Дорогие друзья, рад снова вас приветствовать на своей писательской кухне автора детективов! :-) Если вы впервые на моей страничке, разрешите, я представлюсь: меня зовут Сергей Изуграфов, я живу в Санкт-Петербурге и вот уже шесть лет пишу детективы. Мне за 50, по образованию я лингвист и психолог, а по хобби - историк и кулинар:-) Поэтому в моих детективах так много и истории, и кулинарии.
Сегодня я приготовил для вас блюдо, которое, надеюсь, вам понравится: отрывок из моей повести "Пять амфор фалернского". Надеюсь, он вам понравится, если вы любите тайны и загадки:-)
Итак, отрывок из повести "Пять амфор фалернского":
"Когда ты угодил в шторм — обратной дороги нет».
Эмир Кустурица, «Аризонская мечта».
Луций Сергий Апелла спасался бегством. Томительные часы, наполненные леденящим душу страхом и бессильным ожиданием опасности, складывались в тягучие дни и ночи. А ночами он почти не спал; лишь подремывал, как гонимый зверь, вполглаза, резко вздрагивая всем телом при малейшем шорохе и загнанно озираясь вокруг в неровном свете чадивших светильников. А шорохов и скрипов на судне хватало!
Разве такая ночь, будь она трижды проклята, может успокоить и дать отдых измученному телу и издерганной страхом душе? Даже расстояние между ним и Римом, увеличивавшееся с каждым днем, не так радовало его, как в первые дни бегства.
Из безрадостных дней и мучительных ночей складывались тоскливые недели. И чем дальше плыло его судно, тем больше других кошмаров поселялось в его воспаленном сознании.
Он не снисходил к общению с экипажем онерарии: это бы уронило его достоинство в их глазах, чего вольноотпущенник никак не мог допустить. Будет еще богатый купец из Лациума вести разговоры с разным сбродом!
Изредка пытался побеседовать с капитаном — невозмутимым и малоразговорчивым критянином, — тот на вопросы отвечал односложно и уклончиво, повторяя, как попугай, лишь одно: если даст Посейдон, все будет благополучно! Вот и поговори с таким. Проклятый болван! А если не даст? То что? И сколько еще идти им? Смогут ли они благополучно прибыть в Эфес и довезти свой груз в целости и сохранности? А если киликийские пираты заметят их судно? На эти вопросы, рвущие его душу, Апелла никак не мог добиться ответа. Да и сам капитан казался подозрительнее ему с каждым днем. Недаром пословица говорит, что все критяне — воры и обманщики!
Все чаще вольноотпущенник целыми днями просиживал один в своей каюте на корме, завернувшись в угрюмое молчание, как в тогу, и непрерывно цедя вино из самой глубокой чаши, чтобы лишний раз не звать старого раба с кувшином.
Раб был болен, его лихорадило. Он то и дело долго и надсадно кашлял, чем страшно раздражал хозяина. Толку от него не было почти никакого; он почти все время лежал в забытьи у входа в каюту. По крайней мере, когда он спал, не было слышно этого ужасного кашля, он лишь постанывал во сне.
Несколько раз — мыслимое ли дело — Апелле пришлось самому налить себе вина из кувшина! Какие тяготы приходится терпеть из-за нерадивых рабов. Мальчишка-виночерпий сбежал, как только представилась возможность, еще у берегов Сицилии. Прыгнул за борт глубокой ночью, когда они шли мимо островов, и был таков! Надеюсь, этот маленький мерзавец утонул, море в ту ночь было бурным, зло подумал Апелла. Но вскоре его мысли вернулись к его собственной судьбе, которая волновала его гораздо сильнее.
Да, Гней Помпей почти пять лет назад разбил огромную пиратскую эскадру, что наводила ужас на все Средиземноморье. Он прочесал, как частым гребнем, все заливы, бухты и побережья; уничтожил тысячи кораблей, базы и стоянки, крепости и прибрежные города этих морских разбойников.
Их бесчинства на морях привели к голодным волнениям в самом Риме — и тогда терпение Рима лопнуло. Но что толку? Великий Помпей решил проявить милосердие: из двадцати тысяч захваченных в плен пиратов он казнил всего лишь триста главарей, а остальным даровал жизнь, поселив их на киликийских равнинах.
Нет, Апелла бы не поступил так глупо и опрометчиво. Да и что такое двадцать тысяч каких-то оборванцев для Рима? Жалкая горстка разбойников! Их всех следовало убить на арене Большого Цирка, как не раз уже было до этого. И никто бы не пискнул. Глупо, как глупо! Апелла покачал головой.
Глупо думать, что эти молодчики, которые годами грабили торговые суда, воевали с Римом на стороне Митридата, все дружно и разом превратятся в мирных землепашцев. Какой сквозняк был в голове у Великого Помпея, когда он решил их всех помиловать? Да, они ему благодарны. Ему! Но и только-то! На морях стало чище и спокойней, но все равно его онерария — слишком лакомый кусок для этого отребья! А насколько было бы спокойнее! В сотый раз он тоскливо вздохнул и поежился, плотнее закутываясь в гиматий.
Апелла понимал, что нападение пиратов означает для него лично — римского вольноотпущенника самого Луция Сергия Катилины. Издевательства и пытки, а затем и мучительную смерть в морской пучине.
Из рассказов морских торговцев, что ему доводилось слышать на постоялых дворах Помпеи и в тавернах Остии, Апелла знал о дьявольской изобретательности пиратов, когда дело доходило до пыток. Глумясь над пленниками, их накрепко связывали лицом к лицу с мертвецами, протягивали на канате под килем, на ходу корабля просовывали головой наружу сквозь кожаные манжеты нижнего ряда весел, заставляя «прогуляться» по фальшборту.
А как они расправлялись со знатными римлянами с захваченных кораблей? Если пленник с гордостью произносил магическую формулу: «Я римский гражданин!» — пираты с испуганным видом униженно вымаливали прощение и, дабы они сами или их коллеги вторично не стали жертвами пагубного заблуждения, облачали пленника в тогу и сандалии, а затем с тысячью извинений указывали ему направление к дому и наконец, вдоволь поиздевавшись над запуганной и ничего не понимающей жертвой, почтительнейше вышвыривали за борт, если он не желал воспользоваться спущенной посреди моря сходней.
И не только в Помпее дело. Благородный Юлий Цезарь тоже приложил к этому руку. Эту историю в Риме знали очень хорошо. Лет пятнадцать назад римский корабль, шедший из Вифинии на Родос, был захвачен морскими разбойниками у острова Фармакуссы, недалеко от Милета. Пиратам повезло: среди пассажиров был молодой римский патриций с большой свитой, направлявшийся на Родос, чтобы поступить в прославленную школу красноречия Апполония Молона, учителя самого Цицерона.
Поняв, кого им послала в руки судьба, они потребовали колоссальный выкуп в двадцать талантов серебром, на что благородный римлянин рассмеялся им в лицо, заявив, что требовать за него так мало — означает, что пираты хотят его оскорбить и унизить. Его свобода стоит минимум пятьдесят талантов, гордо заявил он. И он готов заплатить такой выкуп!
Пираты поспешили согласиться и перевезли патриция на свой остров, где он пользовался известной свободой, занимался декламацией и риторикой, сочинял поэмы и речи, предварительно разослав почти всю свою свиту по городам Малой Азии с письмами к наместникам провинций. При себе он оставил лишь лекаря и двух слуг. По утрам он зачитывал пиратам сочиненные накануне речи, но те лишь смеялись над ним и считали его римским дурачком. Поэтому, когда он говорил им открыто, что после выплаты выкупа обязательно им отомстит, и даже сообщал о способах, какими они будут казнены, они лишь смеялись еще сильнее. Откуда им было знать, с кем они имеют дело!..
Через сорок дней прибыл корабль с выкупом; пленник живым и невредимым возвратился на нем в Милет. Там он без промедления снарядил корабли, собрал войско и вернулся на пиратский остров. Пираты еще даже не успели поделить богатую добычу, как он захватил их в плен. Все пиратские сокровища, что были на острове, он присвоил себе в качестве приза, рассчитался с кредиторами, а разбойников доставил в Пергам и заключил в тюрьму.
Совершив эти подвиги, патриций отправился к проконсулу провинции Азии Марку Юнию и предложил ему исполнить свои обязанности и казнить пленных пиратов. Но Юний из зависти к захваченным патрицием богатствам и в надежде на свою долю не спешил: он заявил, что «займется рассмотрением дела пленников, когда у него будет время».
Тогда молодой патриций, пожав плечами и рассудив, что уж у него-то времени точно предостаточно, сам выполнил работу проконсула. Вернувшись в Пергам, он приказал распять пойманных пиратов, как он и предсказывал им это часто на острове. В благодарность же за мягкое с ним обращение и, не желая подавать пример ненужной жестокости, он приказал, прежде чем развесить пиратов по крестам, заколоть их.
Благородный человек, что тут скажешь, подумал Апелла и сделал еще один глоток из чаши. Но после этого пираты Эгейского моря отчего-то особо невзлюбили благородных римлян. За него уж точно никто не даст ни денария, перережут глотку и сбросят в воду на корм рыбам. Он выпил еще.
Сегодня корабль особенно качало. Хорошо, что у него нет морской болезни, подумал вольноотпущенник. Третий день они шли Эгейским морем в направлении Кикладских островов.
С утра капитан был особенно неразговорчив, даже груб с ним. Он посмел повернуться к нему спиной, когда Апелла в очередной раз поинтересовался, сколько дней им еще болтаться в этом проклятом море и когда, наконец, они прибудут в Эфес. Этот мерзавец буркнул что-то себе под нос, что вызвало обидные смешки у матросов, находившихся поблизости. Ему пришлось уйти с палубы в свою каюту на корму, чтобы не видеть насмешки и презрения в их взглядах.
Да как они смеют? А может, они догадались, что он предал своего господина? — внезапно пришла ему в голову обжигающая мысль. Может быть, они хотят предать его? Холодная, липкая волна ужаса снова накатила и захлестнула его сознание, он беспомощно забился в ней, как рыбак, запутавшийся в собственных сетях.
А что, если капитан уже сговорился с пиратами и работорговцами с Делоса на Кикладах, послав им весточку из порта, куда они заходили накануне пополнить запасы пресной воды? Слышал Апелла, что в Делосе продавали по десять тысяч рабов в день.
Огромная гавань была забита судами с этими несчастными, которых ежедневно привозили и увозили пиратские либурны. Торговля шла так бойко, что родилась на Делосе поговорка: «Купец, швартуй корабль и разгружай свой груз скорей, он уже продан!». В свое время и он хотел поживиться, отхватить свой кусок пожирнее от этого пирога, но не успел. Кряхтя, он поднялся и снова налил себе чашу вина до краев из кувшина, что висел в углу каюты.
Чем больше Луций Сергий Апелла пил, тем очевидней ему казалось, что так оно и есть, что догадка его верна и он сумел раскрыть коварный замысел капитана и его экипажа.
Эти мерзавцы все заодно: они решили продать его пиратам-работорговцам, захватить его золото и драгоценности, его фалернское вино, весь груз корабля, да и сам корабль, — а он им так доверял! Они думают, что могут эти двое против целой команды в двенадцать человек — один римлянин и его старый больной раб?
Но, ничего, ничего, Апелла им покажет, безостановочно твердил он про себя. Еще посмотрим, кто кого! Я вас всех… Он бросился к сундуку, стоявшему в углу и лихорадочно роясь в нем, приговаривал: «Апелла не дурак, Апеллу голыми руками не возьмешь, Апелла вам всем еще покажет!». Найдя наконец то, что он искал — короткий обоюдоострый меч в драгоценных ножнах, он прижал его к себе и, затравленно озираясь по сторонам, отполз вместе с чашей в дальний угол каюты. Он уже знал, что будет делать! Осталось дождаться ночи.
Пнув ногой спящего старика-раба, он приказал ему подняться и следовать за ним. Кашляя и дрожа всем телом, старик покорно поплелся за хозяином. Огромные весла, что управляли ходом онерарии, находились на корме, сразу за каютой. Апелла часто просыпался от их скрипа по ночам, когда ночной вахтенный матрос, сверяя движение корабля по звездам, менял угол огромных лопастей румпеля, заставляя судно следовать проложенным курсом, несмотря на меняющийся ветер и морские течения.
Была глухая ночь. Судно качало, волны с шумом били в округлые борта, обшитые тонкими свинцовыми пластинами. Мачты и такелаж скрипели, основной парус, наполненный ветром, звенел от натуги. Небольшой прямоугольный парус-артемон, вывешенный на наклоненной вперед носовой мачте, то и дело громко хлопал полотнищем, поймав очередной порыв бокового ветра, — и тогда судно вздрагивало и делало рывок вперед. На палубе было мокро от брызг; вся команда забилась в трюм, оставив на палубе лишь вахтенного матроса на корме.
Апелла прошел неверными шагами, качаясь и от волн, и от выпитого им вина, мимо вахтенного на узкую кормовую надстройку к акростолю в виде головы лебедя на высокой и тонкой шее, делая вид, что хочет освежиться, и, дойдя, схватился за нее обеими руками, борясь с качкой. Рулевой не обратил на него никакого внимания.
Они все меня презирают, подумал Апелла, прижавшись пылающим лбом к холодному дереву. Конечно, ведь они меня уже продали. Но он не будет стоять в цепях на невольничьем рынке в Делосе. Ведь туда они его везли! Не-ет! Им не сделать его дважды рабом за одну жизнь! Голова его кружилась. Он не позволит им отнять у себя корабль! Он сумеет постоять за себя!
Ненависть клокочущей волной поднялась в нем, весь накопившийся животный страх за последние несколько недель, все отчаяние, что жили в его душе, помутили его рассудок окончательно.
Он выхватил из-за пазухи меч и с отчаянным криком вонзил его в спину рулевому. Меч вошел между лопаток и вышел с другой стороны. Матрос вскрикнул от боли и осел на палубу на подкосившихся ногах. Шум волн и стоны ветра заглушили звуки убийства. Апелла вытащил меч из тела жертвы и зверем оглянулся на застывшего от ужаса старого раба.
Почему он так смотрит? А! Его собственный раб тоже с ними заодно! — понял Апелла. Как это раньше не приходило ему в голову! Все, все вокруг его предали! Он шагнул вперед и молча ударил старика мечом в горло. Струя горячей крови брызнула ему в лицо и залила одежду — он даже не заметил. Мертвое тело раба безжизненно сползло на палубу, мокрую от дождя, крови и морских брызг.
Все, теперь он знает, что делать! Он пойдет на огни острова, что горят справа. Там за свои сестерции он наймет надежных телохранителей и новую команду. Никто не сможет ему помешать: он убьет любого, кто приблизится.
Злобно ощерившись, он бросил под ноги липкий от крови меч, схватился обеими руками за весло румпеля, застонал от напряжения, проскальзывая ногами по палубе в поисках опоры, но развернул лопасти обоих весел.
Корабль, подрагивая корпусом, стал плавно забирать вправо, в сторону неприметной гряды острых камней, что едва торчали из воды. Апелла выдохнул, вытер потное, залитое кровью лицо и грузно сел рядом с веслами. Впервые за несколько недель он почувствовал себя в безопасности.
(с) "Пять амфор фалернского", Сергей Изуграфов
Романы детективной серии "Смерть на Кикладах"
Друзья, подписывайтесь на канал, буду рад и дальше знакомить вас со своим творчеством, публиковать отрывки из произведений и рассказывать об авторской кухне :-) И самое главное: всем подписавшимся до 1 марта - электронная версия романа Сергея Изуграфова "Ведьмин час" - в подарок. Подписывайтесь, оставляйте в комментариях адрес электронной почты, ваш подарок к вам придет:-