Я знаю один дом. Его больше нет на земле.
В этом доме весной пахло сиренью и ландышами, летом - клубникой и липовым цветом, осенью - яблоками и соленьями. А зимой поленья в печи наливались янтарем, и пахло рождественской хвоей и морозным дымком.
Все пути вели к этому дому. Спускалась к нему проселка с высокого холма, где росла трава по пояс, с целыми мирами полевых цветов и земляникой.
Золотым лучом тянулась к нему песчаная дорожка из бора, утыканная сосновыми иголками.
Перепрыгивая через выступающие корни деревьев, устремлялась к нему лесная тропинка.
Мягкая травка-муравка стелилась от берега озера в сторону того дома.
Вешние ручьи смеялись вокруг, бежали по канавкам, чтобы прожурчать о нем речке, а она выходила из берегов, чтобы получше его рассмотреть.
Чистыми окошками в обрамлении белоснежных занавесок смотрел дом в небо, провожая каждый закат и встречая каждый рассвет. И, казалось, что так будет всегда.
Но сменилось очередное поколение людей, считавших этот дом своим.
Зарос цветник, покосился забор, обветшало крыльцо, и ягоды в огороде собирали только птицы. А новые хозяева делили дом. Перестали они быть братьями и сестрами, превратились в истцов и ответчиков.
Стыдно было дому за людей, ведь он их еще детьми помнил, только тогда они смышленее были, дружно жили, весело.
А сейчас полыхал огонь вражды, адвокаты исправно подкидывали в него дров, судили дом по людским законам, забыв о божьих.
Так стыдно было дому за людей, что он сгорел от стыда.
И причем здесь неисправная проводка?