет для этого структур. Однако идёт постоянное наращивание наступательной активности. Вероятно, так будет продолжаться до тех пор, пока российские резервы не будут исчерпаны. То есть до весны или начала лета.
Карло Масала: Мы видим его начало. Но то, что мы считали наступлением, не развивается. Происходят более мелкие, одновременные наступления на разных участках фронта.
Русские ввели относительно большое количество войск, четыре новые дивизии. Но мы не знаем, насколько они велики. Обычно от 10 000 до 30 000 человек. Предполагается, что военно-воздушные силы также будут задействованы в большей степени. Русские атакуют волнами, и многие солдаты погибают, потому что просто попадают под позиционный огонь.
Клаудия Майор: Да, похоже, что это российское наступление, сосредоточенное на Донбассе в разных местах. Однако Россия добивается лишь небольших успехов на местности и несёт большие потери в личном составе, боеприпасах и технике. Многое говорит о том, что у российских сил мало потенциала для увеличения масштабов и интенсивности. Есть сообщения, что некоторых бронетанковых подразделений там даже нет, многие плохо оснащены, и кажется, что Россия не может прибавить.
SZ: В чём заключаются проблемы российской армии?
Масала: Если посмотреть на фотографии и видео танков на минных полях в Угледаре, то бросается в глаза, что все российские солдаты плохо обучены. Морская пехота, размещённая там, трижды пополнялась и трижды подвергалась серьёзному прореживанию со стороны украинцев.
Это говорит о том, что качество тех, кого сейчас везут на фронт, недостаточно для разумного, тактико-оперативного управления боем. Но нельзя замечать и другое: россияне делают успехи. Уже в прошлом году, при безумной концентрации войск в определённых точках, они отвоёвывали около 300 метров в день. Сейчас у нас похожая ситуация на Донбассе. Они продвигаются, но минимально. С тем количеством материалов и людей, которое они используют, мы должны предположить, что они будут продолжать продвигаться ещё довольно долго.
Грессель: Гораздо эффективнее было бы собрать силы, а затем нанести удар этими силами, сосредоточенными на одном участке фронта, застать там защитников врасплох, а затем быстро оттеснить их в глубину, чтобы заставить их совершить большое отступление. Однако для этого русским нужна армия, состоящая из опытных, обученных и слаженных формирований, армия, в которой есть полезные офицеры на нижних уровнях командования. Этого больше нет.
Майор: Отчасти это структурные проблемы. В некоторых районах российские войска приняли ответные меры. Они быстро развернули иранские беспилотники и переместили свои склады боеприпасов за пределы досягаемости ракетных установок HIMARS. Можно заметить определённую выучку. Но структурные вопросы, от руководства до логистики, не могут быть изменены так быстро. В конечном счете, это вопросы культуры. Вопрос об ответственности офицера - один из таких примеров. Когда будет готово следующее поколение лидеров? Как обращаться с солдатами? Зависимость логистики от железной дороги. Всё это вещи, которые нельзя изменить в одночасье, и это также предполагает, что вы поняли, что что-то должно измениться. Эти волны атак, так называемые «человеческие волны», показывают, что они совершенно не заботятся о своих собственных людях.
SZ: А какие проблемы есть у украинских вооружённых сил?
Грессель: С точки зрения личного состава и подготовки, Украина лучше оснащена, потому что украинская армия - мобилизационная. Они создали структуры для большой войны, в которой они сейчас находятся. С украинской стороны сейчас есть ещё две серьёзные проблемы: во-первых, нехватка боеприпасов и, во-вторых, нехватка бронетехники.
Майор: В Украине проживает 40 млн человек, в России - 140 млн. Российская армия пытается измотать украинские войска. Но это требует огромных затрат с обеих сторон и приводит к старой проблеме: украинцы зависят от поддержки Запада, а помощь приходит слишком медленно. Дело не в следующем танке, а в самой стойкости. Украина получает всего понемногу: боеприпасы, запчасти, оборудование, обучение. Западные страны, например, сейчас наращивают производство боеприпасов, что поможет через шесть-двенадцать месяцев, если все пойдёт хорошо. Но что мы будем делать до тех пор?
SZ: Может ли Украина в обозримом будущем начать контрнаступление?
Грессель: На полигонах в глубине России всё ещё находится 150 000 человек. Их трудно объединить в слаженные формирования, качество их не очень высокое, но они всё ещё являются значительным оперативным резервом. С украинской точки зрения, было бы выгоднее продолжать оборонительные бои ещё немного. Русские платят за это ужасную цену своей кровью. Гораздо большей, чем Украина. Это будет продолжаться ещё несколько месяцев. Но потом российские резервы будут исчерпаны. И в этот момент у российской армии будет гораздо меньше возможностей ответить на наступление.
Масала: Это зависит от того, кто пал под Бахмутом в последние несколько месяцев. Добровольцы или профессионалы? Если это были профессионалы, которые всё ещё находятся в Бахмуте и понесли большие потери, то их может не хватить для контрнаступления.
Майор: Есть сообщения о планируемом украинском наступлении весной или летом. Традиционно говорят, что атакующим нужно превосходство, по крайней мере, три к одному, в городах - до семи к одному. Украинская армия никогда не сможет этого добиться. Поэтому поддержка Запада направлена на качественное превосходство в оснащении и подготовке.
SZ: Как может выглядеть украинское контрнаступление?
Грессель: Я вижу две возможности. Наступление в Луганской области на севере или на юге, в Запорожье. Где будет происходить наступление, конечно, зависит от того, сколько сил у русских. Они роют все новые и новые оборонительные линии в глубине.
В Луганской области у русских в настоящее время есть сильные, хорошие силы, которые, даже если их наступательная мощь истощится, всё ещё могут надёжно обороняться.
Вторая возможность, юг: можно попытаться переправиться через Днепр с некоторыми силами, например, в качестве отвлекающей атаки. Если одновременно предпринять крупное наступление из Запорожья в направлении Азовского моря, можно было бы разрезать территорию, занятую Россией, надвое. Это также вернёт Крымский мост в зону обстрела.
Но, конечно, это очень длинная атака, которая имеет два открытых фланга на больших расстояниях. Оба фланга должны быть прикрыты. Наступление в Луганской области должно быть организовано в меньшем масштабе, с меньшими силами.
Масала: Украина должна сосредоточиться на Запорожской области и, возможно, продвинуться до Мариуполя, чтобы отделить южный фронт от восточного. Если им удастся это сделать, это изменит динамику войны. Тогда появится очень высокая вероятность того, что русские больше не смогут удерживать сухопутный коридор. Тогда русские могут понять, что они больше не смогут там победить. Если украинцы затем ослабят Черноморский флот ракетами, ситуация в Крыму станет критической, и это может привести к изменению мышления о войне в России.
Майор: Я тоже точно не знаю. Возможно, все пойдёт не так, как это делают российские войска сейчас. Мы можем представить себе скорее сценарий, подобный Харькову и Херсону. Харьков был неожиданностью, а Херсон - систематическим точечным ударом, чтобы сделать ситуацию настолько невыносимой для российской армии с атаками на склады боеприпасов, логистические цепочки и командные центры за линией фронта, что они сами отступили. Некоторые эксперты ожидают наступления в направлении Мелитополя, чтобы разделить там российские войска и затем оказать давление на Крым. Идея заключается в том, чтобы таким образом заставить российского президента сесть за стол переговоров: если Путин опасается, что это действительно может быть опасно для Крыма или для безопасности его режима. Идея заключается не в том, чтобы завоевать Крым, а в том, чтобы сделать его несостоятельным и тем самым создать пространство для переговоров.
SZ: Что произойдёт, если возникнет военная тупиковая ситуация?
Майор: Я думаю, что это наиболее вероятный сценарий. В худшем случае это станет замороженным конфликтом, как в Приднестровье, Северной и Южной Корее или приграничных районах Грузии. Для России плохая война, в которой она мало что выиграет или вообще нигде не продвинется, всё равно лучше, чем плохой мир, когда всем станет очевидно, что Москва не достигла своих целей. Это ещё одна причина, по которой Москва уже представляет войну как войну против Запада. Против Украины, конечно, она была бы давно выиграна, но против всего Запада это займёт немного больше времени.
Масала: Русские спекулируют на таком тупике. Если нам не удастся организовать устойчивое снабжение оружием, если не будут поступать боеприпасы и запчасти, то перевес будет в пользу русских.
Грессель: Я не верю, что это произойдёт. Идея патовой ситуации предполагает, что Россия и Украина также будут политически удовлетворены патовой ситуацией. Это не так. Путин также играет на победу. Российская экономика настроена на войну, и Путин делает ставку на усталость Запада. К сожалению, это не совсем нереально, если у Запада нет желания оказать достаточную поддержку Украине в плане поставок оружия и боеприпасов.
SZ: При каких обстоятельствах Украина может вести переговоры с Россией?
Грессель: В настоящее время Россия не желает вести переговоры. Это видно по предварительным условиям, которые выдвигает Москва и на которые Украина никогда не согласится. Это также привело к переосмыслению ситуации в Вашингтоне и к поставке боевых машин пехоты «Брэдли». Они поняли, что должны оттеснить русских.
С точки зрения Запада, вопрос заключается в том, как далеко мы должны оттеснить их назад, прежде чем Путин поймёт, что он должен выйти из этой войны иным способом, чем играя на максимальную победу? Моё предположение: только когда украинцы выйдут на старую линию соприкосновения от 24 февраля, наступит время, когда он всерьёз задумается о переговорах. Но если до этого, например, потому, что Запад больше не хочет поддерживать Украину, должно быть прекращение огня, которое де-факто уступит России её завоевания, то это означает временное прекращение огня. Тогда через три-пять лет мы снова получим войну. Это будет катастрофа для Украины.
Масала: Сейчас ничего нельзя сделать, чтобы склонить Россию к конструктивным переговорам. Российские предварительные условия ясны. Россия говорит, что мы немедленно сядем за стол переговоров, если будут признаны территориальные целостности: четыре области плюс Крым.
Россия продолжает считать, что может выиграть эту войну, потому что у неё есть превосходство в людях и материальных средствах, и это правда. Если Украина не готова окончательно отказаться от части своей территории, просто не существует сценария, при котором русские сядут за стол переговоров. И даже если они сядут, нет никакой гарантии, что они настроены серьёзно.
Майор: Война в какой-то момент закончится переговорами, но военная ситуация будет определять, как пройдут эти переговоры. Или, говоря иначе: конец войны определяет мир. Поэтому так важно, чтобы Россия села за стол переговоров без предварительных условий и чтобы к тому времени Украина смогла освободить как можно больше территории. В обозримом будущем официального мирного соглашения, скорее всего, не будет. Это потребует от Украины уступить земли, а она не может этого сделать по разным причинам. 80% населения Украины не поддерживает уступку земель. Учитывая задокументированные военные преступления на оккупированных территориях, Украина не может этого допустить. И наконец, попытка отдать землю в обмен на мир не сработала в 2014 году, когда Украине пришлось отдать Крым, но не получить взамен мир.
Путин также связал себе руки аннексией оккупированных территорий, потому что он не может просто отдать российскую территорию. В России уже печатаются карты и школьные учебники, в которых оккупированные территории являются российскими. С точки зрения России, это означает, что территории потеряны как разменная монета. И пока что Россия всё ещё ставит под сомнение суверенитет Украины, так что она не отошла от своих целей.
SZ: Насколько вероятно, что Россия применит в Украине тактическое, т.е. меньшее по размеру ядерное оружие?
Масала: Ядерное оружие - это в основном сдерживание Украины и поддерживающих её государств. Большинство людей представляют себе это так: сбрасывается тактическое ядерное оружие, и половина Украины оказывается заражённой. Это не так. Заражение будет ограниченным. Это был бы драматический, но ограниченный ущерб, который не остановил бы украинцев от борьбы. Политическая цель такой атаки также, вероятно, была бы небольшой и была бы направлена на сдерживание сторонников Украины? В конце концов, они поставили всё в плане боевых систем, кроме боевых самолетов.
Грессель: Сценарий применения тактического ядерного оружия существует, но он очень, очень, очень далёк. Он возникнет только в случае неконтролируемого развала российской армии и внутриполитического риска, который такой развал повлечёт за собой для Путина. А если дело приблизится к такому сценарию, вы всё равно сможете управлять рисками. Ведь вы замечаете, когда русские начинают что-то готовить, и тогда вы можете поднять трубку и провести переговоры с русскими, дать им понять, что затем последует ответная реакция.
Майор: Я думаю, что это очень маловероятно, но я не могу этого исключить. Я думаю, что риск стал несколько меньше, потому что снова появилось больше каналов связи между Россией и США, потому что война в какой-то степени стабилизировалась, и потому что после саммита G-20 на Бали России были сделаны чёткие предупреждения, и Китай также занял очень чёткую позицию по этому вопросу. С тех пор ядерных угроз стало меньше. Но, конечно, всё может измениться, если Украина возьмёт верх и Путин увидит угрозу безопасности своего режима.
Путин угрожает ядерной бомбой, чтобы напугать нас, отговорить от поддержки Украины и ввергнуть Украину в диктаторский мир. Но если он действительно применит её, то, скорее всего, добьётся обратного, а именно фундаментальной реакции Запада, и украинцы, согласно опросам, всё равно продолжат воевать.
@Mecklenburger_Petersburger
Мекленбургский Петербуржец в:
