(«Лес»)
Прежде чем продолжить разговор о Счастливцеве, хотела бы остановиться на одном моменте.
Кем-то из читателей был задан интересный вопрос: «Счастливцев и трагик из "Талантов" что-то натворили, что их по суду ограничили в правах? Или они - просто потерявшие документ раздолбаи?» Скорее всего, и не то, и не другое.
Давайте скажем два слова и об этом, чтобы потом вопросов не возникало.
В описываемое Островским время для людей, живущих «в месте постоянного пребывания», паспорт не требовался – его даже никто не имел права спрашивать. Однако для тех, кто «отлучался» от постоянного места жительства на расстояние более пятидесяти вёрст или на срок более полугода, получение паспорта, который стали называть «видом на жительство», было обязательным (это распространялось на все категории населения, включая дворян).
Насколько я знаю, выдавался этот «вид» на небольшой срок, его нужно было возобновлять. Позвольте пример из другого произведения (П.И.Мельников-Печерский. «В лесах»):
«Сергей Андреич спросил у него паспорт. Алексей вынул из кармана и подал.
— Ну, брат, этот паспорт нам не с руки, — взглянув на него, сказал Колышкин. — Трёхмесячный, и сроку только две недели остаётся. Тебе надо годовой хоть выправить, а ещё того лучше года на три».
Конечно, постоянно обновлять «вид» (а делать это нужно было именно «в месте постоянного пребывания») «птицам небесным», кочующим «из Керчи в Вологду», было сложно, вот и случались ситуации, схожие с незнамовской: «Тогда он пристал к какой-то бродячей труппе и переехал с ней в другой город. Оттуда его, за неимение законного вида, отправили по этапу на место жительства».
Ну, а Аркашка Счастливцев, видимо, давненько в родных местах не бывал. Он же сам скажет: «Мы народ вольный, гулящий, — нам трактир дороже всего». И вспомнит: «У меня есть дяденька, лавочник в уездном городе, вёрст за пятьсот отсюда».
Кстати, очень выразителен его рассказ, как он «погостил» у этого самого «дяденьки», куда был пущен после строгого вопроса «Значит, ты свои художества бросил?» Казалось бы, всё складывалось для Аркашки как нельзя лучше («я было поправился и толстеть уже стал»), как вдруг «душе своей погубителю» «приходит в голову мысль: не удавиться ли?»: «Я, знаете ли, тряхнул головой, чтоб она вышла, погодя немного опять эта мысль, вечером опять. Нет, вижу, дело плохо, да ночью и бежал из окошка». Выходит, не способен Аркашка к спокойной жизни, есть в его душе какая-то романтика…
Островский никак не идеализирует своего героя. Счастливцев ставит себя выше собеседников (вспомним его реплику: «Ах, чёрт возьми, ушел, оставил с хамом! Вот уж он и с разговором лезет», - или весьма циничные рассуждения: «Ушёл бы сейчас, да боюсь; по деревне собак пропасть. Экой народ проклятый! Самим есть нечего, а собак развели. Да и лесом-то одному страшно. Придётся в беседке переночевать; надо же туда идти, там библиотека и наливка осталась. А как сунешься? Он не спит ещё, такой монолог прочитает! Пожалуй, вылетишь в окно, не хуже Фидлера»), он, похоже, просто не способен понимать человеческого благородства - об этом ясно говорит его реакция, когда он слушает разговор Несчастливцева с Гурмыжской о деньгах, а затем требует: «Были деньги, да взять не сумели: по усам текло, да в рот не попало. А еще меня в товарищи звали! Коли товарищи, так всё пополам, — тут и моя часть была… Подайте мою часть, подайте!»
Несчастливцев верно заметит: «Да ведь я тебя в товарищи-то не на разбой звал». А ведь и на самом деле звал отдохнуть от тяжёлой дороги – и пройденной, и той, что ещё предстоит: «Пойдём, и тебе угол будет».
Звал потому, что хорошо представляет себе, каково придётся Аркашке (он только заявляет легкомысленно: «Лучше, не ограбят-с. Да разве не все равно без денег-то, что на месте сидеть, что по дороге идти?») - «Ну, до Воронежа, положим, ты с богомольцами дойдёшь, Христовым именем пропитаешься; а дальше-то как? Землёй войска Донского? Там, не то что даром, а и за деньги не накормят табачника. Облика христианского на тебе нет, а ты хочешь по станицам идти: ведь казачки-то тебя за беса сочтут — детей стращать станут».
Можно ещё добавить, что и рассказывать всякий вздор про Несчастливцева Аркашка станет в отместку, что не «подали» ему полагающуюся, по его мнению, «часть»: «Никак, ваш барин?» - «Бить меня идёт… Варвар!»
Однако можно вспомнить и другое. Конечно, обрадовавшийся было свалившимся на голову деньгам («Геннадий Демьяныч, бесподобно! Ах, бесподобно! Уж как я комфорт люблю, кабы вы знали») Аркашка, увидев деньги в руках трагика, сразу понимает, кому они предназначены, и будет говорить, «дёргая ею за руку»: «Что вы делаете?» - а затем горестно скажет: «А говорили, на тройке поедем! Вот тебе и тройка! Вот и на пароход». Но, услышав грозное «Молчи, Аркашка!» - как-то сразу стихнет, будет молча пить со всеми и произнесёт до самого конца пьесы только одну реплику, в ответ на вопрос Бодаева, что он делает: «Скворцом свищу, сорокой прыгаю».
И поэтому в финале обращённые к нему слова Несчастливцева как-то объединят двух артистов: «Аркадий, нас гонят. И в самом деле, брат Аркадий, зачем мы зашли, как мы попали в этот лес, в этот сыр-дремучий бор?» И точно так же прозвучит завершающая комедию реплика: «Ну, Аркадий, мы с тобой попировали, пошумели, братец; теперь опять за работу!.. Руку, товарищ! (Подает руку Счастливцеву и медленно удаляется)».
****************
В «Бесприданнице» мы увидим, по существу, того же самого Аркашку: человека «характера непокойного», сначала заявляющего: «Но я фамильярности не терплю и не позволю всякому...» - но позволяющего «обращаться с собой запросто», узнав, что собеседник – купец, «богатый» и «тароватый»: «Вот это в моём вкусе. Очень приятно!» – «Значит, приятели: два тела — одна душа». – «И один карман… Так вот, Вася, для первого знакомства заплати за меня!» Он, «натура, выдержанная на заграничных винах ярославского производства», будет использоваться купцами и Паратовым, стремящимися «довести до восторга» Карандышева, но в какой-то момент, слыша его восклицания («О, варвары, о, разбойники! Ну, попал я в компанию!»), мы подумаем, что, пожалуй, этот актёр-забулдыга, про которого Пётр скажет: «Ему полтину серебра пожертвовать, так он отца родного продаст», - всё-таки лучше «хозяев жизни» в городе…
И вспомнишь характеристику другого актёра из другой пьесы: «Его, конечно, нельзя считать образцом нравственности; он не задумается за грош продать лучшего своего друга и благодетеля, но ведь, сколько мне известно, очень многие артисты не лишены этой слабости. Зато он имеет и неоценённые достоинства; он не зябнет в лёгком пальто в трескучие морозы, он не жалуется на голод, когда ему есть нечего, он не сердится, когда его ругают и даже бьют…»
И согласишься с комментаторами, пишущими: «И всё же этот актер, смешной, болтливый, не гнушающийся взять, что плохо лежит, способный похулиганить, не вызывает ненависти и неприязни, его жалко». И с теми, кто считает, что «эти жалкие люди (людишки?) выписаны Островским с глубоким сочувствием к их доле незавидной».
******************
И последнее, о чём хочу сказать в связи с Аркашкой.
Мне несколько раз попадались комментарии наподобие вот этого: «Я вообще читала, что Рязанов изначально хотел объединить две пьесы - "Бесприданница" и "Без вины виноватые", где роль Кручининой играла бы Гурченко», - и рассказы, что в одной из сцен в театре её партнёром должен был быть как раз Счастливцев.
Когда съёмки рязановского фильма только начинались, мне довелось услышать (кажется, по радио) интервью режиссёра, где он говорил, что в фильм вводится персонаж из другой пьесы – актриса Смельская (из «Талантов и поклонников»), которую сыграет Л.М.Гурченко. Как видите, немного по-другому. Кстати, сама Смельская в фильм не вошла, но фамилия её звучит: в самом начале Карандышев будет приглашать Ларису в театр (кажется, на «Даму с камелиями» - точно не помню, а пересматривать не хочется) на выступление актрисы Смельской, а та ответит, что уже приняла приглашение Паратова…
А самое необычное воплощение Несчастливцева и Счастливцева на экране.. Впрочем, об этом надо говорить отдельно!
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!Навигатор по всему каналу здесь
"Путеводитель" по пьесам Островского - здесь
