Любовь в наших сердцах отныне и на веки веков
Рыжая
Невесомость. Небытие. Вакуум. Что-то невесомое и горячее коснулось руки. Сознание вяло трепыхнулось, не желая выползать из уютной бесконечности. Огненные змейки заструились по венам, разнося тепло и спокойствие. Знакомый голос пробился сквозь тишину. Тянусь к нему, чувствуя необъяснимую потребность раствориться в ласковых, хрипловатых словах.
- Дин, давай ты очнёшься и выйдешь за меня замуж? Закатим свадьбу на полстраны. Можем позвать всех твоих подписчиков. Хочешь? Или смоемся по-тихому на необитаемый остров? Я любой вариант приму. - Замуж? За кого замуж? Почему этот голос такой знакомый и родной? Почему к нему хочется ластиться маленьким котёнком? - Я буду самым лучшим папой, Колосова. Обещаю помогать и не сбегать с друзьями в бар или на совещания. Представь только: ты, я и наши дети… Это же рай на земле! Очнись, Рыжая. Я кольцо купил уже. Удивлена?
Колосова? Какое знакомое имя… Хмурюсь. А воображение рисует картины, повинуясь нежному, не озвученному приказу. И с каждым словом воздушные замки наполняются деталями, красками, запахами. Реальность врывается в сознание острой вспышкой ощущений: ломота в теле, резь в глазах, сухость во рту и горле. Закричать бы от неожиданности, но связки плохо слушаются. Только судорожный вдох и еле слышное:
- Тебя обидишь… - Артём осунулся. Я рассматриваю сквозь прозрачные дорожки, непроизвольно рисующие след на щеках. Небритый, с чёрными кругами от недосыпа и усталости, растрёпанный, без привычного лоска. Такой живой. Любимый. Мой.
Что-то говорю. Слова не откладываются в памяти. Ловлю Андрюшку, влетевшего на кровать, укладываю под бок, наплевав на провода, тянущиеся от тела к приборам. Плевать. Сейчас мне нужен сын, чтобы чувствовать себя живой.
Я жива…
Ненадолго, видимо. С приходом врача началась канитель: осмотры, расспросы и анализы. Боже! Из меня выкачали всю кровь за следующие несколько дней… Полторы недели, долгих, мучительных и бесконечно тоскливых, в течение которых я была практически прикована к постели. Спасал ноутбук и безлимитный интернет. Я вернулась к прерванной деятельности, монтируя видосы и отвечая на комментарии. Ещё связалась с деловыми партнёрами, извинилась, объяснила ситуацию и обещала наверстать в ближайшее время.
Ко мне приходили гости. Иногда поодиночке, иногда целой толпой, чем вызывали недовольное шиканье медсестёр и врача. Последний решительно выгонял всех, заявляя, что больной, то бишь мне, нужно больше отдыхать. А я дулась и жаловалась Артёму, на собственную никчёмность и бесполезность. Только могу, что спать. Он улыбался, выслушивая, убирал от лица непослушные кудряшки и мягко целовал моментально алеющие щёки. Как девочка, честное слово.
Но мы не говорили о нас. Не возвращались к предложению руки и сердца. Будто не было тех моментов слабости. Оба избегали серьёзных разговоров. Зато говорили о другом. Делились воспоминаниями, пересказывали смешные случаи, обсуждали книги, фильмы, сериалы. Я исполнила свою угрозу и засадила качка смотреть романтические дорамы. Мы лежали рядом на узкой больничной койке, пахнувшей хлоркой и лекарствами, пили сок и следили за происходящем на экране. Я ощущала жар и аромат мужского тела. И хотелось большего, чем целомудренный поцелуй в лоб. Обними меня, пожалуйста. Поделись теплом. Поделись собой. Сжимаю кулачки, подавляя желание коснуться, переплести пальцы. Это выше моих сил. Кусаю губы. Ещё как назло и на мониторе двое целуются! Что за издевательство? Мысленный стон, но сохраняю покер фейс. Что же ты за дурачок такой, Воронов?
- Всё в порядке? — спрашивает властитель моих мыслей. А я ссылаюсь на усталость и кладу голову на крепкое плечо. Так намного лучше. Пусть ещё недостижимо далеко, но успокаивающе рядом. Довольствуемся малым.
В день выписки за мной приехали Артём и Андрей. Мои мужчины галантно забрали сумки с вещами и, придерживая с двух сторон, галантно довели до машины. Когда они рядом, их сходство не заметит только слепой: одинаковые черты лица с поправкой на возраст, упрямо сжатые линии губ, одинаковый наклон головы. Да они даже хмурятся одинаково! Нет, я больше не боялась, что явная похожесть будет замечена. Теперь я не боюсь рассказать миру правду. Осталось только подобрать время.
Признаваться пришлось значительно раньше, чем рассчитывала.
*** ***
Дома нас ждали. Леся приготовила роскошный праздничный ужин под чутким руководством Алёны Максимовны, которая проводила много времени с мальчишками и давно стала своей. Мне не позволили помочь, усадив на диван и вручив пульт от телевизора. Мужчины тихо переговаривались в сторонке, мальчишки совали любопытные носы сразу по всюду. Такая по-домашнему уютная, чуть деловитая и праздничная атмосфера.
Трель домофона плавно вклинилась в мерный звук голосов.
- Ой, — всплеснула руками Алёна Максимовна, — это Соня пришла. Ты не против, Дин? Она хотела с тобой познакомиться, и я не смогла ей отказать.
Я возражений не имела. Самой хотелось увидеть, как выросла сестра Артёма. Мы виделись так давно, а дети растут так быстро… Уверена, что она стала настоящей красавицей.
Новую гостью пошла встречать Леся. Марк деловито расселся на коленях Димы и что-то оживлённо рассказывал. Андрей утянул Артёма в комнату за игрушками, пообещав найти и показать самый большой грузовик на радиоуправлении. Через две минуты в квартиру вошла симпатичная, высокая, стройная девушка, в красивом платье и с мягкими локонами, спадающими до середины спины.
Девушка радушно поздоровалась и была представлена вышедшей из кухни Алёной Максимовной. Соня хорошо вытянулась, похорошела и ничем не напоминала смешливую языкастую девчонку, с которой мне однажды пришлось делить комнату.
- Сонька, ты пришла! - Андрей с разбега влетел Соне в руки. Она подхватила его и закружила по комнате.
- Привет, племяш! - Сын заливается хохотом. - Соскучилась я.
Племяш? Мне не показалось? А Андрей обвивает ручонками чужую шею, чмокает в щеку и теребит ногами, требуя, чтобы его выпустили из чересчур крепких объятий. Я никогда раньше не видела, чтобы сын так радостно реагировал на чужих, по сути, людей. Он не отличался особенной контактностью, тяжело сходился с другими детьми и взрослыми, предпочитая всем известные и комфортные для него отношения с Марком, мной и Лесей. Его открытость Артёму и его семье стала неожиданностью. Сначала не могла понять, приятная ли эта неожиданность, а потом смирилась и приняла: сын чувствовал родную кровь и любовь. А то, что Алёна Максимовна и Соня любят его сомнений не было — я видела это сейчас и чувствовала тогда, в самую первую встречу с будущей свекровью.
И пока я предавалась раздумьям, Андрей уже сбегал за Артёмом и тащил того на буксире. Мужчина поздоровался с сестрой, потрепав по голове. В его взгляде бесконечное тепло и нежность. Чувство зависти коснулось сердца на мгновение, но было откинуто силой воли и внутренним благородством. Не в моих силах изменить прошлое, но в моих построить то будущее, которое я хочу. И пора приложить к этому усилия.
- Ой, вы так похожи! - Соня прижала ладошки к щекам. Её взгляд метался от Артёма к Андрею и обратно. - Теперь понятно, почему у тебя никаких сомнений не было, братик, что эта рыжая мелочь, твой сын!
Тишина оглушающая. Все взрослые застыли каменными изваяниями, застигнутые врасплох юношеской непосредственностью. И девушка, ощутив давящую атмосферу, мгновенно поняла, что ляпнула что-то такое, о чём лучше было молчать.
- Сонька, — только Андрея ничем не смутить, — это же секрет! Большой-большой секрет от мамы. Мой и папин. Мы так маму заставили проснуться. А ты всё взяла и разболтала…
Расстроенная мордашка сына заставила очнуться от шока. Встряхнулась.
- Давно ты знаешь? - Воронов не прячет глаз. Он не чувствует в словах угрозы. Да её там и не было.
Качок отпускает пальчики сына, подходит ко мне и садится рядом. Сейчас мир сузился до нас двоих. Сонька мышкой выскользнула из гостиной, уведя за собой Андрея. Дима забрал Марка и тоже тихо вышел. А Алёна Максимовна и Леся уже давно громыхали на кухне. Мы остались одни. Сейчас или никогда.
- Я понял это почти сразу. Тест ДНК развеял сомнения.
- Когда ты успел сделать тест? Где взял материалы? - Информация воспринималась плохо. Немного кружилась голова от переполнявших эмоций, духоты и новых сведений. Но знать мне необходимо.
- Я приехал к твоему дому. Сейчас не могу сказать, что именно было моей целью: встретить тебя, встряхнуть и выведать всю правду или просто похитить сына, и спрятать, чтобы ты никогда не нашла. - Я нахмурилась, от неприятного укола в районе груди. - Но я увидел Андрея. Он гулял с Марком и какой-то женщиной. У него тогда на локотке была царапина. Я присел поболтать с ним и забрал лейкопластырь, который почти отклеился.
- То есть в нашу первую встречу ты…
- Да, знал. Но этот тест ни на что не повлиял. Я принял бы Андрея в любом случае только потому, что он часть тебя. А мои чувства к тебе давно переросли стадию лёгкого интереса и даже влюблённости. Они стали частью меня. Ты мой кислород, моё солнце, моё всё. Моя любовь к тебе — это то, чем я живу с момента первой встречи. И поверь, за восемь лет она стала только сильней.
- Так долго… - Я не могла в это поверить. Разве мы не познакомились, когда отец прислал его на место свалившего в закат Ванечки?
- Тебе было шестнадцать, а я только начал работать на твоего отца. Ты появилась такой девочкой-припевочкой в гольфиках, кукольном платьице и косичками. Сама невинность и непосредственность. А в глазах злость, боль и разочарование в жизни. Такой контраст запал в душу. Я сопротивлялся чувствам. Но высматривал тебя каждый раз. Когда шеф поставил охранять тебя, не мог поверить своему счастью. Знаешь, твой отец же всё знал.
Воронов, пододвинулся поближе, обнял и протянул к себе. Не сопротивлялась, обвивая чужую талию и кладя голову на грудь.
- Знал? Что знал?
- О моих чувствах к тебе. Он был лучше, чем ты думаешь. А ещё очень любил тебя.
- Неправда! - Пытаюсь отстраниться. - Он никогда меня не…
- Ш-ш-ш-ш-ш! - Артём укладывает на место. Его ладонь гладит по волосам. - Не спорь. Он очень тебя любил, но боялся показать это. И не умел. Ты была его слабостью. А слабость в его кругу не прощают. Все знали, что давить на Дубровского прикрываюсь тобой, бесполезно. А поверь, попытки были. - Артём замолчал, будто что-то вспоминая или подбирая слова. - Поэтому проще делать вид, что ему плевать. Дубровскому было проще смириться с твоей ненавистью, чем смертью.
Горячие капли собрались в уголках глаз. Никогда не думала, что отношение отца ко мне могут быть вызваны такими причинами. Всхлипнула. Воронов, чуть отстранился, вытер дорожки и невесомо поцеловал в уголок губ.
- Однажды он позвал меня в кабинет. В тот вечер он узнал, что смертельно болен. Шеф боялся за тебя. Он попросил позаботиться о тебя, когда его не станет. Знал, что я сделаю всё, чтобы тебя защитить. И я намерен сдержать обещание чего бы мне это ни стоило. Так что, Рыжая, у тебя не было шансов. Я нашёл бы тебя рано или поздно. И сейчас, когда я держу тебя в руках, когда узнал о сыне, никогда и ни за что тебя не отпущу.
- И не отпускай. - Тянусь к любимым губам, которые пахли карамелью и мятой. - Я сама не хочу никуда бежать.
- А почему сбежала тогда? - Сложный вопрос. Я боялась его больше всего. Но Воронов должен услышать эти слабые оправдания. Даже мне сейчас те причины кажутся смешными и неважными.
И я заговорила, выплёскивая боль одинокой девочки, ребёнка, которого никогда и никто не любил, птички, запертой в золотой клетке. Я не хотела жить так всегда. И сейчас, захлёбываясь слезами и мучительной тоской, делилась сокровенным, тем, что никогда никому не рассказывала. Сейчас я могла признаться, что побег из дома не сделал меня свободнее и счастливее. Да, жизнь поменялась на сто восемьдесят градусов, но ничего не изменилось. Одна клетка исчезла, но появилась другая. Пришло понимание, что все живут в таких клетках, просто каждый сам устанавливает насколько тесной она будет.
Артём слушал не перебивая.
- Но появился ты. Я не хотела любить тебя. Но ты не оставил ни шанса. Я сомневалась до последнего, честно. Вот только остановить механизм уже не представлялось возможным. Я слишком далеко зашла. И, признаюсь, много кому успела перейти дорогу, чтобы меня просто оставили в покое. Сбежала.
Воспоминания о ночи, когда я умерла, кружились потускневшими картинками. Они больше не причиняли боли. Просто прошлое, которое трудно забыть.
- С тех пор как я сбежала, я только и делала, что доказывала себе: я смогу жить без тебя. Понимаешь? Доказывала каждый день, каждое мгновение. Доказывала, что смогу улыбаться и смеяться, когда тебя нет рядом. Доказывала, что смогу почувствовать себя счастливой. Шесть лет. Долгих шесть лет я пыталась забыть тебя. И не могла. Видит Бог, я пыталась. – Отвернулась, не смея смотреть в глаза человеку, которому причинила столько страданий. Если он не простит меня, я пойму.
- Посмотри на меня. - Воронов поднимается и тянет за собой. Покорно встаю, не поднимая головы. Рассматриваю пальцы ног, узор на смешных жёлтых носочках и крошечное пятнышко от акварели, обнаруженное на паркете. - Посмотри на меня, — настойчивее, — и скажи: ты меня любишь? - Ожидает ответа. - Дай руку, — протянутая ладонь. Я смотрю на неё в нерешительности. Чего я боюсь? Решение давно принято. Больше не хочу жить без этого высокого, уверенного, потрясающе красивого, невероятно надёжного и любящего исключительно меня мужчины. Вкладываю свою ладошку в широкую мужскую ладонь и поднимаю взор. Воронов запечатывает на пальцах поцелуй и повторяет вопрос: — Ты любишь меня?
- Люблю, — шепчу, а потом чуть громче и решительнее: — Очень люблю!
Поцелуй, покоряющий душу, сердце и развивающий последние сомнения. Люблю. И буду любить всегда… Мы есть друг у друга.
Любовь в наших сердцах отныне и на веки веков.
Продолжение:
PS. Моя температура так и не хочет спадать. Сегодня была у врача, прописали антибиотики. Надеюсь, что хоть это поставит меня на ноги.
PPS. Муза еще может покапризничать, но еще 1-2 главы и эпилог. Если остались какие-то моменты, которые Вы хотите, чтобы я прояснила, напишите. Я обращу на них внимание.