«Трудно быть Богом»… Наверное, надо сказать что-то сугубо положительное. А что можно сказать положительного, когда читаешь Стругацких? Язык и герои. И поэтому, перечитывая сейчас их книги, читаешь их с удовольствием, несмотря на то, что взгляд на само произведение изменился, иногда в корне. А некоторые герои из Героев стали Антигероями. И несмотря на всё это, читать книги АБС – наслаждение. Отчасти поэтому мы их и вычитываем.
Разговор Руматы с Кирой читается легко и с удовольствием. Он эмоционален, энергичен. Не в плане темпа, а в плане ощущений, переживаний. А дальше… дальше заклёпки:
«Окончив речь, он ещё некоторое время постоял для внушительности, потом повернулся и снова поднялся к себе. В гостиной, увешанной ржавым оружием, заставленной причудливой, источенной жучками мебелью, он встал у окна и, глядя на улицу, прислонился лбом к холодному тёмному стеклу. Пробили первую стражу. В окнах напротив зажигали светильники и закрывали ставни, чтобы не привлекать злых людей и злых духов. Было тихо, только один раз где-то внизу ужасным голосом заорал пьяный – то ли его раздевали, то ли ломился в чужие двери...»
Даже не заклёпки, а очередное подтверждение нашим предположениям, что Арканар – это совсем не средневековье. Да, конечно, плоское стекло в медной раме было ещё в Древнем Риме, но… это было не оконное и не прозрачное стекло. Так, что в совокупности с достаточно развитой промышленностью и логистикой, с развитыми институтами власти, можно только подтвердить ранее озвученный вывод: Арканар – это не средневековье, уровень развития Арканара – это ХVII – XIX века. Но продолжение этого эпизода…
Вот тут Стругацким можно простить все косяки, хотя поймут, в чём дело, наши ровесники, а не молодёжь…
«Самым страшным были эти вечера, тошные, одинокие, беспросветные. Мы думали, что это будет вечный бой, яростный и победоносный. Мы считали, что всегда будем сохранять ясные представления о добре и зле, о враге и друге. И мы думали в общем правильно, только многого не учли. Например, этих вечеров не представляли себе, хотя точно знали, что они будут…»
Да уж, почему-то, вычитывая, вспомнили начало 90-х. Может, потому и читают Стругацких, что их ценность их книг – не в предсказанных свершениях человечества, а в людях?
«Румата отступил от окна и прошёлся по гостиной. Это безнадёжно, подумал он. Никаких сил не хватит, чтобы вырвать их из привычного круга забот и представлений. Можно дать им все. Можно поселить их в самых современных спектрогласовых домах и научить их ионным процедурам, и всё равно по вечерам они будут собираться на кухне, резаться в карты и ржать над соседом, которого лупит жена. И не будет для них лучшего времяпровождения. В этом смысле дон Кондор прав: Рэба – чушь, мелочь в сравнении с громадой традиций, правил стадности, освящённых веками, незыблемых, проверенных, доступных любому тупице из тупиц, освобождающих от необходимости думать и интересоваться. А дон Рэба не попадёт, наверное, даже в школьную программу. "Мелкий авантюрист в эпоху укрепления абсолютизма"…»
В предыдущей статье был комментарий на эту тему. Мол, мы всё пропускаем через призму своего восприятия. Да, конечно, но пишем мы беспристрастно. Когда нам что-то нравится или нет, мы так и говорим, выражая исключительно свое мнение. Так вот, эта страница, пропущенная через себя – это сильно. Просто … очень и очень сильно, слов нет, как будто писано все в 1990-91-м, а не в 1964-м.
«Что он ни задумывал, все проваливалось. Он натравил друг на друга два влиятельных рода в королевстве, чтобы ослабить их и начать широкое наступление на баронство. Но роды помирились, под звон кубков провозгласили вечный союз и отхватили у короля изрядный кусок земли, искони принадлежавший Тоцам Арканарским. Он объявил войну Ирукану, сам повёл армию к границе, потопил её в болотах и растерял в лесах, бросил всё на произвол судьбы и сбежал обратно в Арканар. Благодаря стараниям дона Гуга, о котором он, конечно, и не подозревал, ему удалось добиться у герцога Ируканского мира — ценой двух пограничных городов, а затем королю пришлось выскрести до дна опустевшую казну, чтобы бороться с крестьянскими восстаниями, охватившими всю страну. За такие промахи любой министр был бы повешен за ноги на верхушке Веселой Башни, но дон Рэба каким-то образом остался в силе. Он упразднил министерства, ведающие образованием и благосостоянием, учредил министерство охраны короны, снял с правительственных постов родовую аристократию и немногих учёных, окончательно развалил экономику, написал трактат «О скотской сущности земледельца» и, наконец, год назад организовал «охранную гвардию» – «Серые роты». За Гитлером стояли монополии. За доном Рэбой не стоял никто»…
Вообще, когда мы читали книгу в молодости, мы видели тут эдакую Германию тридцатых – сороковых годов XX века. Маленький усатый выскочка, который только и умеет, что кричать на митингах. Ну не знали мы тогда ничего о Гитлере, что поделать. А вот сейчас нам видится совсем другое, «понимаш». Только дон Рэба в нашей реальности был собирательной фигурой.
Ну и окончательно добивает вот это:
«Мне теперь уже не до теории, подумал Румата. Я знаю только одно: человек есть объективный носитель разума, все, что мешает человеку развивать разум, — зло, и зло это надлежит устранять в кратчайшие сроки и любым путём. Любым? Любым ли?.. Нет, наверное, не любым. Или любым? Слюнтяй! – подумал он про себя. – Надо решаться. Рано или поздно все равно придётся решаться»…
А ведь это путь в антиутопию, в классическую такую. И почему это наводит на цитату из совсем другого произведения?
«Живые с планеты Земля, мы рады приветствовать всех вас.
Сейчас вы будете направлены на пункт осчастливливания, и через два часа земного времени вы будете абсолютно счастливыми, счастливыми, счастливыми...»
Ведь именно чувства, эмоции и делают нас Людьми. Не человеками разумными, а именно Людьми. И вот что интересно… Может, мы ошибаемся, но Мир Полудня кажется неэмоциональным, а люди в нём – весьма эгоистичными. Не книги. Как раз книги очень даже эмоциональны, а персонажи. Скольких влюблённых женщин вы вспомните? Раду и Киру? Так они не с Земли. Майя Глумова? Там диагноз крупными буквами написан, а про отца Тойво вообще ничего не известно. Родители Майи (по неофициальной версии) – Тойво и Рита Турнены из «Беспокойства»? Там вроде как есть любовь, но… странная какая-то. «Она любит охоту, а я люблю её и буду носить за ней ружьё». Это не цитата, так, общее впечатление… Маша Юрковская? Персонаж откровенно отрицательный, да и была ли там любовь?.. Сельма Нагель? Но «Град обречённый» – ни разу не Мир Полдня…
В общем, при взрослом прочтении Мир Полудня предстаёт каким-то не таким. Совсем не утопическим. Вернее, так: он как раз утопический, но уже на стадии скольжения в антиутопию. Куда там ведёт дорога, вымощенная благими намерениями?
Вот такая странная статья получилась. Совсем не про заклёпки. Глава, которую мы читаем сейчас - наверное, одна из самых убойных глав в книге. И сейчас она читается совсем иначе, чем тридцать лет назад.
Наверное, в этом и заключается мастерство авторов: писать так, чтобы с течением времени книга приобретала новые смыслы.
Ссылок тут наших не будет. Кто не читал наши книги, загляните в предыдущие статьи, там всё есть. Ну а продолжение… Продолжение следует!
