Всем утра доброго, дня отменного, вечера уютного, ночи покойной, ave, salute или как вам угодно!
Я, признаться, минут на двадцать завис над клавиатурой, не зная - каким текстом сопроводить очередную (предпоследнюю, кстати) главу "О.Негина", так ничего и не придумав. Да и к чему? Всё уже сказано в самой повести. Разве что выразить признательность всем, добредшим последовательно - часть за частью - до сегодняшней публикации? Что и делаю. Приятного прочтения!..
10
- Привет, Онегин! – в приотворившуюся дверь вплыло улыбающееся лицо Клары – как всегда свежее и ухоженное. – Вы все-таки оказались латентным алкоголиком – мои подозрения, увы, оправдались… Хозяйка интересуется – не жалуете ли пива с утра?
Осип грустно покачал растрепавшейся со сна головой и, пожевав сухими губами, с горечью произнес:
- Вы смотрите в чашу и не видите ее истинного дна… Душу, душеньку-то мою кто ж разглядит?
Клара скептически сложила розовые свои губки и растворилась за дверью, оставив на журнальном столике банку пива «Koff». «Что ж за город такой?» - выругался про себя Негин. – «Одна водка, одно пиво, одна гостиница… одна женщина…» Одевшись, он выглянул в окно – погода явно оставляла желать лучшего, за стеклом накрапывал частый серенький дождь, полностью гармонируя с общим состоянием здоровья и настроением. Дело было даже не в том, что нынешней ночью у него ничего не вышло ни с Кларой, ни вообще с кем-либо, хоть бы и с Милой; тоскливо было от того, какого дурака он вчера свалял, не сумев убедить Клару в глубине своих чувств, а затем напившись - практически в одиночку.
- Вы, дружище Негин, безнадежный пропойца! – Осип сумрачно щелкнул свое отражение в зеркале по носу и спустился вниз.
- Как почивалось, Онегин? – юмористически, с выражением лица как у сатирика Жванецкого во время чтения собственных монологов, поинтересовалась Мила – она как раз разливала свой любимый травяной чай чинно сидящим за столом подругам. Из стоящего на подоконнике старого транзистора раздавались знакомые позывные: «Европа плюю-у-у-ус!» Скатерть с кровавыми следами давешней неловкости Кэт была заменена на принесенную из беседки клеенку с потертыми, несвежими какими-то, будто с перепою, петухами. Вообще, при дневном, хотя и достаточно тусклом, освещении дача как-то растеряла вчерашнюю загадочность и обаяние, не говоря уж о том, что вечером в воздухе царила волнующая атмосфера чего-то многообещающего и чуточку неприличного. Теперь Осип разочарованно видел, что Мила – вовсе не мила, а на свои тридцать семь - или сколько ей там? – и выглядит, что в комнате – да и везде! - отчетливо бросается в глаза давнее отсутствие уверенной мужской руки, что ненакрашенная Кэт со своей длинной спиной, грациозностью жонглирующего жирафа и кукольным строгим лицом смотрится, по меньшей мере, смешно – всю жизнь, что ли, одна куковать собралась? Только Клара, пожалуй, выделялась своей собранной красотой, скупой, уверенной пластикой, словно ожившая картинка из импортного журнала о какой-то незнакомой большинству, но от этого еще больше притягательной, жизни богатых, деловитых и прекрасных людей; обычно на глянцевые фотографии с изображением таких женщин с тоской и любопытством смотрят читатели обоих полов, думая, как правило, следующее: А) интересно, кому же это так повезло? Б) мне бы столько денег – и я выглядела бы не хуже! В) даже не верится, что она тоже ходит в туалет!
- Онегин, употребите чай с оладьями – мы уезжаем! – Клара подвинула к нему чашку с источающей аромат свежескошенного сена желтоватенькой жидкостью. – Водки больше не пейте – у меня все стекла в машине от вас запотеют!
- Что ж так быстро? – смутился Осип, автоматически макая оладью в варенье.
- К дочке нужно, - пояснила Клара, еле заметно следя за его реакцией. – Няня, это, конечно, хорошо, но не больше, чем на сутки.
- А-а, - понимающе кивнул Негин, заставив себя не удивиться. Наличие дочки не то, чтобы меняло как-то его чувство к Кларе, но несколько ограничивало в его понимании свободу ее действий в их отношениях. – Сколько?
- Что – сколько? – она непонимающе мигнула.
- Дочке – сколько?
- Восемь, - Клара вновь испытующе мазнула его зеленью взгляда.
- А-а…, - опять невпопад протянул Осип, чувствуя себя болваном.
- Дайте человеку водки, - не выдержала Кэт. – Видите, он даже удивиться толком не способен. Клара, не мучай Онегина, ничего с твоими стеклами не случится!
- Да нет, я, собственно…, - возмущенно замахал руками Негин, правда, не особенно настойчиво – за почти неделю, прожитую с того момента, как Питер прощально мигнул ему огоньками пригородных окон, он уже почти утратил способность сопротивляться назойливо предлагаемым разнообразными людьми напиткам, тем более, что Мила, противно ухмыляясь, уже налила ему целую рюмку из початой бутылки. – А, впрочем…, - и, вздохнув, влил в себя теплую, видно, стоявшую всю ночь вне холодильника, «кайзеровку»… или «вильгельмовку»…
- Ну, вот, теперь опохмелившийся Онегин заговорит меня до смерти, - Клара отставила в сторону свою чашку и сложила руки на груди. – Хоть оладьями-то заешьте, окаянный!
- Чудные оладьи, Милочка! – игнорируя ее выпад, восхищенно, с набитым ртом проговорил Осип. – Ваши кулинарные способности сравнимы разве только…
- … с вашими речевыми импровизациями – особенно, после третьей! – закончила за него Клара, нетерпеливо побарабанив длинными пальцами. – Давайте, не будем продолжать, все и так уже поняли, что вы в восторге от хозяйки, от вечера и от нашего общества – мне правда надо ехать. Или, если хотите, оставайтесь – Мила с Кэт послезавтра собираются в город.
- Нет, нет, - Негин испуганно вскочил, на ходу дожевывая оладьи, отхлебнул ненавистный отвар и, утерев рот салфеткой, обезоруживающе улыбнулся. – Я готов. Спасибо за незабываемый вечер, за теплый прием – поверьте, короткими питерскими белыми ночами я часто буду вас вспоминать!
Изысканно семеня ножками, словно танцуя менуэт, он подошел к зардевшейся Кэт, поцеловал ей ручку, обойдя вокруг стола, приблизился к Миле, подумал и поцеловал ее в щечку – чего, дескать, церемониться, после чего с сознанием выполненного долга повернулся к Кларе.
- Вы сейчас напомнили мне ученого медведика, - улыбнулась она. – Дать вам сахара? Хотя, о чем я – конечно, рюмочку?
- Что мне рюмочка? – грустно понурился Негин. – За ваш поцелуй я готов повторить этот фокус…
- Так, всё… Уходя – уходи! – замахала на них руками Мила, выталкивая обоих. – Нежности – там! Мы – женщины одинокие, нам такое смотреть не полезно – снится потом всякое непотребство! Кларочка, приеду – созвонимся! Онегин – надеюсь, еще встретимся!
Кэт ничего не сказала, только печально помахала вялой белой ручкой – эдакое аморфное воздушное создание!
Они сели в машину, Клара чуть прогрела двигатель, включила музыку и, подмигнув на прощание стоящим на крыльце подругам фарами, тронулась с места. Наблюдая за меланхоличной, усыпляющей работой дворников, Осип вдруг подумал, что, вероятнее всего, сейчас они приедут в город и более никогда не увидятся. Предчувствие такое! Надо же было вчера свалять такого дурака! Ведь зарекался же – выпить пару-другую стопочек, и всё!
- Онегин, вы всегда впадаете в запой, если женщина отказывает вам в интимной близости? – будто угадав его мысли, спросила Клара.
- Если женщина мне небезразлична – всегда! – с вызовом ответил Осип, демонстративно не глядя на нее.
- И как – действует? – продолжала допытываться Клара. – Наверное, встречаются такие, что устыдятся, приголубят, пожалеют, да? Онегин, почему вы такой слабый? Умный, обаятельный, но… какой-то бесполезный, как старый плюшевый мишка на комоде – вещь ненужная и немодная, а выбросить – жалко!
- Послушайте, - не выдержал Осип, обидевшись окончательно, - вы сегодня безмерно однообразны! Ваши бесконечные сравнения с балаганными медведиками и плюшевыми мишками выдают некоторую усталость ума! Кто дал вам право судить о человеке, ровным счетом ничего о нем не зная?
- Ну, вот, уже и обиделись, - усмехнулась она, убавляя звук магнитолы. – Еще одно доказательство вашей слабости, мой пьющий отвергнутый друг.
- Может быть, вы потому одиноки, что слишком сильны для женщины? – парировал с некоторой горячностью Негин, отдавая себе отчет, что Клара отныне почти наверняка для него потеряна. – Может быть, хотя бы казаться слабой – это не всегда так плохо, как вам свойственно полагать – разумеется, ошибочно?! Кстати, - внезапно вспомнил он, - меня просили вам передать, чтобы вы перестали разыгрывать из себя Савву Морозова в юбке, и задумались о продаже своего драгоценного комбината, пока люди готовы к переговорам!
- И кто же это? – закаменев лицом, глухо полюбопытствовала Клара.
- Фамилию не знаю, зовут Иван, - Осип, не дожидаясь разрешения, раздраженно закурил. – Из Питера. Просил договориться о встрече.
- Выбросьте сигарету – я не курю в машине! – жестко произнесла Клара, пронзив его взглядом-молнией. – Вот, значит, с какой целью вы, господин артист, познакомились со мной? Браво, разыграно было неплохо, хотя, местами фальшивили… Кстати, вы действительно артист или так… талантливый балабол на подхвате?
- Перестаньте, как вам не стыдно? – оскорбился Негин. – Я познакомился с ним в поезде, а затем случайно встретился в гостинице. Он где-то увидел нас вместе, вероятно, когда вы подвозили меня, решил, что мы давно знаем друг друга, и рассказал о цели своего приезда, попросив помочь…
- И вы, конечно, с радостью согласились на эту нелегкую миссию, - саркастически процедила сквозь зубы Клара. – Так вот, господин посыльный, можете передать своему другу – или кто он вам? – что никакого пакета я продавать не буду – ни ему, ни Дорошенко - и чтобы он, да и вы вместе с ним – садились в поезд и ехали назад в свой Питер! Я понятно выразилась, да?
- Да как вы не понимаете? – искренне поразился Осип. – Это же бандиты! Они просто грохнут вас, если вы не договоритесь!
- Грохнут – не грохнут – не ваша забота! – Клара резко втопила педаль газа и машина, взревев, помчалась, разбрызгивая лужи во все стороны. – Онегин, вы - жалкий, нелепый человечишко! Даже если то, что вы сказали – правда, ваши потуги на какие-то ответные чувства с моей стороны просто смешны. После Валеры… мужа я вообще не могу на мужчин смотреть – они все мне кажутся какими-то убогими, недоделанными. Когда с вами встретилась – подумала: вот, хоть кто-то не похож на остальных, индивидуальность какую-то в вас увидела… Оказалось, одна видимость, имидж, как это теперь модно называть!
- Какой есть! – грубо ответил Негин. – Если вы не откопали в тайниках моей души то, что хотели откопать, это еще не дает вам право оскорблять меня. Что вы там хотели узреть – второго Валеру Кузьменкова? Брюса Уиллиса? Простите великодушно, что не оправдал ваших надежд, оказавшись всего лишь Осипом Негиным – впрочем, я так и представился! Я почему-то не предъявляю к вам никаких претензий, обнаружив под личиной очаровательной умницы железобетонную суть наследницы кузьменковских капиталов, так почему же вы считаете себя вправе поступать так со мной?
Наступила минутная пауза, в течение которой были слышны только легкое поскрипывание дворников, шорох шин и меланхолическая музыка Поля Мориа, негромко доносящаяся из динамиков.
- Наверное, вы правы, - неохотно, поморщившись, произнесла, наконец, Клара. – Даже не знаю, что я на вас набросилась… Терпеть не могу разочаровываться в людях – наверное, поэтому. Должно быть, я вас просто выдумала, нафантазировала, понимаете? И, потом, я очень устала от этих бесконечных предложений о продаже комбината! За Алиску очень боюсь…
- За дочку? – догадался Осип.
- Да, - кивнула она. – Питерские, московские, местные… Уже, скоты, даже через Милку на меня выходили. Алиске, чтобы в школу нормально ходила, пришлось телохранителя нанять.
- Зачем вам это? – буркнул Негин, все еще обиженный, но уже начавший потихоньку оттаивать. – Я в этом не разбираюсь, но, по-моему, комбинат стоит кучу денег, вам на двоих на всю жизнь хватит! И жили бы себе спокойно…
- Куча денег! – фыркнула Клара. – Типичный дилетантизм человека, для которого что тысяча долларов, что пять тысяч – одинаково много. Они, понимаете ли, только треть реальной цены предлагают, а на остальные две трети понтов нагоняют, да запугивают. Вот к вам, к примеру, подойдет парочка крепеньких таких пареньков и скажут они вам следующее: мужик, вот тебе десять долларов – продай курточку свою кожаную, импортную! Продадите? Конечно же - нет! А я что – дура, всё, что Валера во время разрухи этой, перестройки по кусочкам заново собрал, за десять долларов отдавать?!
- А мне кажется, если есть угроза для вас и вашей дочки – к дьяволу всё! Жизнь – дороже денег! – решительно высказался Осип. – Не нравится мне этот Иван, а уж про вашего Дорошенко я наслушался предостаточно.
- Ничего, Онегин, я крепкая и хитрая – выстою, - невесело улыбнулась Клара, снижая скорость на въезде в город. – А вы меня, еще раз – извините! Не сердитесь, я, в самом деле, ужасно себя чувствую – вот разошлась-то!.. Вы, кстати, молодец – не растерялись, нужные слова подобрали, как из ушата окатили… А, знаете, Онегин, - вдруг с неожиданной мягкостью сказала она, - мне ведь уже тридцать девять!
- Да вы что?! – искренне воскликнул Осип, не веря.
- Да, голубчик, да, - с грустью закивала она. – Так и живу – только дочка, да комбинат этот, пропади он пропадом!
- Клара… послушайте…, - Осип, задыхаясь от непонятной ему нежности, осторожно, как какую-то драгоценность, тронул ее за плечо. – Но ведь вот он – я, я готов стать для вас всем… Нет, конечно, я не то говорю, - сбился он. – Я не смогу измениться полностью, но попробую – хотя бы на какую-то часть! Вы нужны мне – я это хорошо сейчас понимаю. Быть может, нам стоит попробовать?
Они подъехали к гостинице. Клара, плавно притормозив, внимательно посмотрела на Негина, словно открывая для себя в нем какие-то новые, незнакомые еще черты, и, тщательно подбирая слова, явно затрудняясь с ответом и мучаясь, как будто иностранка, проговорила:
- Онегин… Милый мой, бедный Онегин… Я, возможно, сама виновата… Не надо было ничего этого, я же понимаю, что зря дала вам надежду. Простите меня, если сможете, но я не смогу быть с вами… Слишком поздно, да и ни к чему, если честно! Я – не девочка, вам тоже потом больно будет, больнее, чем мне. Забудем всё, да?
- Останемся друзьями? – мрачно продолжил Осип, припомнив что-то из классики.
- Да нет, незачем это, - кротко ответила она. – Какие мы друзья, если вы... видите во мне несколько другой... объект?! Хотя это быстро у вас пройдет… Вам не я нужна, а такая, как Кэт, правда! Она мне так и сказала – жалко его, говорит, замучаешь ты, Кларка, мужика, а мужик-то неплохой, просто не везет ему…
- Благодарю, - упавшим голосом отказался Негин. – Очень трогательно с ее стороны… и с вашей – тоже…, - и, бестолково засуетившись руками, стал искать ручку двери.
- Постойте, Онегин, - Клара вдруг пододвинулась у нему и, оглушив его легким ароматом кожи и волос, нежно, едва касаясь губами губ, поцеловала. – Не держите зла на свою Клару, ладно?
- Постараюсь, - неопределенно хмыкнул Осип, покачиваясь, вышел из машины и, не закрывая дверь, бросил: - А кораллы все же верните! Нехорошо-с!
Клара сверкнула зубами и через несколько секунд ее «BMW» скрылся за поворотом. Закурив, Негин задумчиво посмотрел на негостеприимный парадный вход «Озерной», перевел взгляд на циферблат часов, поразмышлял и, махнув рукой, направился к дверям. В холле не было не души, если не считать строго глянувшей на него незнакомой женщины-администратора в огромных роговых очках.
- Саакадзе? – требовательно спросила она, словно бы даже настаивая на том, что он просто-таки обязан быть Саакадзе.
- Шпекельман, - отрицательно покачал он головой и проследовал за расписные двери кафе-бара «Феерия», уже не сомневаясь, что кое-кто обязательно будет там.
- Привет, артист! – гостеприимно помахал с каменным лицом Иван. На столе его возвышалась ваза с фруктами, а сам он лениво чистил ножом киви – в тарелке сгрудилась уже целая кучка шерстистой коричневатой кожуры – наверное, уже штук десять съел. – Однако, хорошо тебя принимают – в номере не ночевал, морда не мятая! Никак, с Кузьмой дело сладилось? Силен ты, Онегин!
- Рад снова приветствовать вас в нашем кафе! – вьюном подскочил знакомый щупленький официант, несмело глядя на сурового Осипа. – Вам как всегда?
- Давай, давай – как всегда! – барственно кивнул Иван.
- Не надо – как всегда! – раздраженно, так что официант вздрогнул, уронив карандаш, рявкнул Негин. – Водка говенная какая есть?
- Имеете в виду – эконом-класса? – робко уточнил официант.
- Вот-вот, его, - Осип присел за стол, небрежно отщипнул пару виноградин и, поморщившись, сплюнул их в тарелку с очистками киви. – Тащи граммов триста – от вашего «кайзера» меня уже воротит! Да отбивную какую-нибудь. Морс принеси…
- Запиши на мой счет, - несколько удивленно шевельнул пальцами Иван.
- На отдельный! – Негин грозно метнул взгляд-молнию, и официанта немедленно сдуло как ураганом.
- Бунтуешь? – ухмыльнулся Иван. – Что – не дала?
- Дала – не дала – всё мои дела! – отрезал Осип, с вызовом посмотрев на него. – Тебе что за печаль?
Иван как-то закручинился, почесал мизинцем переносицу и, откинувшись на спинку стула, ласково посоветовал:
- Ты, артист, с бабами так беседуй, коли ни хрена с ними не выходит, а со мной – не советую… Давай ближе к теме! Кузьме говорил, что я наказал?
- Говорил, - подумав, уже спокойнее ответил Осип.
- И что Кузьма?
- Да ничего… Сказала, надоели вы ей все – что ты, что Дорошенко, что москвичи какие-то! Цену, говорит, нормальную не дают, комбинат за рубль пятьдесят всё больше купить желают. Не будет цены – не будет разговора! Тем более, говорит, если запугивать станут… Так и сказала!
- Ага…, - Иван перестал чистить киви, неторопливо вытер влажные пальцы и бросил салфетку в пепельницу. – Москвичи, говоришь? А имен не называла? Москвичей-то ведь как-то звать должны…
- Не… не называла, - Осип подождал, пока официант услужливо налил из дешевенького графинчика водки, и шарахнул из рюмки. «Кайзер», несмотря на свою глобальную навязчивость, явно был любимым детищем Дорошенко – по сравнению с ним выпитое казалось разбавленной спиртягой.
- Что, не нравится? – сочувственно поинтересовался Иван. – Вот так-то, артист, бунтовать… Иной раз и призадумаешься – может, менять-то ничего не надо было, может, по-старому, оно и лучше было? И с кем дружить, а с кем – не стоит – тоже полезно призадуматься! Особенно, если не человек ты, а фук… Ладно, артист, будем считать, что в расчете мы. Бывай!
«Хоть бы не видеть тебя больше!» - с неожиданной злостью подумал Негин, провожая взглядом его плотную фигуру, казалось, излучавшую спокойствие и основательность. Последние события окончательно уверили его в необходимости скорейшего отъезда из Дмитриева. Более ждать здесь было решительно нечего. Он попытался вспомнить хоть какую-нибудь местную достопримечательность, достойную еще хотя бы одного дня лишнего пребывания в городе, и, чтобы насладиться чувством горькой мести над дмитриевцами, решил заглянуть в Дом культуры, построенный, помнится, где-то в конце шестидесятых и открывавшийся с огромной помпой – наверное, так представлял в свое время своего «Медного всадника» Фальконе... Хотя, вроде бы Фальконе как раз и не было на открытии памятника? Зрелище полного масскультурного упадка должно было напитать его разбитое сердце ехидством и ощущением собственного превосходства над убогими горожанами, замкнутыми в узеньком, убогеньком провинциальном мирке. Довольно усмехнувшись своей придумке, он выпил еще водки, а официант, испуганно поглядывающий на него от стойки, с облегчением вздохнул.
11
Уже на пути к Дому Культуры – а именно так, с заглавной буквы во втором слове, называлось это учреждение, словно безапелляционно декларируя горожанам, что культура в Дмитриеве находится на недосягаемом уровне – Негин поймал себя на мысли, что идти туда ему вовсе не хочется. Что он мог там увидеть? Афишу какого-нибудь древнего кинофильма, на который вечером придет полтора человека? Пару убогих кружков, одним из которых непременно будет кройка и шитье – практическое рукоделие в смутные девяностые имеет громадный материальный смысл! – а вторым, наверное, хор из одиноких старушек и таких же пожилых мужчин, приходящих сюда в поисках общения? Обшарпанные стены и облупившуюся штукатурку? Пустынную библиотеку с захватанными, растрепанными томиками Дюма и неизменных классиков? Дискотеку, на которую по вечерам собирается вся местная гопота, чтобы распить в туалете спиртное, подергаться для приличия под убогую подборку сомнительного качества музыки отечественного разлива и попытаться склеить девочек на ночь? Зачем идет туда никому не известный, почти безработный артист Осип Негин, если он сам себе чем-то напоминает этот Дом Культуры – такой же ненужный и потрепанный?
Раздраженный такими мыслями и своим нелепым решением, отложившим его отъезд еще на день, Осип подошел к храму культуры и скептически осмотрел его фасад. К чести дмитриевцев, даже беглый взгляд на парадный вход оставлял не самое скверное впечатление: окрашенный в желтоватый цвет, он своими белыми колоннами и нарядным куполом чем-то напоминал уменьшенную копию знаменитых петербургских дворцов. Никаких следов разрухи или упадка не наблюдалось вовсе – очевидно, местные власти либо недавно изыскали средства для его ремонта, либо здание находилось под постоянной опекой как единственное подобное в городе сооружение. Недоверчиво хмыкнув, Негин поднялся по ступенькам и тщательно принялся изучать афиши, щедро развешенные на металлических стендах. С кино он угадал: по скудости практически умершего в России кинопроката сегодня – как, впрочем, и вчера, и еще до послезавтра – показывали «Город Зеро», фильм неплохой, правда, снятый ещё в СССР. Осип видел его пару раз, но, поразмышляв, решил, что можно и еще – все лучше, чем давиться водкой в «Феерии» в компании ставшего уж совсем неприятным Ивана. К тому же забрезжили некоторые сюжетные ассоциации Зеро с родным Дмитриевым. "Всё-таки надо уезжать" - подумал Негин. 25-ого вечером анонсировали выступление казачьего хора с программой «Донские напевы» - господи, как их занесло-то сюда?! В помещении библиотеки – ага! она все-таки есть! – в субботу состоится встреча известного московского писателя Игоря Брутта со всеми желающими, можно будет по оптовой цене приобрести произведения автора с его автографом. «Видать, дружок, хреново продаются твои произведения!» - злорадно подумал Негин, представив себе эту встречу, на которую наверняка, кроме библиотекарши и работников Дома, придут от непролазной скуки еще несколько городских книгочеев, едва ли слыхавших когда-нибудь об Игоре Брутте и, уж конечно, о его известных произведениях. «Жалко, меня в субботу уже не будет!» - с ухмылкой продолжал злорадствовать Осип. – «Задал бы я тебе парочку вопросов, заезжий кудесник слова!»
- Решили устроить творческий вечер? – раздался за его спиной смутно знакомый голос. Вздрогнув, Негин обернулся и удивленно увидел смеющееся лицо Кэт. В белом коротком плащике и с завязанными в простой хвостик волосами она вдруг показалась ему такой красивой, что у него от неожиданности перехватило дыхание. Смутившись, он растерянно улыбнулся и не нашел ничего лучшего, как загадочно-неопределенно покрутить рукой – дескать, вот, мол, хожу, смотрю...
- А что – вы можете мне это устроить? – наконец, спросил он.
- Ну, если попробовать, то, наверное…, - она смотрела на него слишком уж вызывающе-открыто, Осипу захотелось даже захотелось обнять ее. – По крайней мере, детскую аудиторию точно обеспечу!
- Детскую? – переспросил Негин.
- Ну да, - рассмеялась она в ответ на его непонятливость. – Я же здесь театральный кружок веду. Вот – скоро «Записки сумасшедшего» выпускаем.
- Да вы что? – обрадовался Осип, и сам не зная – чему. – Так мы с вами коллеги, получается? Что же вы мне там, на даче ничего не сказали?
- А зачем? – Кэт пожала плечами. – Что это меняло? У вас – Клара, своя жизнь… Кто я вам? Так – подружка вашей дамы, встретились, разбежались…
- Кэт… послушайте, Кэт…, - несколько бессвязно от волнения забормотал Негин. – Могу я с вами встретиться – после, когда вы освободитесь?.. Я бы хотел посидеть где-нибудь, поговорить… Вы из головы у меня не выходите, самому удивительно!
- А как же Клара? – перестав улыбаться, серьезно поинтересовалась она.
- Клара…, - усмехнулся Осип. – Мы с ней оказались слишком разными людьми. Слава богу, что оба быстро сумели это понять, не зайдя далеко, и не успев ни привыкнуть друг к другу, ни измучить друг друга.
- Если честно…, - замялась Кэт, чуть прикусив губу, - …Клара призналась нам, что вряд ли у вас что-то получится. Сказала еще, что вроде всё в вас ей интересно, но будто чего-то не хватает… Ой, - она по-детски прикрыла себе рот ладошкой. – Наверное, я не должна была этого говорить, да? Может, вам это неприятно?
- Что вы! – как большая птица всплеснул руками-крыльями Негин. – У нас же вообще ничего не было, мы знакомы-то были всего три дня! Поверьте, вы никого не предадите, если просто встретитесь со мной вечером. Кэт, я вас очень прошу, более того – я вас умоляю об этом!
На чистом мраморном лбу Кэт появилась морщинка сомнения – она никак не могла решиться на этот, возможно, опрометчивый шаг, но, увидев умоляющие глаза Осипа, все же, сделав над собою значительное усилие, робко кивнула:
- Подходите сюда к восьми.
- Я буду тут к семи! – пылко, словно восьмиклассник, воскликнул Негин, еще не веря, что этот внезапно возникший на его пути ангел согласился на свидание с ним. Ангел кокетливо погрозил ему розовым пальчиком и растворился за колоннами.
Осип, все еще не веря случаю, осветившему его безрадостное существование робким лучиком надежды, и с опаской прислушиваясь к участившемуся сердцебиению, двинулся назад, не зная еще, как и чем займет этот гигантский объем времени до восьми часов. Целых триста шестьдесят минут, когда каждая из них тянется вечность! Подумав, он направился в центр города, где еще ни разу – с похорон мамы – не бывал.
Пройдя пешком с полчаса, он – к своему удивлению – оказался в каком-то волшебном, невиданном еще за недолгое время пребывания в Дмитриеве, мирке. Мрачный, плохо освещенный, с отвратительными дорогами населенный пункт – таким он увидел его из машины Автандила – сейчас оказался уютным и чуточку неухоженным купеческим городишкой, с сохранившимися старинными деревянными домиками, с солидными постройками сталинской эпохи и наивными, трогательными липовыми сквериками. Таким он был в его детстве – сюда Осип бегал провожать поезда к вокзалу, есть мороженое в кафе «Дубравушка» - кстати, вот оно! Почти не изменилось! Только цвет вместо бежевого стал серым… Вот памятник Герою Советского Союза Васильеву – здесь с пятидесятых неизменно принимали в пионеры. Господи, как давно все это было – да и было ли? Казалось, Осип вспоминал прочитанную в какой-то книге чужую чью-то жизнь, в которой все было по-другому – чище, проще, в которой были еще живы отец и мама, в которой все было известно заранее… Расчувствовавшись, Негин с трудом подавил в себе желание выпить пару стопочек и зашел в «Дубравушку».
Вместо пожилой продавщицы с добрым лицом за стойкой маячил молодой парень, а за его спиной за стеклянной витриной предательски сверкали разнокалиберные и разноцветные бутылки – раньше там был плакат с шоколадом «Аленка». А еще тогда стены были расписаны героями сказок Пушкина – разные там коты, ходящие туда-сюда по цепи, русалки и Черноморы… Теперь – просто дешевые панели орехового цвета.
- Простите, у вас есть мороженое? – спросил Негин, видя, как изумленно разлетаются брови бармена.
- Пломбир, - лениво разлепляя губы, произнес он. – Что-то еще интересует?
- Лимонад «Ситро»…, - робко попросил Осип, понимая, что выглядит как умалишенный.
- Мужчина, вы издеваетесь, что ли? – не выдержал бармен. – Какое «Ситро»? Может, еще «Буратино» спросите? Есть «Херши», есть «Кока-кола»… Будете?
- Давайте сто граммов коньяку, - Негин махнул рукой, чувствуя, как только что по самым тонким, потаенным струнам его души прогулялся неповоротливый двухтонный слон. Расстроенный, он сел за столик у окна – тот самый, за которым любил сидеть в детстве и смотреть на проспект Ленина – и, потихоньку потягивая невкусный, пахнущий елками коньяк, снова погрузился было в чуть горьковатые, отдающие полынью, воспоминания.
- У нас не курят! – окрикнул его бармен, видя, как Осип щелкает зажигалкой. – Здесь дети бывают! Для кого объявление повешено? – и, как пророк, перстом указал на красную табличку с надписью «Не курить!»
- Дети?! – возмутился Негин. – «Ситро» нет, мороженое – импортное… Коньяк тоже для детей? Поэтому такой дерьмовый?! Или он… как это у вас называется… эконом-класса?
- Слушайте, не нравится – не пейте, - с издевкой процедил парень. – А еще лучше – идите себе подобру-поздорову…, - и добавил парочку циничных выражений, достаточно ясно характеризующих его мнение по поводу таких клиентов. Негин, не вынимая сигареты изо рта, медленно подошел к стойке и, вздохнув, вылил содержимое фужера ему на голову.
- Слушай сюда, сопля, - неторопливо выговаривая каждое слово, произнес он, ощущая себя нечеловечески сильным и непобедимым. – Если еще что-то вякнешь, тебе Митя Дорошенко язык в задницу засунет. А на будущее – думай, что и кому говорить, - и с достоинством направился к выходу, радуясь, что наконец-то бывший одноклассник, сам того не ведая, оказал ему хоть и небольшую, но все же услугу.
Настроение, однако, было непоправимо испорчено, время до встречи с Кэт скоротать не получилось. Плюнув с досады, Негин остановил частника и отправился в гостиницу, намереваясь тупо посмотреть телевизор – других занятий не было. Так он и поступил – не раздеваясь, прямо в плаще и ботинках, взгромоздясь на диван, включил ненавистный ящик и, поставив возле себя пепельницу, попытался вникнуть в суть показываемого. Телевизор был допотопный и черно-белый – «Ладога», изображение перебивалось бесконечными разноузорными помехами, то искажая картинку, то покрывая экран зигзагообразными полосами. Вместо ручки переключения каналов из корпуса торчал будто покусанный роботами-извращенцами металлический штырь, к которому прикладывались плоскогубцы, заботливо положенные кем-то на тумбочку рядом с телевизором.
- Сейчас многие спорят, - вещал, периодически пропадая, бородатый дядечка с виноватым лицом, - в чем суть национальной русской идеи, а некоторые вообще безапелляционно заявляют, что, дескать, нужна ли она в принципе?
- А вы, Георгий Карлович, сами как считаете – нужна? – едва не зевая, с выражением невыносимой скуки на хорошеньком лице спрашивала его ведущая – блондинка, при этом хорошо было видно, что она буквально заставляет себя смотреть на своего малопривлекательного и внушающего ей тоску и дремоту собеседника. Потому, наверное, глядела она ему в переносицу, с переносицей и общалась.
- Да как же? – всплеснул руками бородатый, словно его только что в чем-то незаслуженно обвинили. – Как же не нужна? Нации, находящейся, так сказать, на стыке эпох, когда одни идеалы канули в небытие, а другие, в некотором роде, еще не появились, просто необходимы некие, я бы сказал, нравственные и моральные критерии… каноны, ориентируясь на которые мы могли бы существовать и, самое главное, воспитывать молодежь… Вы же понимаете, что будущее любого народа – это молодежь, а если она будет лишена, так сказать, духовных границ – что ждет нас уже в ближайшие пару десятков лет?
- Я согласна с вами, Георгий Карлович, - продолжила блондинка свой утомительный диалог с переносицей, - но кто, по-вашему, будет определять эти самые нравственные каноны? Кто возьмет на себя эту смелость?
- Да, действительно…, - присоединился Негин, которому просто лень было встать и посредством плоскогубцев переключиться на что-нибудь более смотрибельное.
- А вот это и есть предмет для особого спора! – радостно наклонился к блондинке Георгий Карлович, видимо, благодарный ей за столь удачный вопрос. – Неизбежно возобновление старого как мир диспута о роли личности в истории. Если вы припомните, Сергей Семенович Уваров, николаевский министр народного просвещения…
- Да, да, - явно думая о чем-то своем, нетерпеливо кивнула ведущая, чей образ никак уж не совмещался с предположением о том, что она вообще когда-либо слышала подобную фамилию.
- Бред! – не выдержал Негин и, с трудом поднявшись, переключился таки на другой канал. Здесь все было просто: шел какой-то латиноамериканский сериал, черноокая Летиция никак не могла самоопределиться – с кем ей быть, некто Серхио плел против нее интриги, а другой – мулат, похожий на загорелого фавна, отчаянно пытался разрушить его коварные замыслы. Закурив от скуки очередную сигарету, Осип подумал и глубокомысленно изрек:
- А, может, и прав Георгий Карлович – нужна национальная идея!
Под хитросплетения человеческих отношений чуждых ему бразильцев он незаметно для себя задремал, очнувшись, когда уже стемнело. Очумело глянув на часы, Осип чертыхнулся, рывком выдернул из розетки вилку уныло бубнящего что-то телевизора и бросился из номера – было уже без двадцати восемь. Тайфуном проносясь по лестнице, он едва не столкнулся с собирающимся что-то сказать ему Иваном и лишь виновато махнул ему рукой. У входа в гостиницу стояли знакомые «Жигули», хозяин которых Автандил, гордо подбоченившись, картинно опирался локтем на приоткрытую дверь и курил.
- Э?! – гортанно воскликнул он при виде взмыленного Негина. – Никак на поэзд апаздываишь? Давай падвезу!
- Давай, - с готовностью ответил тот, падая на сиденье. – Только мне не к вокзалу, а к Дому культуры…
- Э! – взревел мотором Автандил, надвигая кепку на самый нос. – Мне, дарагой, куда бы ни ехать, лишь бы ехать! Скажешь - хоть в сталицу атвезу… В кино, что ли, апаздываишь?
- Вроде того, - неохотно буркнул Негин, уже откровенно поглядывая на часы.
- В кино – это харашо, - Автандил, по всему видно, был настроен поговорить. – Я кино люблю! Вот, бываит, у тэбя настроение плахое, всё плохо, хочится убить всэх, а пасмотришь кино и падумаишь – а и пусть! А? Ты как думаишь?
- Точно! – осклабился Осип, уже ненавидя говоруна-восточника.
- А вот, слушай, ходил я как-то в театр, - продолжал неугомонный Автандил, вероятно, уже окончательно захлестнутый волною культурных воспоминаний. – Э! Что эта такое, каму это всё нужна? Чего-то гаварят, гаварят, не панятна ни черта… Час гаварят, два – гаварят… Слушай, я уже плюнул, дэвушке гаварю – пайдем атсюда, я тэбя лучше в ресторан свожу, да? Нет, с кино – не сравнишь, нет! Хотя, слушай! – он вдруг радостно хлопнул Негина по плечу. – Хадыл как-та давно на адын фильм – «Андрей Рублев» называится, у нас всего адын день шел! Ели билеты дастал! Что за кино такой – клянусь, са втарой сэрия ушел, да?
Если бы путь до Дома культуры продлился еще минут десять, Осип, скорее всего, выпрыгнул бы из машины, но, на его счастье, Автандил был неплохим водителем. Не глядя, сунув ему какую-то купюру, Негин еще на ходу открыл дверь и растерянно вглядывался в пространство между колоннами.
- Что, афишу высматриваишь? – ухмыльнулся Автандил.
Едва кивнув ему на прощание, Осип соскочил на тротуар и, волнуясь, мальчиком взбежал наверх. Среди проходящих внутрь – очевидно, желающих посмотреть-таки «Золото Маккены» - Кэт не было, не видно ее было и среди кучек курящей и лениво хихикающей молодежи. «Неужели ушла?» - с досадой подумал Негин, понимая, что вряд ли ему удастся еще раз – вот так, запросто – встретиться с ней, если только не установить возле храма культуры наблюдательный пост. От огорчения он стрельнул у подростка, вальяжно протянувшему ему пачку «Космоса», сигарету и, затянувшись дымом от сыроватого скверного табака, спустился вниз, на площадь – отсюда был лучше обзор.
- Э, генацвале, - крикнул ему Автандил, всем телом высовываясь из двери. – Я абажду, если твой кино нэ придет! А то садись ко мне – атсюда сматреть будишь!
Отрицательно покачав головой, Негин на всякий случай отошел подальше, чтобы, когда Кэт все-таки выйдет, избежать восхищенных комментариев разговорившегося некстати лихача. «Лучше бы уж свой «Ласковый май» слушал!» - сквозь зубы процедил он, с надеждой продолжая высматривать знакомую фигурку.
- Мужчина! – кто-то со спины осторожно потеребил его за рукав. Обернувшись с недовольным видом, Осип облегченно вздохнул – это была Кэт.
- Вы извините, что опоздала – сегодня закончили раньше, так я домой поужинать сходила, - виновато улыбаясь, сказала она. – Я живу тут недалеко, на Кировском бульваре, знаете?
- Зачем же ты ходила ужинать? – у Негина полегчало на душе, и он почувствовал себя так необычайно свободно, так просто, будто знал Кэт давным-давно, будто у них давно уже было всё, о чем мужчина мог только мечтать, и словно будущее их было безоблачно и прекрасно. – Все равно придется составить мне компанию – я специально не обедал!
- Я могу чего-нибудь попить… или поклевать, - она кивнула, словно подавая условный знак принятия его перехода на «ты».
- Отлично, я накрошу тебе на стол безе, - Негин с нежностью взял ее за руку и повел по тротуару – специально мимо пристально наблюдающего за ними Автандила. Лицо горца было непроницаемо-внимательным, словно его владелец осуществлял какую-то необычайно сложную умственную работу, например, делил тысячу шестьсот семьдесят восемь на двадцать семь. – Скажи мне, где у вас самое тихое и уютное кафе – чтобы без бандитов и губернаторов, но зато с хорошей кухней и милой музыкой? Только чур – «Феерию» и «Дубравушку» не называть!
- Ты уже успел там отметиться? – Кэт сама взяла его под руку, и он ощутил почти невесомое, воздушное ее тело, стершее последние границы, существовавшие до сих пор между ними. – Наверное, это «Легенда» - отсюда минут двадцать…
«Легенда» оказалась бывшей рюмочной – по крайней мере, Негин хорошо помнил это заведение именно как рюмочную. Теперь здесь царил полумрак, звучали джазовые импровизации Оскара Питерсона, а полукруглые кожаные диваны располагали к доверительным интимным беседам. Заказав неведомого ему французского вина с ласкающим слух названием по совершенно фантастической даже для Петербурга цене, карпаччо из лосося и мороженое, Осип посадил Кэт напротив себя и пошел в туалет. Помыв руки, он посмотрелся в зеркало, пригладил волосы и нашел, что, пожалуй, если как следует приглядеться, он еще достоин внимания такого ангела, как его спутница. С бьющимся сердцем он вошел в зал, видя перед собою ее затылок с нежными завитками волос на шее, подошел ближе и, не ожидая этого сам от себя, вдруг наклонился и поцеловал ее в губы. Кэт, чуть вздрогнув, мягко ответила ему. Негин еще раз поцеловал ее и, разгоряченный и взволнованный, сел на свое место, не отрываясь, глядя на ее раскрасневшееся лицо, ставшее за несколько часов, начиная с полудня, бесконечно милым и родным. Клара – с ее претензиями на собственную исключительность, бесконечным вопросительным «Да?» и целым вагоном комплексов – переместилась куда-то на пыльный и захламленный чердак его памяти, окончательно уступив этой почти еще девочке – ровно в два раза младше его.
- Наверное, я кажусь тебе старым дурнем? – робко спросил он, боясь получить утвердительный ответ.
- А должен? – удивилась Кэт.
- По-моему, да, - устыдившись своих мыслей, кивнул Осип. – Я, даже не зная тебя, не имея ни малейшего понятия о твоей жизни, о твоих привычках и желаниях, взял на себя смелость влюбиться, и теперь дрожу как осиновый лист, боясь услышать нечто вроде: Онегин, да как ты вообще мог даже подумать, что между нами что-то может быть?! Кто дал тебе повод полагать, что невинное согласие поужинать с тобой есть намек на возможность более тонких отношений? Кэтинька, Катюша, если б ты только знала, как страшно мне сейчас услышать что-то вроде этого!
Лощеный официант – не чета худосочному созданию из «Феерии» - аккуратно и быстро составил на стол карпаччо и вино, точными движениями разлил его по бокалам, поинтересовался, можно ли приносить мороженое и кофе, и исчез в полутьме кафе. Кэт задумчиво водила воздушным пальчиком по краешку бокала, словно боясь чего-то, и, наконец, махнув длинными ресницами, подняла на него глаза:
- Почему ты не спросил, как я оказалась в городе, хотя собиралась оставаться у Милы?
- Разве это важно? – смутился Негин. – Собралась, приехала божьим провидением, прилетела на крыльях, как и подобает ангелу – не все ли равно… Главное, что я тебя встретил…
- Это важно, - Кэт грустно наморщила носик, делаясь настолько беззащитной и обаятельной, что Осип с трудом удержался от желания снова вскочить и расцеловать ее – до того милой делала ее эта гримаска. – Это важно, Осип, потому что я не собиралась приезжать так быстро. После вашего с Кларой отъезда вдруг на душе стало так пусто, словно… словно… ну я не умею это сказать! Неважно! И вдруг Милка мне и говорит: чего тебе со мной сидеть? Поезжай за ним, все равно у них с Кларой ничего не будет! Я и поехала – тем же вечером… Приехала и думаю: и что дальше? Пойти к нему в гостиницу? Не могу. Позвонить по телефону? Тоже не могу. Промучилась всю ночь, а потом решила так: если бог решит нас свести – так тому и быть, а если нет – значит, не судьба!
- Значит – судьба? – не веря услышанному, переспросил Осип.
- Значит – судьба! – мягко улыбнулась она.
- У меня сейчас в голове такая путаница, - признался Осип, поднимая бокал. – Вот слушаю тебя, а сам думаю: не бывает такого! Вернее бывает, но у других людей: у молодых, красивых, уверенных в себе, в своем будущем… Я же никаким боком к этой категории, увы, не принадлежу, и, кажется, никогда к ней не относился! Как это возможно, чтобы ты – такая… эфирная, неземная, сказала мне сейчас то, что я услышал? Может быть, мне это всего лишь показалось? Может, ты говорила о ком-то другом?
- Нет, Онегин, - глаза Кэт, казалось, излучали такой поток теплоты, что его хватило бы, чтобы оттаять замороженные сердца доброго десятка Негиных. – Я говорила о тебе: старом занудном одиноком алкоголике, неизвестно зачем забредшем в мою жизнь и никак не желающем оттуда уходить. Давай выпьем, - предложила она. – Давай выпьем за божественное провидение – ведь это благодаря ему мы сегодня здесь, и я слышу твои растерянные слова, вижу твое смущение и верю ему!
Звон легонько соприкоснувшегося стекла показался Осипу самым приятным звуком, который он когда-либо слышал. Отпив вина, он поперхнулся, закашлялся и, отдышавшись, с трудом произнес:
- Кажется, я сегодня не в состоянии ни пить, ни есть… хочется только слушать тебя и дышать тобою. По-моему, ты нечаянно обратила меня в ангельское сословие и я вознесусь отсюда прямо в сады Эдема, чтобы никогда больше не возвращаться в презренный мир прагматичных, низменных людей… Кстати, ангел мой, съешь это карпаччо!
- По-моему, я тоже не могу проглотить ни кусочка, - она покачала головой, уронив светлую челку на глаза.
- Зачем же мы пришли сюда? – осенил Негина неожиданный вопрос. – Может, пройдемся?
Расплатившись с невозмутимым официантом, он подхватил Кэт под локоток, буквально вынес ее наружу, и, не в силах сдерживаться, сразу за дверью приник к ее губам так стремительно, что они стукнулись зубами. На улице моросило, было промозгло, мимо шли редкие прохожие, но они оба будто потерялись в пространстве, попав в некий волшебный мир, где не было автобусов, гостиниц и людей, а царила только бешеная, неистовая страсть, пропитавшая воздух дурманящими своими флюидами.
- У меня есть замечательная идея, - не отрываясь от Кэт, глухо пробубнил Осип. – Пойдем ко мне… или к тебе… ты, кстати, одна живешь?
- С мамой, - прошептала, пытаясь отдышаться, она. – У меня есть другая идея…
- Готов принять любую, - он уже покрывал поцелуями ее шею и волосы.
- Погоди, - Кэт чуть оттолкнула его. – Знаешь, что я думаю? Давай сейчас разойдемся, переживем это - как сможем! – а завтра встретимся снова, и тогда уже… наверное…
- Ты замечательная, - он покорно вздохнул, понимая, что Кэт все говорит правильно, что ночью он вряд ли сможет уснуть, и что завтра он, наверное, просто разорвет ее на мельчайшие частички, даже – на молекулы… Это – такая игра, и Кэт, судя по всему, знает в ней толк! – Ты – мудрая! Но понимаешь ли ты, что будет с тобой завтра, отважная девочка?
- О себе побеспокойся! - фыркнула она, поднимая воротник. – Не знаю, как ты, а я уже года три мужчин к себе не подпускала больше чем на шаг!
- А что – были попытки? – он обхватил ее за талию и оба двинулись назад, в сторону Кировского бульвара. – То есть, я не то хотел сказать, - смутился Негин, поняв, что сказал несуразность. – Я имел в виду – кто-то смел на тебя посягать – в интимном смысле?
- То-то же, - чуть оскорбленно хмыкнула Кэт. – Был один… оч-чень настойчивый товарищ! До сих пор забыть не может, все цветы посылает… Один раз на Восьмое марта цепочку золотую в почтовый ящик подкинул, кажется, ношеную… Неважно! Осип, посади меня на такси, - вдруг попросила она. – У меня голова кружится от всего…
- Можешь представить, что творится с представителем реликтовых, то есть с твоим покорным слугой! – Негин рассеянно вглядывался в уличную темноту, пытаясь узреть хотя бы отдаленный свет фар. – Приступ ишемической болезни, микроинфаркт и мерцательная аритмия… Но, все равно – ты того стоишь! Если бы я сейчас умер, то, наверное, это был бы самый счастливый покойник на свете.
Не уставая целоваться, они неохотно расстались, сговорившись встретиться завтра в шесть вечера – у гостиницы. Усадив чуть утомленную Кэт в случайно подвернувшийся «Запорожец», он долго провожал ее опечаленным взглядом, и, закурив, пешком зашагал к гостинице. На душе его восторженно пиликали скрипки, хотелось бежать и, как Джин Келли в фильме «Поющие под дождем», выбивать чечетку прямо в лужах. «Что же будет дальше?» - возникла откуда-то предательская мыслишка. «Что же – забрать ее с собой, в Питер? А почему нет? А если она не захочет? Остаться здесь – вести на паях с нею драматический кружок?» «После, все – после!» - отмахнулся Негин сам от себя, прикуривая сигарету за сигаретой.
Пройдя мимо администраторши, он приветливо кивнул ей и взлетел к себе на этаж – решил на радостях выпить «Ахтамара», оставленного в номере Иваном. Кажется, в холодильнике остались даже виноград и лимон! Чудно! Закрыв за собой дверь, он раскидал по коридору плащ и ботинки, и, тихонько напевая, танцующим шагом направился к тумбочке с коньяком. Разложив на столике тарелки с недоеденной снедью, он чуть дрожащими руками налил себе полную стопку и уже потянулся было к ней губами, но в этот момент раздался настойчивый стук в дверь. Даже слишком настойчивый. Матюгнувшись, Осип выпил-таки коньяк, правда, без всякого удовольствия, все больше раздражаясь, кинул в рот лимон и, проклиная Ивана на чем свет стоит, распахнул дверь.
- Привет, Онегин!
На пороге, сумрачно улыбаясь, словно призрак из прошлого, стоял собственной персоной сержант Артур Поливанов.
С признательностью за прочтение, мира, душевного равновесия и здоровья нам всем, и, как говаривал один бывший юрисконсульт, «держитесь там», искренне Ваш – Русскiй РезонёрЪ
Предыдущие выпуски "Ежемесячного литературного приложения" к циклу "Век мой, зверь мой...", постоянные циклы канала, а также много ещё чего - в гиде по публикациям на историческую тематику "РУССКIЙ ГЕРОДОТЪ" и в иллюстрированном каталоге "РУССКiЙ РЕЗОНЕРЪ" LIVE
ЗДЕСЬ - "Русскiй РезонёрЪ" ЛУЧШЕЕ. Сокращённый иллюстрированный каталог
"Младший брат" "Русскаго Резонера" в ЖЖ - "РУССКiЙ ДИВАНЪ" нуждается в вашем внимании