Чем ближе годовщина начала СВО, тем больше в моей ленте пацифистских постов. Стал писать и стар, и млад, и те кто «за», и те кто «против», и те, кого коснулось, и те, кого нет.
Пацифизм так-то - вещь благородная и трудно оспоримая, но, положа руку на сердце, совершенно нереализуемая в силу слабости человека и подверженности его сущности бесконечному списку пороков. Когда тебя не понимают, не слушают, не слушаются, не уважают, испытывают терпение или унижают, въеб@ть гораздо проще и быстрее, чем тратить силы на бесконечные уговоры и объяснения, особенно, когда уверен в своих силах. Как там у западных классиков: добрым словом и пистолетом можно сделать гораздо больше, чем одним только добрым словом.
Собственно, научная критика пацифизма также исходит из того, что общество по определению не может состоять из одинаковых людей – всегда найдется тот, кто будет сильнее, умнее, быстрее и хитрее, а значит в определенный момент сможет диктовать свои условия, тем, кто слабее, тупее, медленнее и наивнее, то есть проявлять диктат, что рано или поздно вызовет либо чувство вседозволенности (читай беспредела), либо ответную реакцию – в обоих случаях насилие неизбежно.
Даже насквозь пацифистское по своей сути христианство в конце концов не смогло победить человеческую природу и вынуждено было взять насилие на вооружение, ибо столько, сколько за две тысячи лет люди поубивали друг друга во имя Христа, даже представить сложно.
Однако, возвращаясь к определению пацифизма – как ни крути, по своему генезису это идеология, то есть система идей или мировоззрение, в основе которого противоборство насилию, его непринятие в любом виде.
И вот тут в российском обществе произошло очередное столкновение. Тем, кто в 2022 году начал активно топить за «#нетвойне», патриотически настроенные граждане начали предъявлять за ограниченность убеждений - мол, где вы были в 2014-ом и почему не кричали «#нетвойне», когда шла эта же самая война?
Надо сказать, что с точки зрения определения пацифизма претензия в общем-то обоснованная. Если уж ты приверженец ненасилия, то ни границы, ни политические убеждения, ни народность, ни раса, ни уровень благосостояния никак влиять на это не должны – ты против любого насилия в любой точке планеты по любым причинам. А значит, как минимум, должен безостановочно пикетировать посольства любых стран, проявляющих агрессию, и красить в соцсетях аватарки во все подряд флаги ущемляемых национальных меньшинств. Но нет!
Быстро выяснилось, что большинство отечественных «пацифистов», конечно же, никакими пацифистами не являются, а по абсолютно понятным причинам – когда война неожиданно постучала в дверь и поманила пальчиком, передав повестку – просто не хотят лишаться пусть не всегда богатой, но в целом сытой и беспроблемной жизни. Кому-то хватило «смелости» сразу сбежать в сторону Верхнего Ларса, а кто-то пытался и пытается строить из себя принципиального антивоенного моралиста, причем исключительно по отношению к собственной стране. До остальных войн дела никакого не было и нет.
И все-таки, окончательный ответ, почему настолько значительна разница между 2022 и 2014 годом в плане антивоенных лозунгов, простой страх близости происходящего или даже количество погибших не дает, ведь у немалого количества людей в нашей стране родственники и близкие были и в 2014, и в 2008, и в 1996, в 80-е годы непосредственно в зоне боевых действий.
А ответ на этот вопрос, как мне кажется, лежит немного в другой плоскости, а именно в постсоветской реальности новой России. По крайней мере, разговоры на эту тему в ближайшем окружении и собственный опыт открыли очень много нюансов среди мировоззрения людей, заставших и не заставших СССР…
Здесь, уж извините, придется немного погрузиться в собственную биографию как призму восприятия окружающей действительности.
Половину своей жизни было ощущение, что мне не повезло. Однако сегодня я понимаю, что все-таки видимо повезло… родиться в СССР, в семье военных врачей из Белоруссии. Вслед за карьерой отца где-то к пятому или шестому классу я успел пожить помимо Витебской области в Карелии, в Западной Сибири, в Забайкалье, на границе с Китаем и даже в Монголии, где пересечь на КАМАЗе пустыню Гоби, причем до того, как новообразованная гоночная команда известная как «КАМАЗ-мастер» отправилась на свой первый «Дакар».
В какой-то момент жизни самолет «Чита-Минск» стал для меня пригородной электричкой, отвозившей к бабушке и обратно. К концу школы, законченной уже в новой России, я прекрасно ориентировался в расписании и направлениях междугородних белорусских автобусов, знал, сколько ехать от Петрозаводска до Кондопоги и Сортавалы, в какое время лучше всего ехать собирать кедровые шишки и ловить омуля, а также в каком из приграничных поселков Читинской области выгодно продать китайцам старые списанные военные бушлаты.
Как не сложно догадаться, в моем окружении так жили все дети и их родители - белорусы, украинцы, армяне, грузины, евреи. Разница была только в том, кто куда разъезжался на лето – в Витебск, Кременчуг, Ыгдыр или Калининград. И всё это было обычным делом – все, показывая и рассказывая, кто откуда, прекрасно ориентировались в одной большой, единой и родной стране.
А еще рядом жили и учились дети не из военных семей. И хотя они не путешествовали по Союзу с такой частотой, им тоже было что рассказать. Что семьи инженеров, что просто рабочих застали и комсомольские стройки, и вахтовые командировки на Севера, и студенческое распределение, и, само собой, срочную службу, которая порой закидывала даже не в соседнюю область, а в соседнюю республику.
Главный недостаток такой политики – это жизнь на чемоданах, которая в детстве и юности казалась приключением, а вот взрослых, конечно, сильно утомляла. Ну а главное достоинство – абсолютное осознание того, где твоя Родина начинается и заканчивается, из каких народов состоит, в каком регионе чем занимается и сколько лично у тебя там знакомых и родных. С точки зрения ощущения причастности людей к жизни своей страны, ощущение ее масштабов и значимости – это была крайне грамотная политика руководства.
Что сегодня? Живя последние десять лет между двумя столицами и в силу профессии знакомясь с большим количеством людей, неожиданно даже среди сверстников стали встречаться те, кто вообще почти никуда и никогда не выбирался. Ну, то есть как не выбирался: выбирался в отпуск - в Турцию, Египет, Испанию, Италию, Скандинавию и так далее. «Я что дурак на две недели ехать на Урал или в Сибирь? Да еще за такие деньги?» - вполне обоснованно возмущались мои знакомые. Самые продвинутые отпускники более-менее ориентировались в родной стране только в рамках трассы М4 «Дон», идущей на Сочи, и М10-М11 «Москва-Питер». Всё.
В моем окружении оказались люди, у которых не было ни родителей-военных или вахтовиков, ни бабушек в Белоруссии, Украине, Армении или Грузии. Они вообще порой никогда не жили за пределами своего богатого и продвинутого столичного региона. Урал и Сибирь воспринимались ими как другая планета, а Дальний Восток – это что-то вообще из другой вселенной. Для некоторых из них Россия в прямом смысле заканчивалась на границе дачного участка в 100-150 км от Москвы или Санкт-Петербурга. И то только потому, что очень многие просто переехали из Твери, Рязани, Брянска, Калуги или Нижнего Новгорода.
За 30 лет разрушения системы образования и института распределения, уничтожения производственных предприятий, глобальных всероссийских (всесоюзных) проектов, увеличения стоимости авиа и жд-билетов до немыслимых значений и полный провал политики взаимоотношений с постсоветскими республиками привели к закономерному результату: большинство россиян среднего и молодого возраста просто не знают, и что еще страшнее – не хотят знать свою страну. Это, увы, касается и отдаленных регионов, которые даже европейскую часть России воспринимают как непонимающих суровость жизни чужаков.
Как от подобных людей в 2014 году можно было требовать сочувствия в ситуации на Украине, когда для многих из молодого поколения тот же Херсон – это смешное ругательство, а не город, основанный Екатериной II. Почему во время трагедий, терактов и стихийных бедствий во Франции, Германии или Италии весь российский «Фейсбук» окрашивался в траурные цвета, а во время трагедий на Донбассе молча переводил тему? Так очевидно же: большинство «продвинутой» российской публики в Париже, Берлине и Милане бывали по три раза в год – там давно все родное, а Донбасс они вряд ли с первого раза даже смогут точно обвести на карте. Для этих людей и Сибирь, и Кавказ, и Дальний Восток с Курилами точно такие же чужие регионы, в которых они никогда не были и возможно уже никогда не будут, причем принципиально. Россия – это вот Московское княжество с окрестностями.
Абсолютно та же самая ситуация касается и все той же мобилизации. 30 лет государство рассказывало, что самое главное – это личностный рост, комфорт и благосостояние, а в сентябре 2022 года вдруг сообщило, что наша большая Родина в опасности и надо срочно построиться в трусах на подоконнике, рассчитавшись на первый-второй.
Это настоящее чудо, что после все того, что произошло за последние 30 лет в России, из 32 миллионов мужчин призывного возраста из страны сбежал по официальным данным только один. Хрен с ним, даже если официальная пропаганда врёт и сбежало пусть в пять раз больше, это все равно чудо, что столько людей осталось и даже отправилось на фронт. А сколько еще этому фронту бескорыстно помогает деньгами.
Очень бы хотелось верить, что хотя бы сейчас такой аванс доверия руководство страны воспримет не как должное, а как призыв к совести, чтобы оправдать это самое доверие и восстановить всё то, что было построено слезами, потом и кровью этого самого народа…