ГЛАВА 9. А ЧТО ИМЕЛИ МЫ?
Усков Михаил Алексеевич не был добровольцем, а был призван Уколовским РВК, Воронежской обл 04 июля 1941 года, провоевал недолго. В плен он не попал, его взяли как языка на Смоленском направлении 15 августа 1941, а потому как тайн особых он не знал, кроме той, что старшину зовут Матвей да командир взвода-товарищ лейтенант так ничего и не выдал. Да если честно он и писать то толком не мог. По этой причине немцы от него быстро и избавились. В общую колонну пленных и вперёд.
Довели до первой станции, в открытый вагон и как скот в пересыльный лагерь.
С пересыльного лагеря он бежал с тремя товарищами, да не далеко. Поймали их быстро, Михаилу сломали два ребра и поездом отправили в концлагерь. Поезд разбомбили. Он бежал снова. Снова поймали и долго били, сломали челюсть. Пока еще было здоровье с гражданки, все быстро зажило. В лагере как склонного к побегам отправили добывать в Румынских штольнях гипс . Сначала выводили в лагерь каждый день, потом все реже и реже. В 1944 за три месяца до освобождения выводить перестали совсем.
В августе 1941 года примерно 450 000 немцев Поволжья НАСИЛЬСТВЕННО было депортировано в Казахстан, Алтайский край, Омскую и Новосибирские области. Заметьте НЕ НА ФРОНТ мужиков отправили, а подальше в тыл. Не предоставив дополнительных вагонов для перевозки домашнего скраба. Непорядок конечно, но где было взять их. В это время Берия перевозил на Урал и за Урал эвакуированные заводы и специалистов. Судите сами, где их на всех найти?
Случалось, что в открытых полувагонах или на платформах ехали люди. Хорошо, если был брезент, которым можно было прикрыться от дождя. Иногда и этого не было. Здесь же станки или материалы, кое-что из вещей эвакуированных. Именно кое-что. Люди спасались от нашествия варваров, и было, конечно, не до вещей. При более благоприятной обстановке два-три крытых вагона выделяли для женщин с детьми. Вместо 36 человек в них набивалось по 80 — 100. Никто, разумеется, не роптал — горе объединяло людей, кров которых был захвачен фашистами.
В числе остальных эвакуированных в глубь страны были и депортированные советские немцы. Вряд ли условия их перевозки сильно отличались от условий, в которых выбирались из прифронтовой зоны все остальные. Один несомненный плюс в их ситуации всё же присутствовал — их организованно вывезли на новое место жительства в то время, как тысячи и тысячи советских людей были вынуждены правдами и неправдами добиваться места в отходящих на восток эшелонах. Логика подсказывает, что обвинения немцев Поволжья были лишь поводом для стандартной процедуры изоляции или депортации военного периода. Ранее крымские немцы были переселены без всяких обвинений, а это явно элементы одного процесса. Но неприятная фигура умолчания в этом деле по-прежнему присутствует. А кому в то время было легко?
Не всех депортированных немцев разместили в городах. Несколько семей высадили на станции Колутон, что в 140 км от нынешней АСТАНЫ предоставив одну гужевую повозку для перевозки детей и вещей. Уполномоченный пешком повел их за 20,5 километров в село Ягодное. Привел их поздним вечером, завел одну семью (женщину с тремя детьми) в дом к Усковым и распорядился голосом не терпящим возражений.
-Евдокия, они жить будут у тебя, спать будут на этом топчане, поперек, под ноги поставь лавку. Ты со своими будешь на другом и на печи. Федьку на пол! И пока будешь кормить! Я председателю скажу он завтра разберется.
И не выслушав возражений Евдокии пошел размещать остальных.
Марта, так звали немку прожила у Усковых около года, муж её Генрих пахал в это время на шахте в Караганде, добывал коксующийся уголь для уральских домен. Сталь то стране была нужна. НО ЗАМЕТЬТЕ, не закапывался под шквальным огнем в Севастопольскую землю. Остался жив. В это же время Евдокия получила на мужа своего Михаила примерно вот такую бумагу.
Евдокия еще раз на очередной запрос не нашелся ли муж получила примерно вот такое извещение, в народе похоронку .
После которой и сбежал на фронт сын Федька. С Мартой Евдокия ужилась, дети подружились, а младшая Гашка даже освоила немецкий язык.
А Михаила Ускова в это время привезли Тимишоар добывать в штольнях гипс.
Как минимум, 3,5 миллиона советских солдат и офицеров погибли в плену. Высокопоставленные нацисты в ходе Нюрнбергского процесса (1945-1946 гг.) пытались оправдать себя тем, что руководство СССР не подписало Женевскую конвенцию об обращении с военнопленными от 1929 года. Дескать, этот факт позволил немцам нарушать нормы международного права в отношении советских граждан.
*В документе 3-го рейха №39058/41 от 08.09.1941 года «Распоряжение об обращении с советскими военнопленными в первой же главе говориться:
-Большевизм является смертельным врагом национал-социалистической Германии. Впервые перед нашим солдатом стоит противник обученный не только в военном, но и политическом смысле, в духе разрушающего большевизма. Борьба с национал-социализмом привита ему в кровь и плоть. Он ведёт её всеми имеющимися у него средствами - диверсиями, разлагающей пропагандой, поджогами, убийствами. Поэтому большевицкий солдат потерял всякое право претендовать на обращение с ним как с честным солдатом в соответствии с Женевским соглашением…»
Гебельс написал, а фельдмаршал Кейтель подписал:
«Верховное Командование Сухопутных Сил Германии. 8 октября 1941 года.
Советский Союз не присоединился к соглашению от 27.07.1929 года относительно обращения с военнопленными. Вследствие этого нам не угрожает представление соответствующего снабжения советским военнопленным как по качеству, так и по количеству.»
ДЕКЛАРАЦИЯ
«Нижеподписавшийся Народный комиссар по иностранным делам Союза Советских Социалистических Республик настоящим объявляет, что СССР присоединяется к конвенции об улучшении участи раненых и больных военнопленных в действующих армиях, заключённой в ЖЕНЕВЕ 27 июля 1929 года. В удостоверение чего Народный комиссар по иностранным делам СССР, должным образом уполномоченный для этой цели, подписал настоящую декларацию о присоединении. Согласно постановлению Центрального исполнительного комитета СССР от 12 мая 1930 года, настоящее присоединение является окончательным и не нуждается в дальнейшей ратификации. Учинено в Москве 25 августа 1931 года. Литвинов» Документ находится в ЦГАОР СССР, фонд9501, опись 5, ед. хранения 7, лист дела 22.