Известен постулат гуру-йоги: непросвещённому уму не понять того, что понятно просвещённому. Твой гуру — просвещённый ум, поэтому всегда знай, что гуру всегда знает лучше. Поэтому выполняй всё то, что говорит тебе твой гуру, даже если ум твой противится этому. Твой ум не в силах понять этого, но всегда помни, твой гуру всегда знает лучше тебя.
Потрясающе, как это практически слово в слово повторяет мусульманский и библейский канонический постулат о том, что Бог всегда знает лучше и человеку невозможно понять его промысел, но остаётся только смиренно и усердно исполнять то, что велит Бог.
Этот постулат основывается на легенде об Аврааме, который, услышав повеления Бога, решился принести в жертву своего сына. Это интересная история, позвольте я её кратко изложу.
Согласно мусульманскому преданию, которое в целом соответствует еврейскому и библейскому, Авраам был немолод, когда смог наконец родить своего единственного сына. Однако сын его родился «кротким» - поясняется, что он никогда не противился воле отца и вообще был практически безвольным и бессловесным. В общем, не человек, а овца. Нетрудно догадаться из этого скупого объяснения, а также учитывая дальнейшее содержание повести, что радость Авраама от рождения сына весьма скоро померкла. И вот, когда сын достигает возраста, когда он уже должен оказывать помощь отцу, повествование сообщает нам, что Авраам получает веление бога убить своего сына, принеся его в жертву, как приносят в жертву овец.
Как же получает Авраам этот message from above? Во сне. Повесть говорит нам, что Авраам увидел сон, в котором он убивал своего сына и приносил его в жертву. Этот сон сильно взволновал Авраама. Волнение Авраама в повести передаётся сценой, где он обращается к сыну, рассказывая ему о своём сне и спрашивая, что же ему делать, как поступить теперь?
В этой сцене повествователь подтверждает ещё раз «кроткость» сына Авраама (мы знаем, что его зовут Исаак, хотя в поздней мусульманской традиции стало принято называть его Исмаил), сообщая, что Исаак отвечает со всей покорностью: пусть, мол, отец поступает так, как ему велено. Нетрудно понять, что этот приём создаёт особенную драматизацию сцены. Бессловесный Исаак покорно принимает волю отца, как ягнёнок (агнец!) бессловесно и покорно идёт на заклание. Религиозный образ тут вполне ясный.
Далее повествование рассказывает нам, что Авраам, отбросив всякие сомнения, ведёт сына на жертвенный камень и уже заносит нож, чтобы перерезать ему горло, когда всемогущий и милосердный Бог останавливает его, провозглашая, что данным поступком Авраам полностью подтвердил свою преданность Богу и свою праведность. Толковательлегенды делает из этогонаставительный вывод, что Богу важно не «мясо и кровь на жертвеннике, а смирение и вера в сердце праведника». Этот вывод и есть собственно мораль всей басни.
Далее Бог совершает маленькое чудо, подменяя бессловесного сына Авраамова обычным бараном.
Психоаналитический разбор этого сюжета даёт нам богатую почву для понимания того душевного кризиса, в котором пребывал главный герой этой повести — Авраам. Единственный и долгожданный сын, на которого было столько надежд, оказался слабоумным. Совершенно явно, что Авраам бессознательно сопоставляет его с бессловесным бараном.
Сон с убийством сына — прорыв в сознание табуированного желания. Разочарование Авраама столь сильно, что он не может с ним справиться. Хотя в течение дня он успешно подавляет эти «чёрные мысли», под покровом ночи они проникают и захватывают его сон. Это сновидение настолько яркое, что производит на Авраама сильнейшее впечатление. Так как он не может признать, что во сне проявилось его же тайное желание, он приписывает это «видение» воле своего Бога.
В повести как бы между строк говорится о сомнениях Авраама относительно «воли Бога», но толкователи выводят ихвполне ясно — Авраам сомневался, но отбросил сомнения и покорился воле «своего Бога». Ставлю это словосочетания в кавычки, чтобы подсказать, насколько субъективным здесь оказывается тот Бог, в которого верит и которому доверяется Авраам. Впрочем, подобное поведение — полное доверие ярким сновидениям как «провидениям» - чрезвычайно свойственно античному миру, да и не только античному.
Далее, Авраам отбрасывает сомнения после беседы с бессловесным сыном, выказывающим полную покорность его воле. То есть, Авраам предпринимает попытку сопротивлятьсятому, что увидел во сне, и как-то разрешить своё сомнение. Что он делает? Он идёт и смотрит на своего несчастного слабоумного сына. Он даже говорит с ним, спрашивая его напрямую «Что же мне делать, убить тебя что ли?». Бессловесный сын отвечает покорностью — и в этом Авраам находит то, что ему нужно — оправдание своего тайного и запретного желания. И тут ему становится легко — окей, сына действительно нужно принести в жертву Богу! Вот же, он же сам на это согласен.
Дальше следует кульминация этой психологической драмы. Практически в полном соответствии с древнегреческой пьесой, в дело вмешивается Бог и подменяет сына бараном. Авраам не совершает жуткого убийства, а просто готовит жертвенное блюдо, которым ублажает и «своего Бога», и свою семью. Чист перед Богом, чист перед людьми. Happy End с прилагающейся душеспасительной моралью.
Представьте себе только, что если бы вы сейчас посмотрели очень добротно и художественно сделанный фильм, в котором некий чабан из далёкой горской деревни решает заколоть своего безнадёжно отстающего в развитии сына, и обставляет это как жертвоприношение. Это жуткая история! Настоящий horror. И вот, в самый последний момент, когда он уже связал подростка и положил его голову на плоский камень, он вдруг словно бы пробуждается от страшного сна и видит, что держит связанного барана. И тогда он уверенной рукой режет барану горло, громко распевая молитву. Какие бы эмоции это у вас вызвало? Какое бы впечатление этот фильм произвёл на вас? Безусловно, это драма уровня Феллини, Спилберга или Тарковского!
А теперь я вернуть к тому, с чего начал. Правда ли, что условие гуру-йоги принять волю твоего гуру как «высшую волю» прямо указывает нам на то, что нужно уподобиться Аврааму из этой древней драмы?
Я усматриваю здесь одно важное отличие. Твой гуру — не сверхъестественное существо, а вполне реальный человек. Конечно же, о нём говорится, как о персонификации «высшей воли». Но это не делает его «высшим существом». Ученикам лишь предписывается считать его таковым.
- Вполне резонно полагать, что сугубо в педагогических целях позиция учителя как непререкаемого авторитета часто является конструктивной. Строптивому и нерадивому ученику нужно смирить свой нрав и подчиниться воле наставника. Если учитель говорит «возьми чистую тряпку и вытирай ей своё грязное лицо до тех пор, пока оно не станет чистым», то надо это сделать, не задавая вопросов и не сомневаясь в правильности наставления.
Подобные примеры можно найти во многих других буддийских текстах. Самое важное в них, на мой взгляд, то, что всегда говорится не только о смиренности и прилежности ученика, но в первую очередь о его сознательности. В частности, в рассказе про Чулапантхаку (см. комментарий махатхеры Верагоды к Дхаммападе с рассказом о монахе Чулапантхаке, гл.2, стих.5) прямо говорится о его глубоком проникновении в суть наставления, что и позволило ему совершить «качественный скачок» в своём понимании Дхармы и из безграмотного отщепенца стать уважаемым монахом, которого в последствие признают архатом, то есть «достойным всех почестей». Кроме того, и сам этот рассказ находится в главе, посвящённой такому понятию, как «Сознательность» или, в более современном звучании, «осознанность».
В языке пали популярное нынче понятие осознанности передаётся словом appamāda [a + pamāda]: thoughtfulness, carefulness, watchfulness, vigilance.
Можем ли мы сказать, что в повести об Аврааме главный герой демонстрирует это качество? На мой взгляд, нет. Психологический анализ той древней драмы показывает нам прямо противоположное.
Поэтому, следуя наставлениям Будды, не следует уподобляться Аврааму. Не следует переносить в учение Будды то, чего там не подразумевается. Просветлённый ум не есть «Высшее существо», чьей воле нужно смиренно подчиниться. Просветлённый ум — это твой собственный ум, точнее — то лучшее, что в есть твоём уме. Кем бы ни был твой гуру — он лишь отражение твоего собственного ума. Вне твоего ума никаких гуру просто нет.