Деление философии на классическую и неклассическую является достаточно устойчивым приемом философской саморефлексии. Одновременно имеет место иная точка зрения, когда классификация «классическая – неклассическая философия» считается условной или не признается вовсе. Развитие философии может рассматриваться как непрерывный процесс, который не стоит делить на условные этапы. Само деление на дихотомии, на противоположности, может быть объявлено чисто классическим приемом. Таким образом, сам выбор данной темы обуславливает выбор метода и вольно или невольно помещает нас в позицию философов классической парадигмы, которые, как бы возвышаясь над историческим процессом, пытаются создать некую объективную картину. Неклассики так бы делать не стали [1, с. 13].
Эта позиция при всей своей уязвимости имеет серьезное достоинство: деление философии на классическую и неклассическую позволяет связывать различные философские концепции по их содержанию и этим помогает систематизировать знания. На место простой исторической хронологии приходит системное изложение преемственных и противоположных концепций.
Кроме того, данная классификация фиксирует определенные изменения, которые произошли в представлениях о мире и способах его познания на рубеже XIX и XX веков.
Деление философии на классическую и неклассическую – это отечественная традиция. Англоязычное философское сообщество разделяет философию на «аналитическую» и «континентальную», при этом с некоторыми допущениями можно было бы уподобить «аналитический» дискурс «классическому», а «континентальный» – «неклассическому» [1, с. 7].
Название «континентальная философия» дали британцы, потому что они сами находились на островах, а всё связанное с континентальной философией происходило во французских и немецких университетах.
Алексей Глухов [2] ведет разделение современной философии на аналитическую и континентальную от отцов-основателей каждого из направлений – Эдмунда Гуссерля и Готлоба Фреге. Продолжателями двух школ стали их ученики: Хайдеггер – ученик Гуссерля и Карнап – ученик Фреге. Интересно, что такое разделение возникло внутри одной географической и языковой среды – германо-австрийской. Причем Гуссерль в феноменологии, а Фреге в аналитической логике – академически общались между собой, однако между учениками, Хайдеггером и Карнапом, началось противостояние, и это отразилось не только в философских, но и в политических воззрениях. Карнап придерживался социалистических взглядов, а Хайдеггер поддержал нацистов.
Но вернемся к отечественной традиции. Основной фигурой, с которой связывают появление данной классификации, является Мераб Константинович Мамардашвили. Он с соавторами в 1970 году опубликовал статью о классической и неклассической рациональности, а в 1984-м вышла книга, посвященная этой теме, где она была более широко развернута [3, с. 40].
Можно сказать, что развитие указанной темы пошло в двух направлениях: внутрифилософском (вглубь) и междисциплинарном (вширь). Чтобы раскрыть тему, сначала остановимся на том, что происходило в философии, а потом заглянем за ее пределы.
Что же такое классическая и неклассическая философия? Первая характеристика касается рациональности. И она достаточно противоречива. Одни говорят о том, что и классика и неклассика – это два типа рациональности, что и там и там работает логика. Другие отмечают присущий неклассике иррационализм. Возможно, это вызвано тем, что к неклассике относят очень разные направления – с одной стороны, «философию жизни», фрейдизм, экзистенциализм, с другой – марксизм. Отсюда вытекает двойственность характеристик. В любом случае можно говорить о преемственности между классикой и неклассикой, даже в виде отрицания.
Пожалуй, самым главным различием двух направлений оказывается та роль, которую играет субъект в процессе познания. Особое привилегированное положение субъекта в классике обусловлено тем, что он обладает собственным исследовательским инструментом, не принадлежащим этому миру. Субъект в неклассике встроен в мир, который познает. Притом он активен. «Человек в процессе познания трансформирует мир, и сама эта трансформация становится частью этого мира, который предстоит познать. Познание меняет мир, это представляет новый материал для изучения» [4].
Неклассика – это новый уровень рефлексии. «Рефлексией нулевого порядка или ранга обладает нерефлексивная предметная деятельность, а осознание и осмысление этой деятельности будет уже рефлексией первого порядка, осознание и осмысление этого осознания и осмысления – второго и т. д. Примечательно, что для схватывания самой рефлексии любого фиксированного уровня необходима рефлексия более высокого порядка, причем рефлексия любого уровня остается для самой себя по понятным причинам невидимой – образуется своего рода лестница, находясь на которой, мы можем видеть только более низкие ступеньки, но не можем видеть ту, на которой стоим. <…> Переход от классической философии к философии неклассической и ознаменовался как раз введением еще одного специального рефлексивного этажа. Это осознание ранее неосознаваемых предпосылок, установок, допущений аксиом, которые были положены в основании концепций. А также осознание мыслителем самого себя» [3, с. 44–45].
Из разности в позиции субъекта и разных уровней рефлексии естественно вытекает то, что у классики и неклассики разный подход к описанию бытия и небытия.
В соответствии с классическим подходом, человек нейтрален к бытию. «Это просто чистая способность сознавания, взятая в предельном виде» [5, с. 38]. Тогда бытие характеризуется как сущее, неподвижное, единое, предопределенное, а небытие – это то, что существует до бытия и будет существовать после него, это пространство для осуществления движения, это то, что должно разделить вещи и создать многообразие и то, что дает свободу выбора и место для случайности (см. табл. 1).
Когда человек начинает осмысливаться как проводник знания о бытии и небытии, то появляются новые характеристики бытия и небытия, связанные с присутствием человека. Теперь бытию присущ аспект времени, а небытием является прошлое и будущее относительно текущего момента, зафиксированного в восприятии субъекта. Бытие – это то, на что направлено его внимание, а небытие – то, что выпадает из поля зрения субъекта. Значимым оказывается аспект языка, так как существует только то, что может быть названо; того, чего нет в языке, не существует (см. табл. 2).
Таковы основные штрихи «внутрифилософской концепции» классики и неклассики. Это то, что сказала философия о самой себе. Другая линия развития темы – «междисциплинарная», она показывает, как данные характеристики распространились на более широкий контекст.
Междисциплинарное направление формируют в первую очередь труды академика Вячеслава Семёновича Стёпина. В статье 1989 года, ссылаясь на М.К. Мамардашвили, он связывает между собой процесс становления философских систем и развитие науки и технологий [6, с. 6].
Свою концепцию академик В.С. Стёпин строит на истории развития естествознания от неклассического к классическому, которая выражается в смене основных понятий научной картины мира. В классике это объективность, протяженность, причинность, рациональность; в неклассике – относительность истины, неопределенность, спонтанность. Флагманами изменений становятся квантовая механика, а для более позднего этапа (постнеклассика) – термодинамика и кибернетика. Принципиально меняется роль наблюдателя и приборов, с помощью которых производятся наблюдения: из нейтральных, не влияющих на ход событий, они становятся частью исследуемой системы и оказывают непосредственное влияние на нее. Очень коротко эпистемологический характер этой классификации и ее связь с методологией науки отразила Л.А. Маркова, отметив, что «классика научного мышления воплощается в механике Ньютона, неклассика – в квантовой механике, а постнеклассика – в науке о хаосе» [7, с. 53]. Но В.С. Степин не останавливается на истории естествознания, он говорит о всеохватности данных процессов и проводит аналогию между законами и принципами развития неживой природы, живой природы и общества [8, с. 26]. То есть изменения в науке, прежде всего в физике, а точнее в отдельных ее частях, связываются со всесторонними изменениями в культуре и социуме.
Есть статьи, содержащие критику такой позиции. Д.А. Алексеева формулирует аргументы против нее и говорит о несводимости методологических принципов философии и науки к принципам отдельных физических теорий [9, с. 70–71]. В другой статье она пишет: «Нельзя признать правомерным практикуемое в рамках упомянутой схемы уподобление ученого из любой области наблюдателю в квантовой механике» [10, с. 316].
Все это могло бы быть каким-то внутрицеховым спором, который, кроме самих участников, интересен не многим, но речь здесь идет не просто о возможности или невозможности переноса методологии. Из утверждения такого переноса следует, что если в квантовой механике нельзя говорить об истинном (единственном) месте нахождения электрона в данный момент времени, то нельзя говорить и об истине в гуманитарном знании. И тут и там наблюдатель влияет на объект наблюдения. И всё становится субъективным и относительным.
Эта точка зрения является весьма популярной. В книге английского историка и журналиста Дж. Хиггса [11] на множестве примеров показано, как, начиная с конца XIX века, относительность истины, многозначность и неопределенность, найденные в физике, распространяются на различные области гуманитарного знания (см. табл. 3).
Люди, создавшие культуру нашего времени, а именно Ф. Ницше в философии, П. Пикассо и Сальвадор Дали в живописи, Айн Рэнд, С. Беккерт, К. Уилсон в литературе и многие другие – каждый по-своему обыгрывает идеи относительности и субъективности.
Есть даже определенное очарование в стройности и удивительной взаимной связанности естественного и искусственного, которые открываются мысленному взору. Очарование рассеивает пассаж, в котором распространение новости о бое Путина с кенгуру всерьез сравнивается с субатомным событием, таким как распад атомного ядра [11, с. 128]. Сходство в том, что и здесь и там возникнет множественность. В одном случае – положений квантовых частиц, в другом – множественность интерпретаций, домыслов и толкований. При этом никто, включая самого автора, не задается вопросом: подлинное ли это событие или фейк, какие там существуют реальные причинно-следственные связи, и существуют ли, на что направлена мотивация автора этой новости?
Аналогия (традукция) – это недедуктивное умозаключение в котором суждение о присущности признака некоторому объекту выводится на основании сходства с другим объектом.
Дедуктивное умозаключение – метод мышления, при котором частное положение логическим путем выводится из общего, вывод по правилам логики.
Такой перенос сделан по принципу аналогии. В логике ее называют недедуктивным умозаключением или традукцией. Известно, что аналогия – это самое нетвердое, самое нежесткое доказательство, потому что в основе аналогии лежит понятие сходства. Наличие сходства определяется двумя факторами: числом признаков, общих у этих предметов, и степенью существенности этих признаков. Поэтому чем больше у объектов общих признаков и чем более существенны эти признаки, тем более сходны эти объекты.
Есть такой популярный пример про кота. У кота четыре ноги и у стола четыре ноги. Кот черный и стол черный, у кота есть хвост, следовательно и у стола тоже должен быть хвост. Но мы видим, что это неверно [12].
Аналогию рекомендуют использовать не в доказательстве, а в иллюстрации, чтобы понятно объяснять известное, а не обосновывать неизвестное.
Так почему же эта слабая аналогия пронизала всё гуманитарное знание? Тут мы должны вернуться к таблице 2 и снова посмотреть на то, как характеризует неклассическая философия бытие и небытие. Все характеристики констатируют неопределенность и относительность истины. То, что философия нашла изнутри, легко распространилось в сфере эпистемологии и культуры.
Напрашивается вопрос относительно этой ментальной конструкции: а являются ли приведенные характеристики мира сущностными? Особенно важен этот вопрос для той части мира, в которую включен человек. На сущностных ли аспектах сосредоточилась неклассическая философия, правомочна ли аналогия между квантовым миром и миром социально гуманитарным? В случае отрицательного ответа требуется сформулировать иную характеристику, которая сможет претендовать на это место.
Неклассики, безусловно, правы в том, что мы не пассивные наблюдатели мира, мы часть его, мы его создаем. Но кто мы есть? Что самое существенное в нас? Аристотель определял человека как zoon politikon, это не «политическое животное», это живое существо, реализующее себя в политике как разновидности этики, в заботе об общем благе. Благо, по Аристотелю, одновременно является «прекрасным и справедливым». Оно оказывается предметом и политики, и этики. Для политики – это общее благо, а для этики – частные блага. Вводя политику в термин, определяющий человека, Аристотель подчеркивает значимость общего блага для человека.
Итак, человек – это живое существо, осознающее себя живым и могущим иметь представление о благе. В качестве гипотезы может быть сформулировано предположение, что самым существенным свойством для социально-гуманитарного мира, частью которого является человек, является «жизнь – не-жизнь». «Не-жизнь» не равна смерти. Смерть – это то, что происходит после жизни, в каком-то смысле это ее часть. «Не-жизнь» это как раз полная дихотомия, отсутствие жизни.
Если принять это качество за существенное, методологический изоморфизм, который переносит процессы из неживой природы в социогуманитарное пространство, сразу теряет смысл. Мы из отрешенных наблюдателей мира и наблюдателей себя становимся существами, заинтересованными в развитии жизни и противостоянии «не-жизни». Это значит, что следующим шагом может быть обнаружение объектов, явлений и сред, которые поддерживают жизнь, и тех, что ее уничтожают. В этом контексте жизнь стоит понимать не узко биологически, а широко – это жизнь культурная, социальная, экономическая, политическая – вся совокупность ее аспектов. Ключевым понятием такого подхода является «подлинное созидание, подлинное развитие мира и жизни».
Таким образом, исследование существенных характеристик классической и неклассической философии позволило нам выйти на новую значимую характеристику части бытия, обжитой человеком, – «жизнь – не-жизнь». Данная характеристика синтетически объединяет в себе классическое представление о подлинном благе (как обеспечивающем подлинное развитие жизни в ее различных ипостасях) и неклассическую субъектную позицию в формировании представлений о подлинном благе.
Источники
1. Гаспарян Д.Э. Введение в неклассическую философию. – Москва: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2011. – 398 с.
2. Алексей Глухов. Две школы современной философии. – 2018. – URL: https://www.youtube.com/watch?v=LyqRqyJXNOE&t=2s (дата обращения: 03.09.2022).
3. Кузнецов В.Ю. Классические и неклассические стратегии философии // Идеи и идеалы. – 2013. – Т. 1. – № 1 (15). – С. 39–48.
4. Диана Гаспарян. Неклассическая философия. – 2016. – URL: https://www.youtube.com/watch?v=7n4fkei_NsA (дата обращения: 03.09.2022).
5. Мамардашвили M.К., Соловьев Э.Ю., Швырев В.С. Классическая и современная буржуазная философия (Опыт эпистемологического сопоставления) // Мамардашвили М.К. Классический и неклассический идеалы рациональности. – Санкт-Петербург: Азбука, Азбука-Аттикус, 2010. – 288 с.
6. Степин В.С. Научное познание и ценности техногенной цивилизации // Вопросы философии. – 1989. – № 10. – С. 3–18.
7. Маркова Л.А. Наука без истины, субъекта и объекта, что дальше? // Epistemology & Philosophy of Science. – 2011. – Т. 30. – № 4. – С. 51–59. – в тексте заключила цитату в кавычки, в перечне оставила бы как источник – в требованиях ничего не говорится о ссылках (они могут не предусматриваться для сборника), все объединено словом «Примечания».
8. Степин В.С. Классика, неклассика, постнеклассика: критерии различения // Постнеклассика: философия, наука, культура. – Санкт-Петербург: Издательский дом «Мiръ», 2009. – С. 249–295.
9. Алексеева Д.А. Классика, неклассика, постнеклассика: прокрустово ложе схемы // Epistemology & Philosophy of Science. – 2011. – Т. 30. – № 4. – С. 69–72.
10. Алексеева Д.А. О границах применимости классификации типов научной рациональности // Эпистемология сегодня. Идеи, проблемы, дискуссии. – 2018. – С. 315–319.
11. Хиггс Дж. Всё страньше и страньше. Как теория относительности, рок-н-рол и научная фантастика определили ХХ век. – Москва: Individuum, 2022. – 352 с.
12. Беляев А.Н. Детский Интернет Университет. Уроки Шерлока Холмса. Традукция (аналогия). – 2019. – URL: https://www.youtube.com/watch?v=vPeWZ5qVUQ4 (дата обращения: 03.09.2022).
© Ольга Морозова, 2023 г. Все материалы данного канала являются объектами авторского права. Запрещается копирование, распространение (в том числе путем копирования на другие сайты и ресурсы в Интернете) или любое иное использование текстов и авторских изображений без указания источника.
