Сегодня прочитал сообщение портала 72.ru о случае с деревенским мальчиком, приехавшим с родителями в тюменский торговый центр и потерявшимся в нем. Ситуация требовала решения, и семилетний молодой человек двинул домой - в село, находящееся в 40 километрах от города, пешком. При этом не забудем, что на дворе не лето, а Тюмень – не пригород Сочи. И не хвастайтесь, что вы бы поступили по-другому: во-первых, этого не проверишь, а во-вторых, вы наверняка постарше парня, скорее всего живете в городе и лучше него знаете возможные ходы и выходы из экстренной ситуации. Могу допустить, что рекомендуемые действия вы разъяснили даже своим малолетним детям.
На мальчика обратила внимание местная женщина, которая ехала на автомобиле по тому же шоссе. Остановившись и поговорив с землепроходцем, она узнала, что он потерялся, и доставила его в местное отделение полиции. Там же стало известно, что родители пропавшего ребенка уже обратились к полицейским с заявлением об исчезновении сына.
Все хорошо, не так ли? К тому же очень вероятно, что данный случай для вас не новость. И я бы не стал о нем писать, не присутствуй в сообщении одна фраза, которая привлекла мое внимание. «Сотрудники правоохранительных органов уточнили, что в отношении ребенка никто не совершал противоправные действия».
Опять же, казалось бы, что в ней такого? Они полиция и они обязаны дать оценку разрешившейся ситуации, глядя на нее с той стороны, за которую отвечают. Полиция поступила так, как ей положено. Но я хотел бы поговорить с вами о другом. Как все же изменился в обществе подход к теме «взрослые – дети» в одном, особом, отношении - в том, что касается возможности, вероятности преступных действий со стороны первых в отношении вторых!
Даже не буду вспоминать собственное детство, в котором мы в нашей ребячьей жизни большей частью оставались без контроля и были предоставлены самим себе. Это было давно. Но вот возить своего сына в школу с Малой Охты, где мы тогда жили, на улицу Халтурина (ныне Миллионная) для меня было возможным только в первый год учебы моего парня. Со второго по 11 класс он ежедневно совершал передвижение по схеме «пешком – трамвай – метро – троллейбус – пешком» самостоятельно в обе стороны. Правда, с тех пор тоже минуло немало времени. И не скажу, что беспокойства за человека не было. Но все же.
А вот вам уже другой случай. Три с половиной года назад, летом, на даче, мы с моим внуком, сыном этого моего сына, очень любили в выходные пройтись на пару на импровизированный рынок. Там я покупал у одной фермерши творог и сливки. Их качество было проверено не одним годом потребления.
Однажды, передав мне купленный товар, она достала конфетку и протянула ее внуку. Тот, четырехлетний, сказал ей с естественной наивностью четырехлетнего: «Спасибо. Я люблю конфеты». Женщина засмеялась: «Конфеты все любят».
Вернувшись домой, я рассказал своим о нашем, как я считал, забавном приключении. Оказалось, что оценивать его можно совсем иначе. Невестка объяснила, что я поступил неправильно, разрешив внуку взять конфетку от чужого человека. «Мы постоянно его учим, что у чужих людей нельзя ничего брать и нельзя с ними никуда уходить».
Смысл такого подхода я понимаю, как понимаю и рациональность подобного воспитания. Но честно вам скажу, что, если бы заранее знал о будущей реакции невестки, все равно не стал бы стреножить ту добрую женщину. Не представляю, как бы я мог это сделать. А невестке попросту ничего бы потом не рассказал. Правда, и она по ходу беседы убавила дидактический напор, сочтя смягчающим обстоятельством то, что внук находился в сопровождении родного человека.
Или еще одна сценка. Как-то выбираю в гипермаркете нужные товары и смотрю, а рядом некий шкет шести-семи лет деловито и даже более умело, чем я, справляется с задачей выбора продуктов для своей семьи – берет нужное с полки и грузит в тележку. Я в восхищении произношу какую-то фразу, превозносящую его завидные способности, и вижу, как малыш, не произнеся в ответ ни слова, бросается быстрым шагом в сторону. Перевожу взгляд, а там стоит молодой человек, его отец. Стоит и смотрит на меня волчьим взглядом. Волчьим – это точно, но волков в стране много, и, возможно, они в разных местах смотрят чуть по-разному. Давайте остановимся на том, что папа смотрел, как стереотипный тамбовский волк. Я потом эти глаза долго вспоминал. Возможно, что и с завистью: в жизни бывало немало ситуаций, требовавших такого вот красноречивого взгляда. Но это – или дано человеку, или нет.
Лет пятнадцать назад в нашей семье жил тесть, которого мы перевезли из Коми в Петербург. Дома человек сломал шейку бедра и оказался прикованным к инвалидной коляске. Лето он проводил вместе с нами на даче, сидя в коляске перед домом. Раньше, в своем маленьком поселке под Сыктывкаром, будучи еще ходячим, он часто угощал соседских мальчишек дешевыми конфетками, которые всегда водились в его карманах. Думаю, шло это, с одной стороны, от его неизменно доброго отношения к детям, а с другой – от воспоминаний о том, как воспринималась конфета в его голодном детстве.
Вот и у нас он, очень словоохотливый по натуре и скучающий от недвижности старик, заговаривал с пробегавшими соседскими мальчишками и одаривал их своими традиционными карамельками. И честно скажу: покажись на горизонте мама или бабушка малыша, я, не объясняя ничего тестю, нашел бы способ тормознуть его акт щедрости.
Уже тогда было предостаточно публикаций, рассказывавших о всяких злоупотреблениях со стороны взрослых. Откуда мне знать, как конкретная женщина воспримет факт «несанкционированного и безосновательного» одарения конфетой ее сына или внука. Очень не хотелось мне играть роль человека, оправдывающего тестя сакраментальным: «Это не то, что вы подумали…».
Вот вам и разница. Человек более старшего поколения приезжает из более спокойных мест. Ничего дурного «в связи и по поводу» он даже помыслить не может, а я смотрю на ситуацию с упомянутой опаской...
Занимает меня вопрос: было ли и раньше, например, в моем детстве, не меньше преступлений и злоупотреблений в отношении малолетних, чем сейчас, и мы о них просто не знали, или что-то в целом сдвинулось в общественной морали?
Подозреваю, что справедливо и одно, и другое. Мне думается, что в том, как людьми воспринимается данная тема, ничего не изменишь. Да и нет смысла что-то изменять. Так повернулась жизнь. На такие правила ориентирован ее нынешний этап. А нам остается лишь слабо улыбнуться, вспоминая времена, когда деревья были зеленее. Когда в ручку не закрытой на замок двери деревенского дома был вставлен прутик в знак отсутствия в этот момент хозяев.
ДО НАСТУПЛЕНИЯ 2030 ГОДА ОСТАЕТСЯ 2510 ДНЕЙ (ПОЧЕМУ Я ВЕДУ ЭТОТ ОТСЧЕТ, СМ. В "ЧЕГО НАМ НЕ ХВАТАЛО ДЛЯ РЫВКА")