Когда мы слышим имя Михаила Зощенко, на нашем лице непроизвольно появляется улыбка, потому что мы сразу вспоминаем его рассказы, его нелепых героев, абсурдные ситуации, и нам кажется, что такие истории мог сочинить только весёлый, беззаботный человек. Хотя стоит вспомнить современников Михаила Михайловича – Ильфа и Петрова, Аверченко, Олешу – все они жили примерно в одно время, писали смешные произведения, которые имели большой резонанс, которые расходились на цитаты, и все они были людьми вовсе не такими уж беззаботными, каждый со своей трагической судьбой.
Наверное, у каждого из них были свои сложности в жизни, свои каверзы и сюрпризы судьбы, но, что касается Зощенко, то тут всё было значительно сложнее. Дело в том, что Михаил Михайлович с самого детства страдал тем, что сейчас мы называем депрессией, а тогда называлось хандрой. Сама по себе хандра – не новость, особенно для 19 века, особенно для не занятых физическим трудом представителей дворянства (в самом деле, что-то никто не слышал о крестьянах или рабочих, страдающих хандрой; наверное, им некогда было заниматься такими глупостями, надо было трудиться для того, чтобы семью содержать). В этом плане Зощенко как раз не выделялся из своего круга: представитель дворянства, рождённый в самом конце 19 века, много читающий и пишущий с самого детства, не избежавший влияния Серебряного века с его модой на меланхолию, пессимизм, стремление к суициду. Правда, с началом Первой мировой войны всё закончилось. И недаром сам Зощенко отмечает, что, когда он пошёл на фронт, вся его меланхолия разом исчезла. Не было времени предаваться хандре и потом, когда в России стремительно менялся социальный строй, менялась вся жизнь, и надо было как-то приспосабливаться (родителей-то уже не было в живых), как-то искать себя, как-то жить! Но вот всё более или менее устаканилось, жизнь наладилась, призвание было найдено, семья была создана, жить было на что, но… Тут у Зощенко опять начались приступы депрессии. И это уже, скорее всего, была не блажь, а заболевание. Он это понимал, думал над этим, и свои раздумья облёк в литературную форму, в книгу, которую считал самой главной в своей жизни – «Перед восходом солнца». Книга эта – не автобиографический роман, но и не научный трактат по психологии, хотя порой он пытается излагать вопросы физиологии и психологии, постулаты учения Фрейда, не обладая в этих науках фундаментальными знаниями.
Простыми словами Зощенко пытается проанализировать свою жизнь с самого детства, чтобы найти истоки своих депрессий. Впрочем, поначалу никаких поводов для хандры я не увидела (как не нашёл их и сам автор). Начало книги – это описание романтических историй, влюблённостей, отношений с женским полом, далее – о том, где пришлось работать, с кем общаться. Потом Зощенко обратился к своему детству, пытаясь найти предпосылки болезни там. Вспомнил, что у его родителей не всё было гладко в отношениях. Конечно, это не лучшим образом сказывается на хрупкой психике ребёнка, но ведь это – не такая уж и редкость! Правда, на глазах у маленького Миши от инфаркта скончался его отец.
Книга эта так и не была издана при жизни автора. Её начали было печатать в журнале «Октябрь» в 1943 году, но публикация вызвала такую резкую критику, на писателя был обрушен такой шквал критической брани, что печатание «Перед восходом солнца» было прервано. Вторая часть книги впервые вышла в 1972 году под названием «Повесть о разуме».
Ничуть не удивительна судьба книги, поскольку во многих главах сквозит явная ностальгия по дореволюционным временам, да и социалистическая реальность выглядит не всегда привлекательно. Некоторые главки посвящены трагическим судьбам эмигрантов.
Есть в книге и страницы, которые читать совершенно невозможно из-за их жестокости – такова, к примеру, сцена, увиденная Зощенко в зоосаде.
Да и вообще – разве человек нового, социалистического общества может быть подвергнут такому пережитку капитализма, как хандра? А толкование снов? Советскому человеку, а тем более писателю, инженеру человеческих душ некогда заниматься такими буржуазными глупостями! Но Зощенко занимается очень глубоким самокопанием, как ему кажется, находит истоки своих неврозов в раннем детстве, да ещё и, как практикующий психолог, описывает и анализирует разные случаи с другими людьми, которые приходили к нему за исцелением! (Повторюсь, не имея на то никакого образования). А также анализирует (что интересно) истоки психического состояния таких известных личностей, как Эдгар По, Н. В. Гоголь, Н.А. Некрасов и другие.
Вот несколько цитат, из-за которых на голову Зощенко могли быть обрушены репрессии.
О Блоке:
«Я никогда не видел таких пустых, мертвых глаз. Я никогда не думал, что на лице могут отражаться такая тоска и такое безразличие… Теперь я почти вижу свою судьбу. Я вижу финал своей жизни. Я вижу тоску, которая меня непременно задушит».
О Есенине:
«К нашему столику, неуверенно шагая, подходит человек. Он в черной бархатной блузе. На груди у него большой белый кисейный бант.
Лицо этого человека обсыпано пудрой.
Губы и брови подведены.
На лице улыбка — пьяная и немного сконфуженная. Кто-то говорит:
— Сережа, садись с нами.
Теперь я вижу, что это Есенин».
О переписи населения, в которой Зощенко принимал участие:
«Я хожу по коридорам, кухням, захожу в комнаты. Я вижу тусклые лампочки, рваные обои, белье на веревках, ужасную тесноту, мусор, рвань. Да, конечно, только недавно миновали тяжелые годы, голод, разруха… Но все же я не думал, что увижу то, что увидел».
О жизни до- и послереволюционной:
«Я сказал:
— Но ведь прошлый мир был ужасный мир. Это был мир богатых и нищих. Он мог устрашать людей. Это был несправедливый мир.
— Пусть несправедливый, — ответила женщина, — но я предпочитаю видеть богатых и нищих вместо тех сцен, пусть и справедливых, но не ярких, скучных и будничных, какие мы видим. Новый мир — это грубый мужицкий мир. В нем нет той декоративности, к какой мы привыкли. Нет той красивости, какая радует наш взор, слух, воображение. И вот в чем наша боль и наше сожаление».
Этот материал ранее был размещён мною здесь: https://my.mail.ru/community/manuscripts/6C4E2F1426BCB01C.html