Продолжая разговор про идентификацию с автором насилия, когда ребенок или подросток присваивает себе подобную модель поведения, как следствие травматичного личного опыта, важно говорить и о рабочей модели привязанности. Рабочая модель привязанности – это не цвет глаз или отпечаток пальца, которые являются данностью человека при рождении. Это паттерн взаимодействия с близкими людьми, который формируется у ребенка с момента его рождения (или даже с момента внутриутробного развития). Если мы говорим про системное насилие в семье или про системный опыт пренебрежения, то с большей вероятностью рабочей моделью становится амбивалентный тип привязанности, или действующие одновременно «уйди-будь со мной», когда и очень хочется быть в этих отношениях, и одновременно очень страшно в них находиться. Там очень много всего сопутствующего, в зависимости от личности человека, однако основная проблема человека с амбивалентной рабочей моделью – это сложности с доверием не только близким, но и миру в целом, и угроза воспринимается не только от близкого, но и от мира в целом. Если имеет место психологическая травма, то вероятность в своем недоверии миру и необходимости все время быть в боевой готовности проявлять насилие может очень повышаться. Это может приводить к порочному кругу, когда совершивший насилие человек утверждается в том, что он плохой, ужасный, испорченный, и его путь только такой – через разные формы насилия.
Однако Сью Джонсон в своей книге приводит интересные исследования. Она говорит о том, что привязанность и связь с другими людьми – это наша естественная и «встроенная в нас» потребность, и тогда именно способность настраиваться на чувства близкого человека и готовность конгруэнтно откликаться, делает возможным говорить о своей уязвимости и потребностях. Не на уровне рационализации – это не то, что можно осмыслить в полной мере, а на уровне чувствования, понимания того, что скрывается за поверхностными реакциями и эмоциями. Она приводит пример исследования молодожен (Crowell et al., 2002), в котором 22% пар изменили свою модель привязанности за 3 месяца до брака и/или в течение 18 месяцев после брака. При этом, испытуемые с тревожной рабочей моделью привязанности изменялись быстрее, тогда как с избегающей моделью – сложнее и длительнее. Рабочая модель привязанности может изменяться и в индивидуальной терапии, и в парной терапии – и это обнадеживает. Но важно понимать, что в ряде случаев, если новый опыт не усваивается или избегается, а рабочая модель стала очень устойчивой, если человек воспроизводил ее снова и снова во взрослых отношениях, то и эти изменения, если и будут происходить, то очень медленно и сложно. Усвоенная с детства модель с большей вероятностью поддается изменениям, недели модель взрослого человека.
Сью приводит цитату Mikulincer и Shaver, что «Когда один из партнеров страдает или тревожится, необходимо искать утешения у второго; когда страдания облегчаются, становится возможным вовлекаться в активности другого и расставлять другие приоритеты. Когда отношения привязанности хорошо функционируют, человек учится, что дистанция и автономия полностью сочетаются с близостью и опорой на других».
Отношения привязанности, где есть безопасность, поддержка и доверия, исцеляют (однако это верно и в другую сторону – партнер с той или иной моделью привязанности может повлиять на рабочую модель партнера и в негативную сторону).
В сериале «Ведьмак. Происхождение, 2022» есть персонаж Смерть. Жестокий убийца с нелегкой судьбой, которому повезло попасть в отношения с надежным и стабильным человеком, Чародейкой, которая смогла полюбить его такого, какой он есть, и это изменило его, он перестал убивать по типу «насилие ради насилия». Тут, конечно, можно приплести множество разных стереотипов, но, если посмотреть на эти отношения через оптику теории привязанности, то он обрел опыт надежных и безопасных отношений, и сделал сам шаги к изменениям, опираясь на этот новый опыт.
Susan M.Johnson. Attachment theory in practice. Emotionally Focused Therapy with individuals, couples, and families. 2019. – p. 13, 15.