Северное Приазовье на территории которого располагается Матвеево-Курганский район, заселено с глубокой древности. Так, согласно данным издания «Новый каменный век. Археология СССР», поселения, найденные археологами в окрестностях райцентра, относятся к VI веку до нашей эры: «Памятники типа Матвеева Кургана-1 и Матвеева Кургана-2 известны лишь в нижнем течении Миуса.
По данным Л.Я. Крижевской (1972-1973), это постоянные поселения, где представлены остатки кострищ, хозяйственных ям, глинобитных сооружений в виде обожженных площадок. С этими бытовыми остатками связаны находки каменного инвентаря. На стоянке Матвеев Курган-2 только за два года раскопок (1968 – 1969) было собрано около 3300 предметов. 85% из них – изделий из кремня, остальные из сланца, кости и других материалов». Археологами найдены были каменные нуклеусы, ножи, серпы, сверла, «пилки», резцы, топоры, грузила, песты для ступок, наконечники стрел и гарпунов, а так же множество окаменевших костей животных: лошади, осла, тура, косули, домашней свиньи, овцы и козы. Изучив находки и подвергнув их радиоуглеродному анализу, археологи предположили, что стоянки принадлежат к южному азово-каспийскому поясу неолитических культур, а найденные в них артефакты можно отнести к концу эпохи мезолита – началу эпохи неолита Приазовья, от 5400 до 7505 годов до нашей эры.
Всего же, по данным портала Правительства Ростовской области, на территории Матвеево-Курганского района официально зарегистрировано 350 памятников археологии и более десятка объектов культурного наследия, находящихся под охраной государства.
Первое документально зафиксированное на территории района поселение относится к концу XVII-началу XVIII веков. В диссертационной работе кандидата исторических наук П.А. Авакова «Северо-Восточное Приазовье в составе Российского государства в конце XVII — начале XVIII в.: завоевание, колонизация и управление» от 2011 года приводится такая информация: «В мае 1704 года атаман «пеших» казаков Семеновского шанца (ныне – поселок Беглица Неклиновского района) Исай Соболь поставил перед администрацией Приазовского края вопрос о постройке городка близ Татарского брода у места впадения в Миус его правого притока речки Крынки, и о его заселении казаками из великороссийских городов. В своей челобитной атаман указывал, что еще во время пребывания в Азове и Троицком (ныне – город Таганрог) боярина A.C. Шеина, то есть в 1699 году, в том месте был «начерчен городок, а не построен», и с тех пор туда на караул из шанца посылаются попеременно по 10 казаков.
Рассмотрев челобитье И. Соболя, Разряд распорядился провести рекогносцировку в предполагаемом районе строительства городка, измерить его расстояние от Азова и Троицкого и составить чертежи. Летом того же года для этих целей к Татарскому броду при устье Крынке совершили поездку майор Григорий Коробовский и прапорщик «городового дела» Генрих Лемкен. Прибыв на место, они обнаружили, что там отсутствуют какие-либо следы предварительной разметки городка, о которой упоминал И. Соболь: «черты городу нет и никакова признаку, где быть строению, не положено». По возвращении офицеры представили азовскому губернатору «доезд и досмотр, и того означенного места мерную верстам роспись», а также два чертежа «с подписанием» о том, «которое место к городовому строению угоднее к крепости». От Троицкого это место находилось в 22 верстах и 447 саженях (24,42 километра).
Точная дата последовавшего основания поселения при устье Крынки неизвестна, но уже в 1707 года в Крынкской слободе проживал 171 человек мужского пола, в том числе 71 взрослый казак и 70 детей. В начале 1711 года живших в слободе казаков возглавлял атаман Иван Калаберда. Рядом с Крынской слободой располагались лес, сельскохозяйственные угодья и водяная мельница на речке Крынке. В наши дни эта местность находится на территории Матвеево-Курганского района».
Едва возникнув, первое документально зафиксированное поселение района испытало на себе все ужасы очередной войны с Турцией. Так, уже 2 февраля 1711 года в его окрестности пришли с Кубани более десяти тысяч кубанских татар, калмыков и ставших к тому времени вне закона казаков-некрасовцев, направлявшихся через Приазовье на стороне Турок в поход против малороссийских городов Приднепровья. Вот как этот эпизод войны описывается у Петра Авакова: «2 февраля передовой отряд из 400 конных кубанцев и казаков-некрасовцев подошел со стороны реки Самбек к Крынкской слободе. В его рядах был и атаман Игнат Некрасов. Поймав в соседнем лесу местного жителя, ходившего по дрова, кубанцы послали его в слободу, приказав объявить крынкскому атаману Ивану Калаберде «чтоб он собрал с крынкских жителей хлеба и скотины, сколько возможно, и пришед бы к ним, поклонился», пообещав за это не приступать к слободе и уйти прочь. Спустя два часа противник начал наступление и открыл стрельбу из луков. Крынкские жители ответили ружейной стрельбой и убили двух человек. Перестрелка продолжалась 4 часа до вечера, после чего ногайцы отступили и заночевали за лесом у устья Крынки, в двух верстах у слободы. Утром следующего дня слободу окружили около 10000 кубанцев с калмыками и «учинили приступ великой», с использованием лучного и огнестрельного боя. Атаман слободы с 70 казаками, засев в палисаде, отстреливались из ружей. В ходе приступа, длившегося 3 часа, противник ранил 40 крынкских жителей, потеряв при этом около 80 человек, в числе которых оказался и некий татарин в волчьей шубе с красными рукавами, который «был у них начальником». Не сумев овладеть слободой, кубанцы довольствовались поджогом расположенной рядом мельницы и грабежом бахчей, где они «побрали пожитки, и всякую домашнюю рухлядь, и запасы, и лошади, и всякую скотину без остатку». Затем они направились вверх по течению Миуса к речке Ольховатке, захватив по дороге в плен 30 крынкских жителей и их работников, ходивших в лес за дровами и на бахчи за сеном, и убив двух человек. Вскоре нападению ногайцев и некрасовцев подверглась деревня в Леонтьевых Буераках (ныне – территория Куйбышевского района). Многие ее жители, в том числе женщины, были убиты, и ранены, а остальные захвачены в плен и увезены на Кубань, где их разделили по разным аулам и продали туркам на галеры».
Практически все первое казачье население на Миусе и Крынке в то время составляла беднота из Малороссии и запорожская «голытьба» – это доказывают имена и фамилии первых миусских поселенцев, опубликованные в книге Виталия Гусева «Запорожские и донские казаки в Приазовье 1699-1705 годы. Отставные казаки войска Донского 1775 год». Причины привлечения на Миус именно бедняков-запорожцев были сугубо экономические: руководившие при Петре I освоением земель Северного Приазовья российские воеводы, сидевшие в Таганроге, предпочитали платить каждому казаку за государственную службу на Миусе в три раза меньше жалования, чем в Азове, и поэтому большинство донских казаков отказывались ехать служить в наши места. Возможно, в связи с этим, в официальных донесениях тех лет эти первые поселенцы фигурировали не как донские или запорожские, а именно как «миусские» казаки. Второй значимой группой переселенцев были ссылаемые «на вечное житьё» на Миус со всей России каторжники – с 1699 года Таганрог и его окрестности становятся первой в истории России каторгой и одним из крупнейших мест для ссылки. При этом вреди ссыльных и каторжных наблюдались практически все сословия: не только крестьяне, но и чиновники, духовные лица и даже мелкопоместное дворянство.
