Начало здесь.
- Как ты? Замужем? Дети есть?
- А ты?
И вот они уже идут по вечерней аллее, освещенной золотистым светом фонарей. Падал мягкий снег, зимний город словно был окутан сияющим туманом. Вечер был удивительно теплым для этого времени года. Наталья даже не обращала внимания на то, что выбежала без шарфа и в тонких перчатках. Ей не было холодно. Ей казалось, что она очутилась в самом сердце весны. Той, их самой первой весны.
Она что-то говорила, но на самом деле она вся была захвачена обрушившимися на нее воспоминаниями.
Они с Владимиром встречались в последнем классе школы. Она помнила ту весну, маленькие клейкие, едва распустившиеся зеленые листочки, когда идешь по дороге, а впереди тебя словно распускается облако бирюзовой листвы.
Ей казалось, что до настоящего времени в ее сердце сохранилась частичка того тепла, сохранилась та надежда на прекрасное будущее, когда тебе семнадцать, и вся жизнь впереди.
Потом, правда, оказывается, что широкая дорога жизни сужается до темной извилистой тропинки, на которой нужно не оступиться и не упасть в яму.
Но про это никто не говорит…
Потом Владимир уехал учиться в Москву, работал там, Наталья иногда встречала его мать на улице и спрашивала о нем, однако та отвечала суховато и тут же спешила по делам. Владимиру не нужны были привязки к родному городу, он должен был быть там, где люди взбираются на вершины, оставляя прошлое позади, преодолевают самое себя, зарабатывают большие деньги и не отвлекаются на девочек, которые тянут их назад.
И постепенно Наталья перестала спрашивать… Да и ее переписка с Владимиром постепенно сошла на нет.
Она вышла замуж, и вроде бы даже по любви. Но то, что начинается с искреннего стремления быть счастливым и сделать счастливой свою вторую половинку, со временем превращается в нечто прямо противоположное. «Давай заведем большую семью» превращается в «займись уже своим ребенком», когда жена на пять минут отлучилась в душ… «Что случилось? Чем я могу помочь» превращается в «Что ты вечно ноешь? Что ты все негативишь?!». А «я все сделаю для тебя» через несколько лет становится «Если бы я хотел мыть полы, то родился бы женщиной», когда беременная просишь помочь с уборкой…
И постепенно та надежда, которая возникает в юности, то тепло, которое несешь в сердце, превращается в боль, до которой невозможно дотронуться.
- Да, я замужем. Есть сын, три года.
- Как-то безрадостно ты это сказала, - заметил Владимир.
Наталья пожала плечами. А что ей оставалось делать? Корчить из себя счастливицу, врать? Бесполезно, по ней и так все видно. Все в ней, начиная от озабоченного взгляда, лишних двадцати килограммов и заканчивая видавшим виды пуховиком, выдавало женщину, которой остался всего один шаг до того, чтобы превратиться в вечно недовольную всем, сутулую тетку, которая ругается со всеми в очередях…
- А ты женат? – спросила она.
- Нет.
- Почему? – удивилась Наталья.
Владимир пожал плечами.
- Да как-то не сложилось. Не знаю даже, почему.
- А что ты вдруг возвратился в город? На праздники приехал?
- Нет, то есть и на праздники тоже. Но вообще я буду здесь работать. Моя компания открывает филиал в нашем городе. Я подумал, почему бы и нет?
Так замыкается круг. А теперь… этот парень возвратился в город…
Незаметно они дошли до конца аллеи. Здесь гасли огоньки новогодней иллюминации, темнота вступала в свои права. Наталья подняла голову и взглянула ему в глаза. Внезапно она почувствовала, что оказалась в его объятиях, он запрокинул ее голову и поцеловал. Несколько секунд она добровольно и радостно находилась в его объятиях.
Больше не было слов. Больше не было лет. Осталась только обступившая их темнота и где-то вдали – реальная жизнь…
Потом она высвободилась.
- Поедем ко мне? – хрипло произнес Владимир.
- Но я не могу, - ужаснулась Наталья, - у меня ребенок. Да и вообще, Новый год… Меня ждут.
- Понимаю. Я сам от себя не ожидал… Запиши мой телефон.
Она достала сотовый и записала номер. Руки дрожали.
- Я буду ждать, - на прощанье сказал Владимир.
Наталья вернулась домой около десяти вечера. Все уже собрались. На столе грудой стояли коробки с заказанной пиццей.
- А что, ты куда-то свалила, я не знаю, где ты там что приготовила, вот и заказали!
- Все на плите и в духовке, - сказала Наталья, взяла сына и ушла в другую комнату. Она уложила Артема довольно быстро, но еще долго сидела возле его кроватки и пыталась справиться с той бурей, которая поднималась в ее душе при воспоминании о Владимире.
Наконец, перед самым Новым годом, муж рявкнул:
- Уже президент речь говорит, ты там где?!
- Тише ты, ребенка разбудишь, - шепотом сказала Наталья и тихо закрыла за собой дверь.
Она немного посидела с гостями, выпила бокал шампанского и незаметно вернулась в комнату. Никто и не заметил ее отсутствия.
До самого утра Наталья просидела на полу, сжав руками виски.
Утром гости, наконец, ушли, оставив после себя гору грязной посуды. К тому же нужно было снять постельное белье, которое она дала им вчера и выстирать. Наталья с тоской оглядела квартиру и принялась за уборку. Вадим лежал на диване, привычно глядя в телефон.
- Я хочу поговорить с тобой, - сказала Наталья.
- Опять будет мозг выносить, - куда-то в сторону сказал Вадим, но телефон отложил.
- Я хотела поговорить о распределении домашних обязанностей…
- Опять.
- Не опять, а снова. Вот смотри, мы работаем одинаково, по восемь часов. Но я, приходя домой, трачу на домашние дела еще около двух часов. Каждый день по-разному: от сорока минут, до двух часов. В это входит либо приготовление основного блюда, тогда это дольше, либо гарнир, тогда это занимает меньше времени. Плюс я каждый день делаю мини-уборку. Мою пол в прихожей и на кухне…
- Да ты достала уже своей уборкой! – взревел Вадим, встал с дивана, накинул куртку и куда-то ушел.
Артем заплакал. Наталья взяла его на руки.
Что ж, она сделала все, что могла.
Нет, она не поддавалась глупому восторженному чувству и не сдавалась прошлому, память о котором захлестывала ее. Скорее наоборот, в этот момент погасло тепло, столь долго хранимое в ее душе. Оно долго не гасло, черпая последние силы в неисчерпаемом источнике надежд, который называется иллюзией. Оно долго сопротивлялось, не веря, что мир таков, каков он есть, и иногда в нем просто неоткуда взяться добру и пониманию. Но в конце концов, оно исчезло, погасло, как огонь, в который слишком долго не подбрасывали дров… Он может долго тлеть, тлеть, сохраняя уже посеревшие угли, может долго хранить пламя, но всему когда-то приходит конец. И теперь Натали словно касалась прохладной ладонью остывшего очага.
Она мыслила четко и ясно. И этого ей было спокойнее.
Она вообще больше не верила в союз мужчины и женщины. Может, где-то и есть семьи, основанные на любви и согласии, но если копнуть поглубже, то, как правило, там скрывается одно: женщина-лошадь, вполне согласная со своей участью. Физически здоровая женщина-лошадь, которой не очень трудно выполнять целый сонм обязанностей, обихаживая детей и мужа, и которая может обходиться небольшим количеством сна… А если лошаденка окажется хиленькая или вздумает брыкаться – что ж, тем хуже для нее.
Или лучше – это уж как посмотреть.
Что касается Владимира – лошаденка еще очень хорошо помнила занесенный над ней хлыст. Лошаденка оказалась злопамятной и не прощающей предательства, пусть даже оно было совершено в юности, когда человек не очень-то отдает себе отчет в своих действиях…
Но так уж получилось, что тогда она была слишком юна. Она не принадлежала ему. И теперь у нее осталось сожаление об этом…
Наталья усмехнулась. Она не будет разводиться, по крайней мере пока. Не будет отпускать Вадима наслаждаться свободной жизнью. Но и не будет отказывать себе в своих желаниях. Владимир вполне подойдет для нечастых необременительных встреч…
Наталья прошла на кухню и налила себе шампанского в высокий красивый бокал.
С Новым годом. С новым счастьем.
Вряд ли возможно счастье у нее, с ее остывшей душой. Вряд может зародиться счастье в душе, где истлел кусочек времени… И где не осталось ничего, кроме холодного расчета.
Но впереди был довольно длинный отрезок жизни, по которому нужно было пройти.
Она закрыла глаза. Перед ее внутренним взором не было больше воспоминаний о весне. Не было памяти о тепле. Но ей не хотелось оставаться в этой осени.
И теперь она уходила в то время года, которое выбирала сама.
Окончание здесь.