Именно название книги Марины Влади о Владимире Высоцком приходит в голову, когда думаешь про актера МХАТа Владимира Андреевича Синицына (1893 – 1930), 130 лет со дня рождения которого исполнилось 14 февраля. И потому, что этот исключительно одаренный артист трагически погиб молодым на самом взлете. И потому, что его загадочная смерть связана с высотой, к которой, как говорили знавшие Синицына люди, его всегда тянуло. И потому, что последней его ролью в Художественном театре оказался канатоходец Тибул – герой сказки Юрия Олеши «Три толстяка», циркач, опасно балансирующий где-то в вышине, над городской площадью.
В Художественном театре Владимир Синицын успел прослужить всего четыре последних года из своей 37-летней жизни. Но к моменту прихода во МХАТ у него за плечами была уже большая и насыщенная биография.
Синицын родился в Казани. С детства рос очень артистичным ребенком, учился музыке, что поощрялось родными (тетя Синицына была певицей, служила в Большом театре, обладала редким голосом – контральто). Окончив гимназию в Тифлисе (семья часто переезжала), поступил на юридический факультет Московского университета и одновременно в Московское Филармоническое училище. После окончания училища сезон 1915/1916 прослужил в Камерном театре у Александра Таирова, но быстро оттуда ушел.
В нем было что-то от русских артистов-одиночек, вроде Павла Орленева, в творческой индивидуальности которого мощный романтический темперамент соединялся с психофизикой героя-неврастеника. В 23 года Синицын стал партнером знаменитой актрисы Елены Полевицкой, играл Армана Дюваля в «Даме с камелиями» (она была Маргаритой Готье), ездил с ней по провинции. А в 1920 году дебютировал в московском Театре Незлобина и быстро занял там ведущее положение. Блистал в ролях маркиза Позы в шиллеровском «Дон Карлосе», Генриха в «Потонувшем колоколе» Гауптмана.
С юности Синицын мечтал о роли Гамлета – эта идея стала для него настоящим наваждением. Казалось бы, шанс получить эту роль представился молодому артисту в 1922 году, когда Театр Незлобина объединили в Театром РСФСР-1, возглавляемым Всеволодом Мейерхольдом. Всеволод Эмильевич тоже давно планировал поставить эту трагедию Шекспира и – вот удача! – в главной роли увидел именно Синицына. Но замыслу не суждено было сбыться. По свидетельству жены Синицына Клавдии Курбатовой (ее рассказ хранится в Музее МХАТ), услышав концепцию режиссера, согласно которой Владимир должен был играть Принца Датского лишь половину спектакля, а другую половину – некая актриса, Синицын хлопнул дверью. Он всегда знал себе цену.
Свое место в искусстве Синицын обрел в театре «Романеск», который основал сподвижник Мейерхольда режиссер Валерий Бебутов. К сожалению, театр этот просуществовал всего два года, хотя явлением был ярким. Вот как написано о «Романеске» в одном из некрологов на смерть Синицына: «Основатели его мечтали воскресить лучшие традиции французского театра 1830-40-х годов, создать театр больших чувств и огненных страстей в красивой форме. К этому театру как нельзя более подходил Синицын с его высокой, гибкой фигурой, с его выразительными яркими глазами, с его голосом, то звучащим стальными нотами, то понижающимся до бархатного шепота, с его остро отточенной, четкой дикцией. Театр «Романеск» придал внешним блестящим данным Синицына законченную форму, выучив его великолепно носить костюм и раскрыв его богатый темперамент». И хоть сыграл он в «Романеске» всего в двух спектаклях по произведениям Александра Дюма: братьев-близнецов в «Нельской башне» и графа Монте-Кристо, молва об этих работах еще долго ходила по Москве. Как и о его Оводе, сыгранном в 1923 году в театре МГСПС. Говорили, что одарен Синицын так, что может вырасти в гениального артиста…
И вот в 1926 году этот человек пришел в труппу МХАТа. Казалось бы, что общего у актера романтического склада и театра, знаменитого своей психологической школой? Но как ни парадоксально, Синицын пришелся здесь ко двору.
Его ввели на роль «железного комиссара» Артема в спектакле «Блокада», первым исполнителем которой был Василий Качалов. Вышло удачно: «Очень и очень хорош В.А. Синицын в роли Артема; по-моему, он дал лучше тип, чем В.И. Качалов; всю роль ведет гораздо проще, без театральности; прекрасный грим; чувствуется железная воля», – так описал этот ввод в своем дневнике милиционер Алексей Гаврилов, дежуривший во МХАТе на спектаклях.
Синицын играл Рылеева в постановке «Николай I и декабристы», Тальберга в «Дни Турбиных», Актера в «Дна дне», Иервена в спектакле «У врат царства», блеснул в «Дядюшкином сне», где вышел в роли Мозглякова. Немирович-Данченко с удовлетворением отмечал в одном из писем, рассуждая про «Дядюшкин сон»: «Наибольший успех имеют Книппер и Синицын. Ольга Леонардовна давно-давно ничего так не играла. Это выше и “Осенних скрипок”, и “Жизни в лапах”, и “Вишневого сада”. Ее можно очень поздравить. Великолепен Синицын, по четкости, звонкости, искренности».
Владимир Синицын потрясающе читал стихи – совсем не бытово, тонко чувствуя внутреннюю музыку стиха. Его друг по МХАТу артист Иван Кудрявцев считал, что Синицын читает лучше, чем Качалов. «Из “12-ти” Блока создавал целую симфонию, точно передавал все перемены ритмов этой поэмы», – свидетельствует Кудрявцев.
Высшим созданием Синицына во МХАТе стала роль Яго в спектакле «Отелло». Главного злодея шекспировской трагедии он играл человеком, глубоко разочарованным в жизни, в своей любви к Эмилии, а потому циничным и ожесточившимся. Тому же Кудрявцеву он рассказывал про Яго так: «Уж если есть в этой пьесе ревнивец, так это – Яго. Яго это тот, кто все муки давно испытал – но не простил, и не простит никогда. Только культура другая: что же убивать-то, ведь ничего этим не изменишь, а вот пусть он (Отелло) так же помучится, тогда поймет, каково мне».
Владимир Синицын всегда оставался одиночкой – даже во МХАТе, где хорошо видели его талант. Возможно, от этой своей вечной отдельности, внутренней неприкаянности он и страдал типичной русской болезнью – много пил. Мог опоздать на спектакль – после второго такого опоздания его даже уволили из Художественного театра (но вскоре восстановили в труппе по ходатайству мхатовских «стариков», в первую очередь, Качалова). У него бывали нервные срывы, его все время тянуло куда-то поближе к крышам, на верхние этажи. «Вообще у него было странное тяготение к высотам. Раз он у Качаловых сорвался в пролет с 3-го этажа, в другой у Кузнецовых с карниза, всегда был уверен, что это будет благополучно», – писал Немирович-Данченко уже после его трагической смерти.
28 мая 1930 года Синицын вместе с другом Иваном Кудрявцевым и с еще одним приятелем, художником Александром Осмеркиным, пошел в гости к знакомым в Шереметьевский переулок. В столовой Кудрявцев пил чай с шоколадом, когда из другой комнаты прибежала девушка: «Иванушка, Иванушка, Володя… там… в окно».
«В переулке странно пусто и тихо – и на мостовой около тротуара лежит лицом вниз человек, лежит, уткнувшись лицом в беспомощные руки, как беспробудно пьяный. Это Володька», – все случившееся Кудрявцев описал в своем дневнике. Из года в год он вспоминал этот вечер и то, что ему предшествовало, все обстоятельства гибели своего друга, которые так и остались до конца не проясненными.
Владимир Синицын умер еще до приезда кареты скорой помощи.
После его гибели на роль Яго вводить никого не стали. Спектакль «Отелло» во МХАТе просто сняли с репертуара.
Фото из фондов Музея МХАТ
