Мало кто, увлекаясь немецкой культурой, не слышал имя Тилля Уленшпигеля. Till Eulenspiegel – одна из ключевых фигур немецкой смеховой культуры. Это герой народных книг, вдохновивший писателей, музыкантов, драматургов и режиссеров на создание многих работ.
Роман австрийского и немецкого писателя Даниэля Кельмана «Тилль» или “Tyll” вышел в 2017 году: спустя более 500 лет после появления оригинального немецкого Тилля. Сам позднесредневековый сборник рассказов называется «Занимательное сочинение о плуте Тилле / Тиле, родившемся в земле Брауншвейг, о том, как сложилась его жизнь…» (“Ein kurtzweilig Lesen von Dyl Ulenspiegel, geboren uß dem Land zu Brunßwick, wie er sein leben volbracht hat…“), ее авторство приписывают некоему Герману Боте, хотя образ Уленшпигеля, безусловно, собирательный, народный, не имеющий конкретного автора. В этой статье я расскажу о романе Кельмана и о том, что он позаимствовал у Боте и у немецкой народной культуры.
Имя
Уленшпигель – не просто случайная фамилия. Но что значит Уленшпигель? В целом, этот вопрос достаточно хорошо изучен, ответ на него есть и в комментарии к сборнику рассказов, и в принципе много где.
Верхненемецкое Eulenspiegel или нижненемецкое Ulenspiegel состоит из двух слов: Eule / Ule + Spiegel, то есть «сова» и «зеркало». На иллюстрации к книге Боте мы как раз видим Уленшпигеля, изображенного с совой в одной руке и с зеркалом в другой. Да и в одной из историй сам Уленшпигель, покидая место своих проделок, на двери рисует сову.
Почему именно сова и зеркало? В Древней Греции сова считалась символом мудрости, а в средневековой Европе – птицей дьявола. Есть предположения, что оба значения используются для толкования имени: с одной стороны, Тилль демонстрирует мудрость и превосходство в своих дурачествах, с другой стороны, не раз отмечалось, что его поступки – от дьявола. Обложка русского издания романа Кельмана как раз обыгрывает дьявольскую натуру Уленшпигеля.
Что же касается зеркала, то здесь высказывается гипотеза о том, что зеркало – это инструмент самопознания, сопоставления предполагаемого и действительного – эту функцию зеркала мы и видим в оригинальных рассказах о Тилле. Интересно, что одной из характерных черт Уленшпигеля является его буквальное понимание слов собеседников, когда они выражались образно и имели в виду совсем другое. Например, в одном из рассказов портной, к которому Уленшпигель нанялся подмастерьем, велит ему «прикинуть рукава к кафтану», предполагая, конечно же, пришить их. Уленшпигель вешает кафтан на гвоздь, берет левый рукав и кидает его в кафтан, то же самое он проделывает с правым рукавом. Портной, разумеется, оказывается недоволен работой.
«Почем я знал, что ты так мои слова истолкуешь? Я ведь совсем не то думал. Я хотел, чтобы ты рукава к кафтану пришил».
Из сборника
Предполагаемое и действительное не совпадают. Уленшпигель, кажется, отображает намерения своих собеседников словно в кривом зеркале. Только оказывается, что эти намерения изначально «кривые», а он-то толкует их очень даже прямо и непосредственно. И таких историй много: Уленшпигель буквально уходит через крышу из дома кузнеца; вместо больших и маленьких сапог «вперемежку» сшивает части маленьких и больших сапог вместе; вместо того, чтобы смазать сапоги жиром, нашпиговывает их изнутри.
Есть еще одна версия значения имени Уленшпигель. Это каламбур, который приписывают самому Тиллю: “Ick bin ulen spegel” или “Ich bin euer Spiegel”, то есть «Я – ваше зеркало»: Уленшпигель выявляет и отражает все плохое в людях.
Башмаки
«Башмаки» - первая глава романа Кельмана и четвертая история о Тилле из сборника («Четвертая история рассказывает, как Уленшпигель уговорил две сотни парней разуть башмаки и сделал так, что из-за этого стар и млад друг дружке вцепились в волосы»). У Кельмана одним из ключевых умений и трюков Уленшпигеля является хождение по канату или веревке, которому он научился еще в детстве. Действительно, в оригинале Тилль ходил по веревке, но об этом рассказывается лишь в двух историях, одну из которых Кельман взял за основу для главы своего романа.
Итак, у Кельмана Тилль Уленшпигель – довольно известный уже в народе персонаж, да и роман выстроен не хронологически, а начинается как бы «из середины событий» – приезжает с компанией бродячих артистов в один из немецких городов, дает небольшое представление, а в перерыве спрашивает маленькую девочку Марту, живущую в этом городе, что, мол, за народ тут обитает, добрый или злой. Марта говорит, что люди тут добрые, живут мирно и помогают друг другу. Тогда Тилль решает это проверить. И тут наступает время для его легендарной шутки, которая и описывается в сборнике 16 века. Тилль натягивает канат, ходит по нему, развлекая люд, а затем говорит собравшимся, чтобы они скидывали по башмаку, потому что сейчас он покажет им веселую шутку. Горожане разуваются наполовину, Тилль подзадоривает их, чтобы они бросали башмаки повыше, и вот, когда каждый из собравшихся снял по башмаку, и все они разлетелись по городской площади, Тилль велит им теперь отыскать свои башмаки. Естественно, сразу начинается паника, толкотня и драка. Так, Кельмановский Тилль показывает, что не такой уж и мирный народ живет в этом городке. А наш оригинальный Тилль шутит так над горожанами в отместку за то, что те посмеялись над ним на каком-то предыдущем событии.
«Он протянул канат через Заале, теперь уже из другого дома, и распустил слух, что снова намерен ходить по канату. Вскоре народ поспешил сюда, пришли стар и млад, и Уленшпигель сказал молодым, чтобы каждый дал ему свой левый башмак, а он им покажет хорошую штуку с башмаками на канате. Молодые, да и старики поверили ему, что так оно и будет. Молодые ребята разули башмаки и отдали их Уленшпигелю, а башмаков оказалось почти что десять дюжин – это дважды шестьдесят. Все башмаки с левой ноги достались ему. Уленшпигель нанизал их на шнур и взобрался с ними на канат. И вот, когда он с башмаками был уже на канате, все старики и молодые уставились на него, думая, что сейчас он проделает что-нибудь забавное. Только некоторые из молодых парней были огорчены. Им очень хотелось получить свою обувь обратно. Как только Уленшпигель взобрался на канат и стал по нему передвигаться, он взял и закричал: «А ну, все глядите – каждый ищи свой башмак!..». И с этими словами перерезал шнур пополам и бросил башмаки вниз на землю, так что все они кувырком полетели.»
Из сборника
У Кельмана описание этого представления занимает несколько листов: там подробно описывается и великолепное умение Тилля держаться на канате, и нерешительность горожан сперва снимать башмаки, и постепенное замешательство людей, постепенно переходящее в ярость, и смех и злорадство Тилля, наблюдавшего за успехом своей шутки. Таким образом, средневековая легенда предложила писателю сюжетную основу, а он уже, дополнив ее, додумав детали, нарастил психологизм, цепляющий современного читателя.
«Ярость охватила всех, как горячка. Всюду вопили и дрались, катались сцепившиеся тела, и тогда Марта подняла голову и посмотрела вверх.
Он стоял наверху и смеялся. Тело запрокинуто назад, рот разинут, плечи трясутся. Только ступни его не двигались, и бедра продолжали колебаться в такт движениям веревки. Марте показалось, что надо только как следует присмотреться, и она поймет, чему он так радуется, - но тут навстречу ей ринулся кто-то не глядя, и сапог угодил ей в грудь, и ее голова ударилась о камни, а когда она вдохнула, в сердце будто впились иголки. Она перекатилась на спину. Веревка и небо были пусты. Тилль Уленшпигель исчез».
Д. Кельман. Тилль
Семья
Роман Кельмана – это не собрание развлекательных комических историй, это драма, в которой раскрывается личность Тилля Уленшпигеля, рассказывается история его детства, его семьи, его родителей. В оригинальном сборнике сквозная сюжетная линия совершенно незамысловатая – в начале есть два-три рассказа о рождении Тилля, его крещении и детстве, в конце книги – несколько рассказов о его болезни, смерти и похоронах, основная же часть – это его путешествия по немецким и другим европейским городам и проделки и плутовства. Сюжет романа Кельмана безусловно сложнее, с параллельными сюжетными линиями: о родителях Тилля, о его становлении как шута, о его подруге, о его жизни при дворе и скитаниях на войне.
Одной из важных фигур романа становится отец Тилля – Клаус Уленшпигель. Подробно описывается его жизнь, его увлечения, его мировоззрение. В оригинальном сборнике рассказов отца так же звали Клаус, но в нем не говорится о том, кем он был по профессии, да и умирает он довольно скоро для читателя, уже в третьем рассказе. Клаус Уленшпигель Кельмана – мельник, увлекающийся наукой, точнее, пытающийся понять науку по сохранившимся у него книгам, но в силу отсутствия образования не имеющий возможности их прочитать, поэтому и понимает он написанное в них весьма своеобразно. В итоге он обвиняется в чернокнижии и приговаривается к казни. История Клауса Уленшпигеля оказывается длинной, показывающей его читателю с разных сторон: и как крестьянина с бытовыми заботами, и как отца и мужа, и даже как философа, стремившегося понять устройство мира на свой лад.
Остановимся немного на чернокнижии, в котором обвиняют Клауса. В оригинальных рассказах об Уленшпигеле мы встречаем лишь упоминание о том, что сам Тилль владеет черной магией, с помощью которой он проворачивает одну из своих уловок – делает так, что у лошади, выставленной им на продажу, в нужный момент отваливается хвост:
«Тут Уленшпигель мог добиться кое-чего с помощью черной магии. Он достал лошадь, устроил посредством черной магии все, как ему надобилось, и отправился с лошадью на рынок, и запросил за нее у людей дорогую цену, чтобы никто ее не купил, пока не появится тот самый торговец, что тянул лошадей за хвост».
Из сборника
Кстати говоря, и сам Тилль чуть не был повешен, ходили слухи о его связи с черной магией:
«Людям хотелось посмотреть, как встретит свой конец Уленшпигель, бывший в жизни таким необычайным человеком. Кое-кто думал, что он сведущ в чернокнижии и с его помощью выйдет сухим из воды, и многие ему этого желали».
Из сборника
От отца перейдем к рождению Тилля. В отличие от романа, сюжет оригинальных рассказов линеен, то есть события следуют друг за другом в хронологическом порядке – типичное построение сюжета позднесредневековых комических произведений. Первый рассказ сборника о Тилле «рассказывает о том, как Тилль Уленшпигель родился и был в один день трижды крещен, и о том, кто были его крестные родители». В духе позднесредневековых шуток там говорится о том, что после крещения в церкви крестная, слегка перебравшая пива в честь этого, уронила маленького Уленшпигеля в грязную лужу, где он чуть не захлебнулся, а дома его отмыли в лохани с теплой водой. Так и был он трижды крещен – в купели, в луже и в лохани с водой.
Кельман немного перерабатывает и этот сюжет, добавляя драмы, раскрывающей личность мальчика Тилля. Будучи уже не младенцем, он падает в воду под колесо мельницы, где чуть не тонет, но его спасает отец. Мать все повторяет: «Дважды крещен», хотя Тилль и не понимает, что это значит:
«Выжил. Он выжил. Был под колесом и выжил. Выжил под колесом. Под колесом. Выжил. Им овладевает невиданная легкость».
Д. Кельман. Тилль
Кельмановский Тилль чувствует себя необыкновенным, своего рода избранным для какой-то большой цели, вся его жизнь пропитана драмой и трагизмом. Он - единственный выживший из детей, родившихся в семье Уленшпигелей. Наш оригинальный Тилль все же не таков: он дурачится просто потому что это доставляет ему удовольствие. Никакая большая цель – даже если она за этим и подразумевается – в сборнике не описывается и не упоминается.
Шут
Кельмановский Уленшпигель – классический придворный шут. Ему позволено говорить правду в форме обидной шутки, и за этим не следует наказания, наоборот – глупость шута воспринимается как мудрость. Ну или просто как незаменимый атрибут королевской жизни.
«У короля болела голова. Ему было трудно дышать. Он не готов был к запаху лагеря. Он понимал, что, когда тысячи солдат с обозами разбивают бивак, чистоты ожидать не приходится; он помнил запах собственных войск, которыми командовал в Праге, пока они не исчезли, не испарились, не скрылись под землей, - но там все же не пахло так, как здесь, такого он себе не представлял. Когда они приближались, он почувствовал запах до того, как увидел лагерь, - над опустевшим ландшафтом веяло чем-то резким и едким.
- Ну и вонь, - сказал король.
- Просто ужас, - отозвался шут. – Ужас, ужас, ужас. Пора бы тебе помыться, Зимний король.
Повар и четверо солдат, которых с неохотой, но выделили все же Генеральный штаты Голландии для защиты, захохотали, и король на мгновение усомнился, дозволительно ли такое поведение, но именно для этого короли ведь и держали шутов, так уж было положено. Весь мир выказывал тебе почтение, и только шут мог говорить что угодно».
Д. Кельман. Тилль
«- Думаешь, ты лучше прочих, Лиз? – спросил ее недавно шут, когда она рассказала о той встрече. – Думаешь, ты больше видела, больше знаешь, думаешь, страна твоя родная лучше нашей?
- Да, - ответила она, - именно так я и думаю.
- Думаешь, твой отец тебя спасет? Прискачет за тобой с целым войском?
- Нет, так я больше не думаю.
- Еще как думаешь. Думаешь, в один прекрасный день он явится и снова сделает тебя королевой.
- Я и есть королева.
Тогда он язвительно расхохотался, а она сглотнула и заставила себя не расплакаться и вспомнить, что именно в этом и заключалась его роль – говорить ей то, что никто другой не осмелился бы. Для этого и существовали шуты, и даже если ты прекрасно обошлась бы без него, все же он был необходим, ведь без придворного шута какой двор?»
Д. Кельман. Тилль
Мышление шута – оригинальное, отличное от мышления большинства людей, ведь в его основе лежат иные категории. Например, шут иначе воспринимает время и пространство, иначе интерпретирует события и слова – это мы знаем еще из поздних средневековых комических произведений, где шут плачет, когда светит солнце, чтобы вызвать дождь, и смеется, когда идет дождь, чтобы вызвать солнце. Кельман не забывает об этой шутовской особенности:
«А где восток? – спросил Франц Керрнбауэр.
Штефан Пурнер показал куда-то рукой.
- Это юг, - сказал его брат.
- Экие болваны, - весело сказал Уленшпигель. – Ничего-то вы не соображаете, гномы паршивые! Мы на западе, значит, восток везде!»
Д. Кельман. Тилль
Оригинальный Тилль все же больше народный паяц и плут, чем придворный шут. Он мыслит не так, как окружающие, он позволяет себе грубости с аристократическими лицами, но его шуткам не хватает той глубины, какая прослеживается у кельмановского Тилля. Но удивляться тут не приходится, ведь между двумя произведениями лежит более 500 лет.
Не только башмаки
Помимо истории с башмаками и крещением Кельман не раз обращается к оригинальным сюжетам рассказов о Тилле Уленшпигеле, перерабатывая их и употребляя «на пользу» своему роману, и делает это он весьма искусно. Вот пара историй.
Как осла учили говорить
В одном из эпизодов своего романа Кельман рассказывает о том, как Уленшпигель при королевском дворе обязывается обучить чтению осла. Оригинальная история повествует, что, будучи в Эрфурте и выдавая себя за ученого, Тилль Уленшпигель на спор вызывается научить осла читать. Для этого он берет псалтирь, отправляется в хлев и сыпет овсяные зерна между страниц. Осел, почуяв овес, начинает листать мордой страницы, а когда их больше не находит, то кричит «и-а». Тогда Уленшпигель созывает всех ученых и демонстрирует, как успешно идет обучение, и что его ученик выучил уже две гласные – «и» и «а», и что дальнейший прогресс не за горами.
У Кельмана эта история теряет статус самостоятельной, а приобретает функцию побочной, играет роль фоновых событий, которые вспоминает король, живя рядом со своим шутом Уленшпигелем. Автор использует такие истории не для заполнения сюжета, а скорее для раскрытия перед читателем характера и личности своего главного героя – его находчивости, остроумия, смелости и изобретательности.
Волшебная картина
В романе по случаю вступления в должность шута при дворе короля Богемии Уленшпигель преподносит своей королеве подарок – волшебную картину, точнее, пустой белый холст.
« - Это волшебная картина, малышка Лиз. [Так Уленшпигель позволял себе обращаться к королеве]. Незаконнорожденные ее не видят. Кто украл деньги, ее не видит. Кто замышляет недоброе, кому доверять нельзя, кто подлец и прохиндей, или волочильных дел мастер, или вовсе задница с ушами – тот ее не увидит, для того это пустой холст!
Что из этого вышло, все еще поражало ее каждый божий день и никогда не перестанет поражать. Гости растерянно стояли перед пустым холстом и не знали что сказать. Дело-то было путаное. Конечно, они понимали, что холст пуст, но разве они могли быть уверены, что и Лиз это понимает? А вдруг она сочтет всякого, кто ей такое скажет, незаконнорожденным, дураком или вором? Вот гости и стояли в оторопи перед холстом и ломали себе головы. Может, картина и впрямь заколдована, или Лиз кто одурачил, или это она всех дурачит? Да и то, что к тому времени почти все, кто наносил визит двору Зимнего короля и королевы, и вправду были незаконнорожденными, или дураками, или ворами, или замышляли дурное, осложняло задачу».
Д. Кельман. Тилль
Эта шутка с заколдованной картиной вполне в духе постмодернизма, но на деле Кельман заимствует и эту историю из средневековых легенд. В сборнике 16 века есть история о том, «как Уленшпигель рисовал ландграфа гессенского и сказал ему, что тот, кто рожден вне законного брака, не может увидеть его картину». Тилль выдает себя за искусного художника и, получив заказ графа, отдает ему пустой холст, объясняя это тем, что незаконнорожденные не могут ничего видеть на этой картине. И весь двор, включая самого графа и графиню, публично высказывают комплименты этой «волшебной» картине. Правда, в конце плутовство Уленшпигеля раскрывается, но ему удается прежде бежать с деньгами, уплаченными за работу.
И снова, как видим, плутовство средневекового Тилля обрастает драматизмом в современном произведении.
Роман Кельмана «Тилль» - это история не только об известном плуте и шуте Уленшпигеле – в этом плане средневековые истории достаточно просты и плоски – это многогранная история о мальчике, который в силу обстоятельств оказался бродячим артистом и придворным шутом, которому приходилось выживать. Это роман о Тридцатилетней войне, о жизни разных людей – как крестьян, так и аристократов – в тот тяжелый период. И везде среди них оказывается Тилль, отражающий их несовершенства своем кривом зеркале.
Если вы любите немецкую культуру, если увлекаетесь историей, то роман Даниэля Кельмана доставит вам большое удовольствие. В нем средневековые сюжеты и шутки перестают быть застывшими, они оживают и подстраиваются под вкусы и потребности современного читателя. Это будет увлекательное путешествие в семнадцатый век, в крестьянский быт, в придворную жизнь, на поле сражения. По этим местам вас проведут талантливый Даниэль Кельман и Тилль Уленшпигель.
Ставьте лайк, если было интересно, и не забудьте подписаться на канал, чтобы читать новые статьи!