На праздник всех мужчин случилось мне побывать в Москве. Столица встретила меня на Ленинградском вокзале сухим бодрящим морозом и торжеством ночи. Дивной звёздной ночью, оказавшись в половине первого на одной из пустынных заиндевелых московских улиц, двое вели беседу за жизнь на автобусной остановке в ожидании хоть какого-то транспортного средства. Судьба послала мне в компанию чудесную разговорчивую москвичку Машу. Вместе, отбивая чечётку на утоптанном нашей модельной обувью снегу, предвидя скорое расставание, мы делились сокровенным. Шапка из лохматой лисы и поднятый к белеющему на морозе носу воротник шубы ввёл мою случайную попутчицу в заблуждение относительно моих лет - меня именовали "девушкой" и предполагали во мне наивность и неискушённость, присущие этому уже далёкому для меня жизненному периоду. Маша во время распахивания своей широкой московской души навстречу моей сумеречной питерской искренне сетовала на то, что ей уже тридцать девять, а она до сих пор не бывала в граде Петра. Я сочувствовала и звала. И нахально откликалась на "девушку". Мы расстались почти подругами, но я так и не посмела разочаровать эту симпатягу, сдав ей свои реальные паспортные данные.
Спасибо тебе, Маша. Старая слякоть в моём лице на полчаса стала твоей ровесницей.
Дома я распаковала себя из наверченных шарфов и сдвинутой на глаза шапке. Обнажила суть, так сказать. Кинулась к "мерзкому стеклу", пытаясь отыскать в нём "следы былой красоты".
Увиденное в зеркале сначала поразило гнусностью цветовой гаммы: повсюду зелень и вид бледный, как у чахоточной девицы в последнюю весну. Анатомический театр, словом. Голубой период Пикассо. Сквозь весь этот размытый в контурах цветной калейдоскоп проступает что-то неуловимо знакомое - то , что у других называется лицом. Давно поняла: процесс узнавания себя в "честном зерцале" после зимы лучше проводить , регулируя степень освещённости и с заранее набранным номером "112". Я вгляделась - память замерла в испуге, но всё-таки послала мозгу сигнал:"Это я!" Сигнал с сомнением, но всё же был принят, объект наблюдения опознан.
Придя в сознание и оценив масштаб разрушения, "девушка" начала истерически причитать:" Надо что-то делать, надо что-то делать..." и нервически вспоминать ровесниц, в том смысле, кто как выглядит и что для этого делает. Есть, есть среди знакомых счастливицы, которых хоть хлоркой мой, а лицо как фруктовый сад. Ну, там щёчки-яблочки, кожица как у персика, глазки-вишенки.
Так как я обделена природным гастрономическим совершенством, а припарки из ромашки в моём печальном возрасте - банальный перевод аптечного сухостоя, то уповать остаётся лишь на достижения господ менделеевых. Следует марш-бросок в парфюмерную лавку "Левый берег", где у меня уже чуть ли не постоянная прописка. Вот где спасительный рай.Эх, склянки-пузырьки-баночки! И барышни, кружащие рядом с робким жужжанием:"Чем могу помочь?"
На моё:"Уже, боюсь, ничем..." последовала атака жужжащего роя, и из лавки я вышла с флаконом духов и тюбиком помады в подарок - так тронуты были моей грустью о былом продавщицы красоты, убедившие меня в том, что скулы "девичьи" ещё хороши и молодильные яблочки в банках могут подождать. Спасибо, милые, за участие.
Но и в гастрономе, куда зайдя за чем-нибудь "для души", но в градусах, я вновь ощутила силу женской солидарности. Барышня разбойничьего вида оказалась толковым сомелье и душкой: вытащив откуда-то с нижней полки "то самое" игристое по сходной цене, она вручила его мне, игриво же подмигнув и обозвав "девушкой". Я чуть было не прослезилась, унося бутыль "живой воды", оценив по достоинству внимание к моим душевным страданиям.
Соратницы !Ну что бы я без всех вас делала?
С наступающим!