Поучительно сравнить Черное море с французской традицией морской живописи, с которой Айвазовский был связан через Филиппа Таннера и которая включала картины Жерико, такие как "Шторм" (или "Кораблекрушение"). Техника Айвазовского, несомненно, рано сформировалась у Таннера, и пароход последнего из Дувра напоминает Черное море на переднем плане катящихся волн с окаймленными пеной гребнями. Но вода Таннера всегда больше похожа на воду Жерико, вылепленную и застывшую во времени. Поскольку его собственная техника превосходила технику его раннего учителя, Айвазовский смог передать большее ощущение движения, как будто внимание французских художников к поверхностным деталям мешало им передавать плавность и глубину.
В Черном море эта глубина не обусловлена присутствием лодок или человеческих фигур (единственное судно на горизонте), и поразительное достижение картины заключается в том, что она отказывает нам в дистанции, которую обычно обеспечивают эти посреднические присутствия. Вместо этого мы практически в воде. Это бурлит вокруг нас, и впечатление движения неотразимо. Вода имеет неустойчивую плотность вместо скульптурной поверхности. Характерная для Айвазовского легкость прикосновения к небу делает его прозрачным, что усиливает плотность и глубину воды, где небеса Жерико и Таннер всегда соперничали с их морями.
За Черным морем последует Бурное побережье в 1882 году, Бурное море в 1889 году и Волны в 1898 году, квартет необычных картин, лишенных характерной для Айвазовского привязанности к пафосу страдающих на море или возвышенности света, сияющего сквозь тьму. Это были тропы его товарной продукции, но иногда он мог выходить за их рамки, создавая картины с непреходящей телесностью и силой, подобные этой.
Холст, масло - Третьяковская галерея, Москва