Лестарди понял, что вот сейчас, самый лучший момент, расправиться с самой княгиней Голицыной. Он подсуетился, чтобы привлечь свои связи и, выставить её, в неприглядном виде перед самой матушкой-императрицей Елизаветой Петровной.
Конечно, трудно будет свалить её со сцены придворной жизни. Но! Как она, его умыла, перед всем двором? Даже сама императрица смеялась этой тонкой иронии, которая пронзила сердце сластолюбца.
Да, римский император Веспасиан был не прав: «Деньги не пахнут». Увы! Господин Лестарди пахнут и очень уж сильно. И, почти всегда, не изысканным парфюмом, а вонью отхожих мест.
Лейб-медик помнил, как ему отказали: «Дам не предаю, а только люблю!». В другой раз бросили: «Лорид! Я не торгую совестью и женщинами». В третий ему просто набили морду как и положено в России. Пусть будет польщён, что это сделал сам генерал.
Тайная канцелярия. Следствие по заговору. Спустя день дошла очередь и до княгини. Ушаков предложил ей сесть. А, все мужчины, стояли. Спокойно начал задавать вопросы. Писарь исправно помечал.
Лейб-медик сидел в углу. Канцлер разрешил. Открывал рот, пока Андрей Иванович не осадил. «Господин Лестарди! Ещё слово и вас отсюда отправят. Ясно?». Немец был взбешён.
А, когда уводили женщину, он проорал: «Я ещё приду сюда посмотреть на твои мучения. Ты, сучка ряженая, пожалеешь о высокомерии. Уничтожу!».
Прошёл месяц. Следствие же продолжалось, но открыли ещё новое дело. Где главным фигурантом был уже Лестарди. Тоже, за все шпионские дела, и заговор против империи. Его вздёрнули на дыбу. Ушаков - «мастеру заплечных дел»: «Дай-ка факел. Плохо видно».
И приложил к тощему тела. Вопль огласил своды. «Лорид! Будешь указывать, как жить? Пора отправиться в Европу? Сам видишь, у нас, канцелярия исправно работает. Хоть и Тайная. А за Галину Николаевну ответишь. Жаль! Нет, у тебя, чести мужика. Дерьмо ты».
Прошёл ещё час. Лестарди лежал в камере на свежей соломе. Два факела тускло горели в разных углах. А, вокруг него, «водили хоровод» крысы как кошки. Скрипнул засов. Две фигуры. Ушаков и Голицына. Её же голос нельзя перепутать.
«Вот и свиделись, господин Лестарди! Печально, что так придётся закончить жизнь. А могли наслаждаться роскошью Рима. И любить страстных итальянок. Жаль! Сейчас, я – под домашним арестом. Пока. А вы бесов развлекаете. Попросите матушку. Сохраните себе жизнь, а вы хотите уже мою».
Ушаков нагнулся и поцеловал руку княгини: «Галь! Представь, хотел ещё посмотреть, как я тебя буду пытать на дыбе. Ты в это веришь? Ну вот! А он, нехристь, думал, что так и будет». Они, от души, расхохотались. Даже пламя факелов заметалось, в согласии, с ними.
«Лестарди! Даю эти сутки для решения. Выбор понятный: либо вечный Рим, либо погост Петербурга. Запомни, с Тайной канцелярией, не шутят. А слушают». Вздох. «Прощайте!». Спустя неделю одинокая карета, в четвёрку лошадей, миновала заставу. Путь в Польшу.
Императрица, выбирая ружьё для охоты, сказала Разумовскому: «Алёша! Хорошо, что Лестарди восвояси отправился. Меньше воду будут, при дворе, мутить. Да дам, из моего окружения, обижать».
А к Ушакову в кабинет вошёл офицер: «Ваше превосходительство! Точно пересёк заставу. Наши посты движутся спереди и сзади. Всё будем знать». Старик лишь хмыкнул. «Пусть теперь всегда помнит Тайную канцелярию Российской империи».
