Когда мы берёмся за новое дело, то зачастую наш первоначальный энтузиазм быстро угасает. Реальность оказывается не в силах соперничать с накопившимися у нас ожиданиями. Мы увлечённо представляли себе, как у нас всё сложится и предвкушали собственные впечатления и достижения. Мы питались сладким наркотическим концентратом, созданным нашим же воображением. Теперь настоящая пища кажется нам слишком грубой и жёсткой. В отличие от фантазии, реальность не похожа на мягкую сладкую кашицу. У неё есть текстура, волокна, характер. Реальность приходится слишком долго жевать и переваривать.
Словом, при всяком новом начинании у нас не выходит добиться того прогресса, на который мы в своём простодушии рассчитывали. И нам, разумеется, не нравится то, что у нас не получается. Мы видим свою неловкость и неумелость, видим необходимость трат времени и энергии, ощущаем стресс и дискомфорт от совершаемого усилия. Мы не получаем того, что сами же и придумали и на что надеялись, а потому чувствуем себя обманутыми.
Чем больше мы зависим от своих ожиданий и предубеждений, тем быстрее мы охладеваем к реальным делам и с тем большей готовностью их забрасываем. Мы оцениваем весь мир по критериям снятых умом мультфильмов. Мы склонны называть неудачей то, что ей не является, и не видеть получаемых нами результатов. Мы не хотим жевать и переваривать настоящую жизнь и считаем саму необходимость этим заниматься своим провалом, поскольку привыкли к жидкой консистенции и податливости мира фантазий. Лучше всего это можно понять на примере медитации.
В медитации мы встречаемся лицом к лицу с беспорядочностью и неусидчивостью своего ума. Следует признать, это не самая приятная из встреч. Наше внимание кружится в бесовском калейдоскопе из мыслей и эмоций, ощущений и порывов. Мы отвлекаемся один раз, десять раз, сотню раз, тысячу раз подряд.
Порой вместо ожидаемого покоя и блаженства нас одолевают скука и раздражение, беспокойство и нетерпение. Кажется, что с ходом дней и месяцев этот ураган и не думает стихать. Ему нет конца – а значит, мы не двигаемся вперёд.
На самом деле, такие «неудачи» есть череда блестящих побед. В медитации вообще нельзя потерпеть неудачу. Это совершенно невозможно. Исключительно в ходе работы с возникающими препятствиями наш ум тренируется и крепнет. Препятствия есть точки опоры, точки сопротивления, точки приложения наших сил. Без них нам не с чем было бы взаимодействовать. Мы бы просто безвольно дрейфовали в вакууме, как бесхребетные медузы. Не было бы ни оси координат, ни медитации, ни движения вперёд, ни даже движения назад.
Нужно понять, что работа с рассеянным и беспокойным умом и есть практика. Мы встречаемся с энергией хаоса, но не сдаёмся и не отводим глаз, а пытаемся её освоить. В меру своих сил мы окутываем эти вспышки умственной энергии осознанностью, внимательностью, невозмутимостью, любовью и пониманием. Мы синхронизируемся с ними, входим с ними в контакт.
В шахматах есть принцип: если вы постоянно выигрываете, значит, вы играете не с теми противниками. Так это работает и во всех прочих сферах творческой деятельности. Если у нас всё получается, то это, конечно, прекрасно и очень приятно. Однако из этого также следует, что мы взяли на себя слишком лёгкие задачи. Наша творческая сила остаётся скованной невежеством и нереализованной. Даже наша удовлетворённость собой остаётся шаткой и пресной. Вскоре подобное противоестественное застаивание и заболачивание нашей жизненной силы непременно породит что-нибудь болезненное.
В любом деле путь постоянного взаимодействия с хаотическим наплывом и наскоком действительности есть единственный путь, на котором возможны и подлинное движение, и подлинное счастье. Его порой называют путём неудач, но по правде говоря он является путём побед.
Порывы ветра отбрасывают нас назад столько раз, сколько это необходимо, чтобы наши мышцы стали сильнее, а движения точнее. Через некоторое время, даже не замечая того, мы идём ровной поступью сквозь ветра, которые раньше казались нам непреодолимыми – как будто вокруг царит штиль.
Если же этого не происходит, не беда. Лучшей альтернативы у нас всё равно нет. Наше взаимодействие с движущейся реальностью и есть жизнь. Всякое движение реальности, в которое мы не вписываемся и которое не учитываем, становится препятствием и несёт хаос. Она идёт вопреки нам и, следовательно, причиняет вред при столкновении. Мы можем либо работать с этим встречным движением, освоить его и синхронизироваться с ним, либо позволить ему бесконтрольно нести себя, как течение несёт щепку. Тогда оно просто сомнёт нас.
Это общее место и даже пошлость утверждать, что жизнь есть борьба. Однако это совсем не значит, что это ошибочно. Да, жизнь есть борьба, поскольку жизнь есть творческая энергия. Творчество же представляет собой силу, которая организует реальность всё новыми и новыми способами и в этом процессе преодолевает её сопротивление.
В равной мере и духовная практика есть борьба, но борьба с существенными отличиями от того, что мы привыкли понимать под этим словом. Духовная борьба ведётся не путём желания, жажды и агрессии, а за счёт чистого стремления и свободной творческой деятельности. Она ведётся за счёт установки на бытие, а не на обладание.
Будда сотни раз с помощью множества аналогий и формулировок делал акцент на такой специфической борьбе и на необходимости концентрированного чистого усилия. К примеру, он говорил так:
«Если бы у человека загорелся тюрбан или загорелась голова, он бы проявил особое стремление, усилие, усердие, старание, непоколебимость, осознанность и бдительность, чтобы потушить этот огонь. Точно так же монах должен проявить особое стремление, усилие, усердие, старание, непоколебимость, осознанность и бдительность, чтобы избавиться от злых и вредных качеств» [1].
В большинстве своём и другие величайшие учителя в истории человечества не отличались в этом отношении от Будды. Это вообще огромная ошибка – ассоциировать духовное развитие в целом и буддизм в частности с каким-то пассивным спокойствием, с пустым и блаженным дрейфом в пространстве. Это чистый миф. Никто из подлинно пробуждённых не был бесхребетной медузой, дрейфующей в потоке жизни. И уж, конечно, такой медузой не был Будда.
В течение сорока пяти лет после своего просветления под деревом бодхи Будда странствовал по всей Индии и до своего последнего вздоха неустанно распространял учение об освобождении. Он произнёс тысячи речей перед сотнями тысяч людей, собрал вокруг себя десятки тысяч учеников и основал многочисленное монашеское братство. Даже в последние минуты перед смертью Будда обратился к ученикам с наставлением. Честно говоря, трудно представить кого-то более деятельного, нежели он.
Жизнь Будды не являлась жизнью блаженной медузы, которая днями напролёт ловит духовный кайф где-то в лесу или в отдалённой пещере. Она была чистым творчеством и движением навстречу миру, непрерывной созидательной активностью.
На этот счёт не должно быть никаких заблуждений: пробуждение ума необходимо предполагает пробуждение в нас спонтанной и неисчерпаемой деятельности. Бездеятельной мудрости быть не может. Это как квадратный треугольник – неснимаемое внутреннее противоречие в понятии.
Отсутствие активной деятельности, будь то работа с умом или чем-то внешним, означает, что та творческая энергия, из которой мы и состоим, скована невежеством. Именно поэтому она не может и не стремится выйти вовне. Представление о запершемся ото всех мудреце, отринувшем мир, замкнувшимся в своей пассивности и всю жизнь медитирующем где-то на отдалённой обочине жизни есть крайне наивный миф.
Одним из картинно «блаженных» духовных учителей последних столетий был Рамана Махарши. Он одновременно стал самым влиятельным гуру индуизма в традиции адвайта-веданты. При общении с людьми с лица Рамана Махарши, как правило, не сходила искренняя лучезарная улыбка. Казалось, он ни знал никакого напряжения, был чужд всякого противостояния и настоятельно советовал всем всё отпустить и расслабиться.
Однако и Рамана Махарши пришёл к этому путём длительной борьбы и чистого деятельного стремления. Такое непрестанное творческое усилие сохранялось в нём и потом, просто в иной форме. Рамана Махарши говорил:
«Никто не достигает успеха без усилия. Владение своим умом не является нашим правом от рождения. Те, кто преуспели, обязаны своим освобождением упорству».
Таким образом, жизнь есть творческое преодоление сопротивления. И да, наше столкновение с этим сопротивлением содержит в себе огромный потенциал страдания, разрушения, жажды и агрессии. Но эта же ситуация содержит в себе огромный потенциал счастья, ясности, созидания и чистого стремления.
Препятствия и неудачи могут быть причинами для счастья и роста в той же мере, в которой причинами для несчастья и деградации. Это просто элементы рельефа, от которых мы можем оттолкнуться в том или ином направлении. В наших силах – научиться взаимодействовать с ними правильно, то есть конструктивно. Тогда они станут не возражением против жизни и счастья, а убедительнейшим доводом в их пользу.
Даже в том, что по всем признакам есть несомненная неудача, содержится огромный положительный потенциал. Когда очередной порыв ветра отбрасывает нас назад, это сообщает нам о наших уязвимостях, о пробелах в знаниях и навыках. Неудача есть и опора для движения, и инструкция по прокладыванию дальнейшего маршрута. Она открывает глаза, учит и закаляет нас, а значит, содержит в себе весьма «удачную» сторону.
Можно зайти ещё дальше и утверждать, что медитация, когда у нас будто бы ничего не получается, есть куда более полезная и похвальная практика, чем когда мы идеально собраны, а ум чист и безмятежен. В Евангелие от Луки другой духовный учитель, Иисус Христос, высказывается на весьма близкую тему. Он говорит:
«Сказываю вам, что так на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии» [2].
Казалось бы, как можно радоваться грешнику больше, чем девяноста девяти праведникам? Не противоречит ли такая оценка всему духу учения Христа? Не есть ли это вопиющая несправедливость и отказ признать праведные заслуги людей, которые вняли его словам и постарались на славу? Но здесь дело как раз в обратном. Заслуги праведников были полностью признаны. Они уже поработали над собой, молодцы, так держать. Они уже с нами. От них ничего другого и не ожидается.
Но вот грешник, работающий над собой, проходит путь с самого начала. Он идёт от точки крайнего смятения, где движение даётся особенно сложно. Потому он, по словам Христа, достоин особого восхищения, а его трансформация вызывает особую радость. Упорное движение сквозь неисчислимые препятствия есть совершающееся чудо.
Всё это верно и замечательно сказано, хотя мы здесь и не рассуждаем в понятиях греха и праведности и не делимся на грешников и праведников. Это не наш подход. Никто не придёт нас наказывать, если мы будем вести себя как плохие мальчики и девочки. Наказание, разумеется, случится, но оно случится само собой – с неизбежностью физического закона. В нём не будет ничего личного, а потому нет никакого смысла молить о спасении и к кому-то взывать.
Бесполезно упрашивать гравитацию не делать нам больно, давать ей слёзные обещания, молиться, каяться и подносить дары. Будь осторожен, осознан и не падай. Лишь тогда сила тяготения тебя не обидит. Всякое наказание есть просто неизбежное разрушительное следствие невежественных поступков. Это итог нашего разлада с движением мира.
С другой стороны, когда мы условно ведём себя хорошо, никто нас за это не наградит и не придёт погладить по головке. Награда произойдет, но в ней также не будет личного и эксклюзивного внимания мироздания к нашей персоне, на которое мы все в тайне надеемся. Это благое следствие благой причины – итог нашей гармонии с движением мира. Для природы награда есть такой же business as usual, как и кара.
Тем не менее порой и заслуженная награда, и заслуженная кара не приходят, потому что в мире нет никаких гарантий. Жизнь не берёт на себя связывающих её обязательств. Мы не можем иметь её в числе своих должников и нагло требовать с неё проценты.
Ситуация даёт нам подсказки, и мы вольны проявить к ним внимание и последовать им. Следуя сигналам ситуации, мы приходим к выводу, что вне всяких понятий греха и праведности работа с омрачениями и ограничениями собственного ума необходима. Она есть более достойная восхищения и продолжающаяся победа, чем работа с уже очищенным умом. В сложном пути очищения и в нашей стойкости перед порывами жизненного ветра происходит нечто прекрасное.
Если бы мы рассуждали в терминах религии, можно было бы сказать, что каждый такой практикующий радует вселенского Будду больше, чем девяносто девять архатов – больше, чем девяносто девять полностью просветлённых.
Это значит, что вы можете медитировать лучше или хуже. На этот счёт нет никаких сомнений. Но у вас не может это не получаться. И это не может быть бесполезным. Медитация удаётся всегда. В ней нет неудачи, а есть лишь разные степени удачи и достижения.
Рождение мудрости из невежества
В самом начале практики наша работа с умом есть выражение установки на обладание. Нами движет интерес эго, которое хочет развлечься медитацией и возвыситься благодаря ей над другими. Эго жаждет пережить блаженство и приобрести власть над собой и миром. Такова необходимая начальная точка, поскольку иного подхода мы просто не знаем.
Поначалу медитация есть игра в медитацию. Это её блеклое и отдалённое подобие. Мы похожи на ребёнка, который кое-как нацепил на себя отцовский костюм, а затем сел за стол, открыл портфель, взял в руки телефон и начал играть в большого начальника. «Ало, ало, Виктор Сергеевич? Сегодня мы продаём, а завтра опять покупаем?»
Мы смотрим плохо снятое кино про свою медитацию. Мы воображаем, будто медитируем, а наш ум тем временем блуждает своими привычными маршрутами. Это не плохо и не хорошо. Такова природа всякого обучения. Было бы глупо ожидать совершенства с самого начала. Для развития нам нужно от чего-то оттолкнуться, и мы, естественно, отталкиваемся от своего неумения и невежества. Мы должны быть готовы начать с них, потому что начать с конца у нас всё равно не получится.
В английском языке есть расхожая фраза: «Fake it till you make it», то есть «Притворяйся, пока не сделаешь это правдой». Как правило, на этот совет смотрят с презрением и неодобрением. Но подобное отношение поспешно и упускает суть процесса развития.
Когда мы осваиваем новое занятие, включая работу со своим умом, притворство для нас не есть вопрос выбора. Это непреложная стартовая точка. Мы просто не можем не притворяться, поскольку ещё не способны делать что-то новое хорошо и взаправду. В процессе обучения мы по необходимости имитируем, причём делаем это неумело и неуклюже.
Со временем, однако, с нашими действиями происходит алхимическая трансформация: притворство становится правдой. То, что было жалким копированием подлинного образца, приобретает индивидуальность, полноту и твёрдость очертаний. Но вот чтобы это произошло, необходимо соблюсти одно условие: наше притворство должно быть крайне искренним и энергичным.
По-настоящему искреннее и усердное притворство способно на многое. Оно, в частности, двигало теми людьми древности, которые подражали Будде, Христу или кому-то другому, кого считали образцом. Так становились великими подвижниками, причём порой крайне самостоятельными и оригинальными.
В любом деле в начале своего пути мы являемся дураками, то есть новичками и неумехами. Всё, что мы делаем, есть грубая копия и испещрено ошибками. Таковы факты. Если мы умеем принять эти факты и увидеть, что в них нет ничего горестного, то творческий дискомфорт перестаёт нас так мучить. Несовершенство становится точкой опоры. Мы встаём на него, отталкиваемся и двигаемся дальше. Кто не имел опоры в несовершенстве, невежестве и слабости, тот не в состоянии и выйти за их пределы.
В медитации мы с большей отчётливостью замечаем свои бесчисленные поражения, которые одновременно есть и наши неисчислимые победы. Всякое сопротивление практике, наше разочарование, дискомфорт и нетерпение становятся опорами для медитативного процесса и включаются в него.
Мы выносим ожидания за скобки и пробуем вступить в контакт с тем, что есть прямо сейчас – в тот самый момент, когда оно и происходит. Мы делаем это так хорошо, как можем, несмотря на тысячи и сотни тысяч отбрасывающих нас порывов ветра. Не ради некоего результата, а в первую очередь ради самого процесса великой игры ума с самим собой.
Подобное упорство запускает алхимическое преобразование притворства в подлинность. Эго, занимающееся неуклюжей пародией на медитацию, начинает медитировать всерьёз. Игра становится реальностью. Ведомое любопытством и жаждой, эго угодило в ловушку. Его начинает переваривать и преобразовывать большой ум, и эта метаморфоза только к лучшему.
Процесс психического пищеварения требует от нас терпения. Хотя первые плоды практики мы пожинаем сразу, поистине глубокие перемены есть итог многих лет созидательной работы над собой. Наибольшего же прогресса можно ожидать либо после очень интенсивной и углублённой практики одной медитативной техники, либо после полноценного знакомства со всеми основными возможностями применения ума. Все инструменты в этом арсенале помогают друг другу и проясняют друг друга. Достигается синергический эффект.
Полезно вспомнить, что сам Будда потратил шесть лет на то, чтобы очистить свой ум и добиться решительного прорыва. И все эти шесть лет были посвящены только одному этому делу и ничему иному.
Его поиски не представляли собой череду пасторальных сцен, где он сытый и довольный нежился в медитации на мягкой травке, согреваемый лучами солнца. Будда прошёл через годы провалов, тупиков и мучительных экспериментов. Он пробовал разных учителей и разные подходы, морил себя голодом, истязал свою плоть и под конец дошёл до точки отчаяния. Лишь затем его труды увенчались ясностью, освобождением и безусильным чистым творчеством.
Стоит ли говорить, что принц Сиддхартха в возрасте двадцати девяти лет был по меньшей мере довольно смышлёным и способным молодым человеком? Если у него на это ушло шесть лет, не наивно ли ожидать, что уж мы-то должны управиться побыстрее?
Позиция бедности
Во всех нас есть страх неудачи и тяга поскорее продвинуться вперёд. Это выражение нашего глубинного ощущения бедности собственной жизни. Мы не хотим находиться там, где мы есть. Вместо этого нас тянет куда-то ещё, в более совершенную ситуацию. В ней у нас будет больше всего того, чего мы хотим, и меньше того, чего мы не хотим.
Выходит, что мы всё и всегда делаем ради чего-то другого. Мы сидим не для того, чтобы сидеть. Мы сидим, чтобы поесть, чтобы поработать или почитать книгу, а этим мы заняты из ещё каких-то соображений. Даже медитируем мы ради приобретения неких полезных качеств и положительных эмоций.
Каждая ситуация готовит почву для новой, а та в свою очередь служит последующей. В сущности, это означает одно: мы бедны и изо всех сил стараемся разбогатеть. Нам нужно получить как можно больше и как можно скорее. Нам постоянно чего-то не хватает, и это распалённое желание создаёт ощущение неполноценности того, что есть прямо сейчас. Внутри головы держится постоянный фоновый шум из реакций влечения и отторжения, которые тянут нас к объектам фантазии и прочь из реального мира.
Впрочем, если все наши мечты вдруг окажутся воплощены, наше положение от этого ничуть не изменится. Вскоре сила желания вновь найдет за что уцепиться. Она найдет повод вернуться к позиции бедности, потому что в этой бедности заключается её природа. Извечный голод желания невозможно утолить питанием, сколь бы обильно оно ни было. Этот голод невротичен и безграничен, а потому должен быть не утолён, а исцелён.
Ощущение неполноценности нашей ситуации есть само определение сущности страдания. Страдание представляет собой примитивный сигнал лимбической системы о несоответствии и о нехватке чего-то важного. С точки зрения нейробиологии, ведущая функция отрицательных эмоций есть оповещение организма о том, что с нашим текущим мгновением что-то сильно не так.
Чем острее наше желание быть где-то ещё, тем беднее мы себя чувствуем и тем больше мы страдаем.
Позиция богатства
Принудительная потребность непрерывно делать что-то ради чего-то ещё порождает невероятную усталость. Она нагнетает скорость и маниакальную суету. Как, в таком случае, выглядит идеальный отдых?…
<…>