(«Лес»)
«Руку, товарищ!» - обращение трагика к комику дважды прозвучит в пьесе. Товарищи по жребию, по судьбе, «пешие путешественники» - это, бесспорно, о них.
Но можно ли отождествлять этих героев? О Несчастливцеве я написала довольно много – не пора ли перейти к его «собрату по искусству, или, лучше сказать, по ремеслу».
В пьесе, откуда взята эта цитата, есть чёткое разделение героев-артистов: кто-то из них действительно «считает свою игру искусством», а кто-то – «ремеслом, и ремеслом довольно низкого сорта». Это и в самом деле «зависит от взгляда».
А вот как комик и трагик относятся к своему занятию? Для Несчастливцева, несомненно, театр – храм, а служба в нём – высокое искусство. Вспомним ещё раз его обращение к Аксюше, где он будет призывать начать новую жизнь «для славы, для искусства»: «Если половину этих сокровищ ты бросишь публике, театр развалится от рукоплесканий. Тебя засыплют цветами, подарками. Здесь на твои рыдания, на твои стоны нет ответа; а там за одну слезу твою заплачет тысяча глаз... Ты молода, прекрасна, у тебя огонь в глазах, музыка в разговоре, красота в движениях. Ты выйдешь на сцену королевой и сойдёшь со сцены королевой, так и останешься». Он уверен, что «и там есть горе,.. но зато есть и радости, которых другие люди не знают».
А Счастливцев? Напомню, что, помимо «Леса», он появится ещё и в «Бесприданнице» - «Это, господа, провинциальный актёр, Счастливцев Аркадий… Он все амплуа прошел и в суфлёрах был; а теперь в оперетках играет. Ничего, так себе, смешит». «В оперетках играет» для Паратова, видимо, низшая ступень в артистической иерархии (даже ниже суфлёра!) – впрочем, и здесь Аркадий на последних ролях. Вспомним диалог: «Я в "Птичках певчих" играл». – «Кого?» - «Нотариуса».
«Птичками певчими» в ту пору в России называли «Периколу» Ж.Оффенбаха. Роль Нотариуса в ней – небольшой эпизод. «Бесприданница» написана восемью годами позже «Леса» - возможно, и во времени действия их тот же промежуток…
«И человек-то его тоже актёр, только, матушка барыня, и из актёров-то он самый каторжный, как есть одних чертей представляет», - причитает Улита, рассказывая, кем на самом деле является «барин». Вспомним и сетования самого Аркашки, что-де «образованные одолели», «уж очень много их развелось» на амплуа комиков.
И действительно, судя по всему, большим талантом Счастливцев не обладает. Он, конечно, будет представлять своё «искусство» перед Улитой: «А я так всё чертей играл, прыгал вот так по сцене. (Прыгает и кричит.) У! У!» Он будет упражняться в остроумии и перед ней («Хотите, я вам завтра к чаю сливок принесу?» - «Сделайте одолжение, только от бешеной коровы... То есть рому. Он так у нас называется»), и перед Карпом (вспомним его и «Окунь Савельич», и «Сазан Савельич»), но можно ли всё это назвать действительно искусством? Или всё же прав был Несчастливцев, сказавший: «Паясничать-то хитрость не велика»? – Очень часто вспоминаю эти слова, когда приходится видеть некоторых современных «комиков» (думаю, что рядом с ними и Аркашка – гений).
Ещё одна деталь, говорящая и о «таланте», и об общественном положении Аркашки. Несчастливцев скажет ему: «Я ведь знаю, ты двенадцать лет без паспорта ходишь. Вместо паспорта у тебя в кармане статья Курских губернских ведомостей, где напечатано, что приехал актёр такой-то и играл очень скверно. Вот и весь твой вид».
«И играл очень скверно» - тут всё ясно. А вот насчёт отсутствия паспорта, наверное, оговориться нужно, ибо, судя хотя бы и по другим пьесам Островского, встречалось это достаточно часто (отмечу только, что к Несчастливцеву это, скорее всего, не относится: даже Аркашка ни разу ничего подобного не сказал – а уж не преминул бы, в ответ на слова Улиты «У них барственность настоящая, врождённая»).
Подобное скажут о Незнамове - ему «выдали какую-то копию с явочного прошения, с которой он и стал переезжать с антрепренёрами из города в город, под вечным страхом, что каждую минуту полиция может препроводить его на родину»: «Ярлычок-то забыл захватить, как его по имени звать, по отечеству величать, как по чину место дать во пиру, во беседе».
В «Талантах и поклонниках» Мигаев, рассказавший князю о своём горе («Трагик запил»), на вопрос «А паспорт у него в порядке?» - ответит: «Когда ж у них в порядке бывают, ваше сиятельство». Однако «пугнуть» препровождением «по этапу на место жительства» не решается («себе дороже»): «Душа у них очень широка, ваше сиятельство. Мне, говорит, хоть в Камчатку, а ты - мерзавец! Да так он это слово, ваше сиятельство, выразительно выговорит, что не до разговоров, а только подумываешь, как бы ноги унести». Вот это, по-моему, вполне может быть отнесено и к Несчастливцеву вместе с заключением: «Удивляются, ваше сиятельство, что укротители ко львам в клетку ходят; нас этим не удивишь. Я скорей соглашусь ко льву подойти, чем к трагику, когда он не в духе или пьян».
…Но вернёмся к Аркашке. В скитаниях «из Вологды в Керчь» приходилось ему переносить многое. Наверное, Несчастливцев, призывая рассказать: «А тебя из какого это города губернатор-то выгнал? Ну, сказывай!» - несколько сгущает краски: «Три раза тебя выбивали из города; в одну заставу выгонят, ты войдёшь в другую. Наконец уж губернатор вышел из терпения: стреляйте его, говорит, в мою голову, если он ещё воротится». И очень интересны возражения Счастливцева: сначала «Уж и стрелять! Разве стрелять можно?», а затем, после некоторого уточнения («Стрелять не стреляли, а четыре версты казаки нагайками гнали»), -только «Совсем и не четыре» (значит, всё же гнали?) За что выгнали? Остаётся неизвестным. Однако автор не скрывает от нас склонности Аркашки к откровенному хулиганству, как сказали бы в ХХ веке. Вспомним, почему Паратов прозвал его Робинзоном: «Ехал он на каком-то пароходе, уж не знаю, с другом своим, с купеческим сыном Непутёвым; разумеется, оба пьяные до последней возможности. Творили они, что только им в голову придёт, публика всё терпела. Наконец, в довершение безобразия, придумали драматическое представление: разделись, разрезали подушку, вывалялись в пуху и начали изображать диких; тут уж капитан, по требованию пассажиров, и высадил их на пустой остров». Да и в «Лесе» он весьма откровенно заявляет: «Пойду поброжу по саду, хоть георгины все переломаю, всё-таки легче». Не чуждается он и мелкого воровства – диалог при встрече с трагиком:
«Несчастливцев. А у тебя что в узле?
Счастливцев. Библиотека-с.
Несчастливцев. Большая?
Счастливцев. Пиес тридцать и с нотами.
Несчастливцев (басом). Драмы есть?
Счастливцев. Только две-с, а то всё водевили.
Несчастливцев. Зачем ты такую дрянь носишь?
Счастливцев. Денег стоит-с. Бутафорские мелкие вещи есть, ордена... [ордена, кстати, очень даже пригодятся потом!]
Несчастливцев. И всё это ты стяжал?..
Счастливцев. И за грех не считаю, жалованье задерживают».
И всё это – на фоне почти нищеты; и на вопрос о «платье» он ответит: «Вот, что на мне-с, а то уж давно никакого нет-с».
И, конечно, знаменитый рассказ о зимнем путешествии: «Я, Геннадий Демьяныч, обдержался-с. В дальнюю дорогу точно трудно-с; так ведь кто на что, а голь на выдумки. Везли меня в Архангельск, так в большой ковер закатывали. Привезут на станцию, раскатают, а в повозку садиться, опять закатают… Ничего, доехал-с; а много больше тридцати градусов было. Зимняя дорога-то Двиной, между берегов-то тяга; ветер-то с севера, встречу».
В «Без вины виноватых», о которых я уже упоминала и к которым ещё надеюсь обратиться, есть одна фраза, явно относящаяся и к нашим героям: «А ведь артисты народ необеспеченный; по-европейски сказать, пролетарии, а по-нашему, по-русски, птицы небесные: где посыпано крупки, там клюют, а где нет — голодают». Всё это, несомненно, - и об Аркашке.
***************
Темы для разговора, конечно, остались. До следующего раза!
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!Навигатор по всему каналу здесь
"Путеводитель" по пьесам Островского - здесь