Глава 25
И я вновь делаю глупость. Выкладываю ему то, что давно хотела сказать. О чем думаю постоянно. И в последние дни.
— Я люблю тебя.
Я замираю. Якобы дожидаюсь ответа. Но это глупо. Я сама сижу в таком недоумении. Представляю, как шокирован он.
Сидим в тишине. Слышно только тиканье часов. Этим часам уже больше ста лет. Они так тикали до моего рождения, и будут так тикать после моей смерти.
Что за мысли? Мне что, сейчас больше думать не о чем?
Он закрывает глаза, и словно уносится куда-то.
Я смотрю на него. Ну нет же! Взгляни на меня. Пожалуйста.
— Ты понимаешь, что ты говоришь? — после глубокого вздоха сказал он спокойным голосом.
— Понимаю, — медленно ответила я.
— Ты в словах своих уверена?
— Да.
— Может, лучше назад их заберешь?
Я вздрогнула.
— Не заберу.
Голос дрожал.
Слеза на щеке застыла.
— Жаль. Я еще надеялся, — произнес он.
Он мгновенно встает.
Это все? Нет! Ну, нет же!
— Генри… — жалобным голосом вымолвила я, будто призываю к мольбе.
— Мне очень жаль. Добавить больше нечего, — он повернулся ко мне спиной. Он не грубил и не говорил холодным голосом. Лишь сожаление.
Нет! Прошу! Нет!
У меня слезы полились рекой.
— Генри, — я кидаюсь ему на шею и рыдаю, — прости! Молю, прости! Я не хотела!
Я цепляюсь за его руку и начинаю причитать.
— Забудь об этом! Сделай вид, что ты ничего не слышал, а я тебе ничего не говорила! Я глупая! Я дура! — несу всякую чушь, набор слов, кричу и захлебываюсь в собственных слезах и словах. — Давай забудем обо всем! Станем жить, как раньше! Генри! Прошу тебя! Я не буду больше! Клянусь!
Я очень боялась. Я знала, что за этим последует.
Генри одним движением убирает мою руку от своей.
— Софи, некоторое время я поживу в другом месте. А ты пока подумай и определись, что будешь дальше делать. Выбор за тобой. Не решишь — я сам приму решение. Мне тогда придется уйти, — он сделал глубокий вздох. — Мне, правда, жаль, что так все вышло.
Он уходит. Я провожаю его взглядом. А он уходит, не оборачиваясь. Словно меня нет. Словно меня и не было в его жизни никогда.
— Генри! Вернись! Не уходи! Прошу! — я беспрерывно кричу и плачу.
Пожалуйста! Стой!
Я не прекращаю, но уже без толку. Его дома нет.
И я осталась одна. С этой болью. Я плачу и не могу прекратить. Я задыхаюсь от слез, от боли, от безответной любви.
Я лежу на полу возле дивана, скрутившись и руками обхватив себя.
Это сон! Не может быть это за правду!
Останься! Зачем ты ушел? Вернись, прошу!
Я лежу и повторяю бессмысленные слова. Одна в пустой квартире.
Вернись.
Просыпаюсь и понимаю, что слезы не перестают литься.
— Тише, не плачь, Софи…
Я ощущаю прикосновение чьих-то пальцев в волосах. Они гладят меня по голове. Сквозь слезы вижу — это Генри. Он обнимает, что-то мне шепчет, убаюкивает.
Я не сразу догадалась, что не так.
Генри!
Это сон. Всего лишь.
Я безмолвно хватаюсь за его рубашку. Меня по-настоящему трясет. Не могу подняться. Просто тяну ткань на себя.
Он здесь! Он рядом! Не ушел!
Сердце не хочет признавать правду.
— Генри! — вскрикиваю я и прижимаюсь к нему.
— Тише… Не беспокойся, все пройдет, ты перестанешь думать об этом…
Я пытаюсь за него ухватиться и совсем не понимаю, что он шепчет. Я слышу его убаюкивающий голос. Он успокаивает, словно и в самом деле у нас все хорошо. Я чувствую его руки в моих волосах. Холодные руки, но в то же время такие теплые.
Я не могу перестать рыдать. Прячу лицо на его плече и плачу.
— Генри… — снова зову его, хотя он рядом, как никогда не был.
Я ничего сейчас не могу другого произнести. Только одно имя излучает эту боль, тоску и отчаяние.
Но он отзывается. Он понимает, что происходит. Пытается утешить, успокоить. Прижимает к себе и говорит слова утешения. Гладит по голове, как ребенка. И это помогает. Я начинаю успокаиваться. И дрожать перестаю. И слезу потихоньку замедляются. Он берет мою руку и отцепляет от рубашки.
Я вздрагиваю и снова хватаюсь. Я не хочу отпускать. Хватаюсь за спасательный круг, чтобы не утонуть. И молю его, не делать этого. Не убивать меня.
— Софи, не волнуйся, все у тебя будет хорошо. Все пройдет, — говорит он, глядя прямо в мои глаза.
Я чувствую, как его темные глаза проникают прямо в мою голову, в мысли, поглощая разум. Больше я ничего не вижу. Только темноту его бездонных глаз.