– Что ты наделала, ведьма! – воскликнул доктор. – Зачем?
Он попытался нащупать пульс, но пульса не было... Мужик был мертв.
Женщина помоложе завыла в голос. Вошедший со двора мальчик лет десяти подошел и молча обнял ее. Старик, сидевший рядом, плакал, трясясь всем телом, закрыв лицо руками... Старуха повернулась к доктору. По ее сморщенному лицу тоже катились слезы.
– Сколько ж ему еще мучиться-то было? Гляди! – прошептала она и откинула овчинное одеяло, которым был укрыт умерший.
Александр Михайлович посмотрел и остолбенел: белая рубаха мужика на груди и животе была черна от запекшейся крови.
Старуха приподняла рубаху. Под ней была насквозь пропитавшаяся кровью повязка, идущая поперек живота и нижней части груди.
Доктор приказал снять ее и склонился над телом: оно выглядело так, словно его терзал обезумевший дикий зверь.
Урядник, стоявший за спиной доктора, тронул его за плечо:
– Теперь я буду с ними беседовать, господин доктор! Пойдите на воздух. Тут дышать нечем.
Действительно, воздух в избе был спертый и душный. Доктор вышел на крыльцо, присел на ступеньку и закурил. Подошел пожилой мужчина в поддевке, назвавшийся старостой. Они разговорились.
По словам старосты, рано утром крестьянин Матвей Семичев, направлявшийся с сыном-подростком в город, отъехав с версту от деревни, увидал на дороге подводу своего соседа и однофамильца Михаила Семичева. Лошадь была вся в мыле, дышала, словно ее черти гнали, и не могла уже идти. Сам Михаил, изодранный, окровавленный, без памяти лежал на телеге.
– А еще что было в телеге? – спросил доктор. – Он помершего сына ночью из больницы увез, без разрешения, без заключения о смерти. Там его тело должно было находиться.
Староста взглянул на него и отвел глаза.
– Так боле никого и ничего не было! Матвей сказал бы, если б еще кто был. Я подходил, смотрел, как они к дому-то подъехали...
По словам старосты, выходило, что Матвей Семичев, впрягши своего коня, довез Михаила до дома и передал на руки жене и старикам. Прибежавшие соседи занесли его в избу. Был вызван фельдшер, проживающий в соседнем селе. Тот приехал, посмотрел, сказал, что дело безнадежное, и уехал восвояси.
– Значит, помер бедняга? Как не помереть! С такими ранами не живут. Теперь хоронить надо скореича, до темноты чтобы успеть.
– Я вам дам «хоронить»! – раздался над головой доктора сердитый голос вышедшего из избы урядника. – За уездным следователем в Управу послать надо! Он осмотреть должен тело. Может, это вы сами мужика порешили?
– Как можно подумать такое? Что вы, господин урядник!
– Поговори мне еще! Делай, что сказано!
– Сейчас пошлю, не извольте беспокоиться, – сказал староста.
Поклонившись, он пошел в избу.
– Что делать? Ждать придется! Дело странное, неясное. Пусть сыскари разбираются, – сказал урядник доктору. Тот молча кивнул.
– Пообедать бы нам не мешало, – продолжал урядник. Пойдемте к старосте. Мужик он справный, я его знаю. Жена у него хорошо готовит.
Староста между тем снова появился и сам пригласил их отобедать.
В большой, опрятно убранной избе жена старосты уже накрыла на стол. Перекрестившись на иконы, урядник уселся. Доктор замялся было, хозяйка вопросительно взглянула на него... Он смутился, перекрестил лоб, сел и тоже приступил к трапезе.
***
В то время, как Александр Михайлович и урядник тряслись по лесным дорогам, в больнице старший врач, его персонал и прибывшие из полицейского отделения чины продолжали разбираться с исчезновением медицинской сестры. Стражи порядка опросили больных, но все, кроме двоих, утверждали, что спали, ничего не видели и не слышали.
Женщина, лежавшая с больным ребенком, сказала, что ночью подходила к сестре, так как у дитяти поднялся сильный жар. Та была на своем месте, выглядела уставшей, но ничего странного в ней не было.
– Милая сестричка, ласковая. Митяшку моего по головке погладила, лекарство дала. Он уснул, и я следом.
Второй больной, одноногий инвалид, плохо спавший по причине зубной боли, рассказал, что уснув уж под утро, он был разбужен, как ему показалось, женским криком. Доковыляв до двери, он выглянул в коридор, но там было уже все пусто и тихо. Решив, что ему поблазнилось, он лег и снова уснул.
– Где же кричали? В какой стороне?
– Так по коридору... Там, где перевязки делают...
– Вы там смотрели? – спросил у доктора околоточный. Тот утвердительно кивнул.
– Ну, пойдемте, еще посмотрим!
Пошли в перевязочную. В ней никого не было. Недовольная Клавдия Ивановна с негодованием посмотрела на околоточного:
– Как видите, никого! Здесь полный порядок!
– Ну-ну! А что это у вас шкаф не закрыт? Так положено? Инвентарь проветривается?
Клавдия Ивановна взглянула: действительно, дверка высокого углового шкафа была приоткрыта и подозрительно подрагивала. Она подошла и распахнула ее. В следующее мгновение все онемели: скорчившись, как заяц, в шкафу сидела пропавшая Марья Гавриловна и глядела на них безумными, вылезающими из орбит, белыми глазами.
Клавдия Ивановна нагнулась к ней. Девушка дико закричала и скорчилась еще больше, пытаясь забиться подальше. Общими усилиями ее извлекли из шкафа и постарались привести в чувство. Это долго не удавалось. Только к вечеру она немного пришла в себя и рассказала страшное...
Ссылка на предыдущую часть
Ссылка на продолжение
***