Предыдущая глава
- Ты жив! Ты жив, мой любимый! – широко раскинув руки, Инга бросилась Сергею на грудь. – Боже, как я испугалась, Сереженька, когда услышала, что ваш самолет загорелся и пошел на вынужденную. Никто ничего не знал, были только слухи: разбились, сгорели, замерзли…
Взгляд Инги лихорадочно и стремительно метался по лицу Сергея, задерживаясь на миг на его обмороженных щеках, на разбитом лице, на обметанных губах, на провалившихся глазах. Создавалось невольное впечатление, что с каким-то исступленно-пристальным вниманием девушка ищет что-то известное лишь ей одной. А когда взгляд остановился на подсыхающем рваном рубце, ее зрачки расширились. Инга осторожно прикоснулась к нему губами.
- Бровь рассечена… Лоб… И шрам теперь останется навсегда… - слезы заструились по лицу девушки.
- Командир сказал, что с таким гусарским шрамом ты меня еще сильнее будешь любить, - мрачно усмехнулся Сергей.
- Да, да, да, мой единственный! – воскликнула она и еще теснее прижалась своим лицом к лицу Сергея. – Шрам на твоем лице, это шрам на моем сердце! – она вдруг резко отстранилась, как будто какая-то неожиданная мысль озарила ее. Губы неуправляемо дрожали, когда заговорила сбивчиво, путанно. - Боже, я ведь могла тебя потерять, Сереженька! Как после этого жить? Как? Ну зачем тебе такая профессия: всю жизнь ходить по лезвию ножа! Сколько вас, пилотов, погибло, и сколько еще погибнет? Я не хочу, чтобы одним из них стал ты, мой любимый. Слышишь, не хочу! Я не имею права потерять тебя! Без моего Белого оленя жизнь не имеет смысла!
Сергею показалось, что он уже слышал похожие слова… Но где, когда? И вдруг вспомнилось: эти слова принадлежали ему самому, давным-давно он произнес их для Ольги: «Жизнь без тебя – бессмысленна, это я знаю совершенно точно!»
Он осторожно, но довольно решительно отстранил девушку, долго всматривался в ее пронзительно-черные, полные слез глаза, медленно и твердо произнес:
- Смешная ты, Инга… Вот уйду я' из авиации, а потом остальные, тогда кто станет возить людей по вашим северам? Папа римский? Или как встарь будете на оленьих нартах перемещаться?
- Найдутся, кому жизнь недорога…
- Вот от кого, от кого, а от тебя не ожидал таких слов… - озадаченно покачал он головой. - Прости за пафос, но без неба, я – никто и ничто! Поэтому летать буду до тех пор, пока смогу держать штурвал. Пойми это и запомни. А если не сможешь понять, то… - он сбился, подбирая дальнейшие слова.
- Что, «то», Сереженька? – едва слышно прошептала девушка, не сводя с него напряженно-тревожного взгляда.
- То пусть другой Белый олень торит свою тропу рядом с тобой… - неожиданно жестко произнес он. Инга даже отшатнулась:
- Другого Белого оленя, Сережа, у меня не будет никогда, - ее голос тоже обретал твердость. – Пойми и запомни это… - слово в слово повторила она сказанное им.
- Я запомнил… - трудно вздохнул он.
- Вот и хорошо, любимый, - пересилено улыбнулась девушка сквозь слезы. Чуть помолчала и спросила. – Хочешь, я покормлю тебя, время-то к обеду?
- Очень хочу, - ответно улыбнулся и он. – Я голодный, как те Витимские волки…
- Какие волки, Сережа? – спросил Инга с недоумением.
- Те самые, которые нам спать не давали полночи...
***
Это был один из редких его выходных дней. Сергей стоял возле здания аэровокзала, собираясь поехать в город. Автобус, как всегда, задерживался, и он решил войти внутрь здания. А потом еще долго не мог понять и осознать, для чего прошел в самую глубь зала, где толпились пассажиры, ожидающие посадки на рейс.
Он сделал несколько шагов и остановился, точно подошвы ботинок намертво вмерзли в пол. Облокотившись о круглую массивную колонну, облаченная в красивую серую шубу из натурального меха, перед ним стояла Ольга Гончарова. Сначала он подумал, что ошибся, таким неожиданным и невероятным было это видение, но в следующий миг сердце болезненно сдвоило - ОНА! Впрочем, узнать ее было действительно трудно: от Ольги уже не веяло легкой юностью той беззаботной девочки-студентки, которой помнил ее Сергей. Вся она теперь смотрелась повзрослевшей, черты лица стали строже и женственнее. Отсутствовало в ее облике что-то привычное и дорогое его памяти. Глядя на нее широко раскрытыми глазами, Сергей долго не мог понять – что именно? Потом до него дошло: на Ольгины плечи не падала волна густых светло-каштановых волос, собранные в узел, они были спрятаны под высокую соболью шапку-боя'рку, а на шее… - сердце Сергея заколотилось еще сильнее, на шее Ольги виднелся шарф-вачи, сшитый из беличьих хвостов - все это было когда-то подарено ей Очитухой.
Соединив ладони на снятых черных кожаных перчатках, Ольга стояла одиноко, ее взгляд был направлен на электронное табло, где рубиново светились цифры, обозначающие номера рейсов, время их прилетов и вылетов. И можно было подумать, что молодая пассажирка внимательно изучает расписание. Но, присмотревшись внимательнее, Сергей увидел, в какую глубокую и отрешенную задумчивость погружен взгляд Ольги. А в следующий миг он заметил родинку на ее высокой шее, такую незабываемую, до боли знакомую, и шагнул к ней, расталкивая плечами снующих людей, не сводя глаз с этой родинки, чувствуя, как снова болезненно защемило в груди.
Он остановился перед Ольгой и лишь по какому-то неуловимому движению ее глаз понял, что она тотчас же узнала его, хотя никогда не видела в нарядной форме пилота. Сергей пристально смотрел в ее глаза, и вся масса чувств, которую они выражали в этот миг, была близка и понятна ему.
- Здравствуй, Оля, - тихо произнес он и не узнал своего голоса.
Мгновенно овладев собой, не дав разыграться волнению, она сказала, все же слегка запнувшись:
- Здравствуй… Сережа.
***
- Значит, с учебы летишь? – спросил Сергей, чувствуя, как напряжение постепенно начинает покидать его.
- Да, - кивнула Ольга. – В Хабаровске проходила двухмесячную специализацию по общей хирургии. Да вот задержалась в вашем городе по погодным условиям Иркутска. У нас половина пассажиров летит до него, остальные до Омска.
- Может, в кафе посидим? – предложил Сергей.
- А мы там услышим информацию о рейсе?
- Конечно, это же аэропортовское кафе.
- Тогда я не против, - Ольга шагнула в раскрытую Сергеем дверь.
Они устроились в углу зала за крайним столиком, сделали заказ. Ольга молча осматривала полупустой зал. Официантка принесла кофе и пирожные. Сергей отпил глоток, ощутив, как тепло напитка согревает губы.
- Ты волнуешься? – Ольга кивнула на его чуть подрагивающую руку.
- Немного есть… - не стал скрывать он. – Не сомневаюсь, что и тебе не всё равно.
Она смолчала, а Сергей продолжил:
- А все-таки странно, что мы встретились…
- Ничего странного, простая случайность.
- И в чем же она выражается, эта случайность?
- В том, что впервые за много лет в нашу клинику пришло единственное место для прохождения специализации в Хабаровске и поехать предложили именно мне. Случайность еще в том, что я могла пойти в гостиницу на три-четыре часа, но почему-то осталась в аэровокзале. Но и это еще не все: если бы погода в Иркутске не испортилась, то мы бы пролетели Горноозерск. Понимаешь теперь?
- Согласно диалектике - случайность, это неосознанная необходимость, - проронил он задумчиво. – Значит, нам было необходимо встретиться.
- Пожалуй, - согласилась Ольга, пристально рассматривая его. - Тем более, что этому, оказывается, даже есть научное обоснование… А ты сильно изменился, Сергей. - Вот и шрам появился, как у завзятого бретёра. Откуда он?
- Результат одного маленького авиационного недоразумения…
- Маленькое авиационное недоразумение… - повторила она и понимающе усмехнулась. – Ты никогда не драматизировал ситуацию, я это помню. Но как хирург, вижу, ситуация была из ряда вон…
- Работа у меня такая, Оля…
- Да-а-а, работа, - протянула она. – У меня вот тоже работа, а все никак не могу привыкнуть к боли и страданиям людей. Режу, иной раз, а самой плакать хочется.
- Как твои родители, брат? – постарался сменить тему Сергей.
- У нас все хорошо, слава Богу.
- Что значит – «у нас»? – не понял Сергей. – Вы что, живете в одной квартире двумя семьями?
- Какими двумя семьями? – удивилась в свою очередь Ольга. – О чем ты?
- Погоди… - опешил он. – Ты что же, не вышла замуж?
- Нет, и пока не собираюсь.
- Вот даже как! - обескураженно пробормотал он. – Тогда как понимать тот случай… - он внезапно оборвал вопрос и умолк - яркие картины прошлого чередой проходили перед глазами. Вот Ольга бежит под проливным дождем к беседке в усыпанном желтыми листьями парке… Вот они жарят грибы в березовом лесу неподалеку от учебного аэродрома… Вот темная ночь в степи, золотистые звезды над головой, копна свежескошенного сена… Обжигающие и бесконечные взаимные ласки… Распаленное от выброса адреналина, покорное и зовущее тело девушки, ее слова: «Ничего не бойся, любимый…» А вслед за этим неистовый обоюдный провал в неведомые до этого прекрасные ощущения… И слова Ольги, произнесенные позже: «Я согласна быть твоей невестой, Сергей».
И после всего - столик в кафе, беззаботно-улыбчивая Ольга в нарядном платье и с бокалом коктейля, молодой красавец офицер, его ладонь, по-хозяйски лежавшая на ее изящном запястье…
- О каком случае ты ведешь речь? – голос Ольги вывел Сергея из оцепенения.
- Но ты ведь прекрасно понимаешь, о чем я? - жестко напомнил он. - Давай поговорим, раз уж встретились.
- А надо ли ворошить прошлое? - она выдержала его тяжелый немигающий взгляд.
- Думаю, надо! Для ясности.
- Ты хотел бы узнать о том старшем лейтенанте, верно?
- Верно.
- Что ж, слушай, раз так настаиваешь… - она поставила локти на стол, сцепила в замок узкие пальцы. - Только Бога ради, не подумай, что оправдываюсь или исповедуюсь… С Дмитрием Корсаковым я познакомилась, когда он был назначен к папе в штаб. Это произошло задолго до нашей с тобой встречи. Дмитрий, это сын папиного друга и сослуживца, подполковника Корсакова, он очень рано ушел из жизни. Перед смертью просил папу присмотреть за сыном, который заканчивал военное училище. Вот он и взял его под свое покровительство. И постарался, чтобы как можно дольше не был отправлен по замене в другой военный округ.
- А что, он какой-то особенный кадр? – неприязненно уточнил Сергей.
- Никакой не особенный, просто на его руках осталась больная мать, - невесело пояснила Ольга. - Дмитрий, единственный сын, и как может, ухаживает за ней.
- Вот оно что… - озадаченно произнес Сергей, а Ольга неспешно продолжала:
- По долгу службы и в память о дружбе родителей, Корсакову приходилось бывать у нас дома довольно часто. Папа его ценил, говорил, что этого офицера ждет перспективное будущее. Иногда Дима приглашал меня в кино, в театр, в ресторан… Не помню, чтобы я давала повод, но он почему-то решил, что нравится мне, оказывал знаки внимания. Не скрою, какое-то время я даже увлекалась им, но не более того. Он весьма хорош собой, воспитан, образован, начитан, с ним было интересно. Впрочем, это уже сугубо личное… - Ольга вдруг умолкла.
- А что это был за праздник, который я нарушил? – не без яда спросил Сергей. – Кстати, очень неплохо вы смотрелись: элегантный старлей-пушкарь и его красавица-подруга. Шампанское, коктейль, цветы на столике, свечей только не хватало для полного антуража, но я понимаю – еще был не вечер…
- Это он пригласил меня отметить свой день рождения, - объяснила Ольга и как-то устало поинтересовалась. - Ну что, достаточно вопросов и ответов?
А может, все-таки до конца размотаем этот клубок? - Сергей был непреклонен.
- Это так важно для тебя? – сурово уточнила она и, не дожидаясь ответа, продолжила. – Что ж, изволь… Не знаю, как всё развивалось бы дальше, но в то время папу отправили на учебу в Академию генерального штаба с перспективой стать командующим артиллерией СИБВО. И Дмитрия словно подменили, то и дело он говорил: «Твой отец вернется генералом, гордись, ты будешь уже не полковничья, а генеральская дочка!» И в моей голове как-то сам по себе стал возникать закономерный вопрос: я, Ольга Гончарова нужна старшему лейтенанту Корсакову или генеральская дочка для более быстрого и успешного продвижения по карьерной лестнице?
- И к какому выводу ты больше склонялась? – чуть нервно поинтересовался Сергей.
- Ко второму, пожалуй, - медленно и задумчиво произнесла Ольга. – Что-то внутри меня настойчиво подсказывало: «Дмитрий в целом неплохой человек, но не он главный герой твоей повести, Оля… Не он!» - она умолкла, ее взгляд затуманился. Изрядно затянувшуюся паузу нарушил Сергей:
- Что было потом?
- А потом был холодный дождь, пустынный осенний парк, беседка… И в моей жизни появился курсант летного училища Сергей Романов. И то самое чувство, которое упорно твердило мне, что Корсаков не мой герой, вдруг сказало… нет, завопило, заголосило: «Этот человек ниспослан тебе судьбой, Оля! Ничего не бойся, бери его и отдавай ему себя!»
Без всяких сомнений и колебаний я вдруг согласилась с этим внутренним чувством и твердо сказала себе: «Да, это он! Именно – он!» А уже вскоре всем своим разумом, каждым своим нервом ощутила и поняла, наконец, что такое настоящая любовь…
- Любовь, говоришь, - угрюмо проронил Сергей. - Но, тогда как можно расценивать тот факт, когда другой мужик нагло и безнаказанно лапал тебя своими клешнями?
- Безнаказанно лапал клешнями… Слова-то какие подобрал! Знаешь, я еще тогда подумала – а не в домостроевской ли семье воспитывался мой жених Сережа Романов, если доверительные и чуть фривольные проявления между молодыми людьми, для него – табу! – чуть язвительно изрекла Ольга. - Но хочу, чтобы ты знал: если бы кто-то, когда-то посмел не по моей воле лапать меня, то получил бы такую оплеуху по физиономии, что… - она многозначительно не договорила.
- Выходит, оснований для оплеухи в тот раз не было? – изумился Сергей.
- Разумеется! - убежденно произнесла Ольга. – На подобные мелкие поступки я никогда не обращала внимания. За пазуху и под юбку он же мне не залез рукой, в конце концов… До сих пор не понимаю, почему тот невинный жест так тебя возмутил? Абсолютно не из-за чего – такая гипертрофированная ревность и негативная реакция.
- Х-м, вот, значит, как ты всё истолковываешь… - озадаченно пробормотал Сергей. А Ольга продолжала:
- Раз ты затеял этот разговор, то уж объясни, что тогда так взбесило тебя?
Он долго молчал, уставившись взглядом в стол, потом поднял на нее глаза:
- Сказать могу лишь одно: произойди это сейчас, я бы вел себя совершенно по-иному, уж поверь.
- Значит, ты набрался жизненного опыта за прошедшие два с лишним года? Пересмотрел свое отношение к людям, к жизни.
- Что-то вроде того… - неопределенно кивнул он.
- Это радует! – удовлетворенно сказала Ольга. А Сергей все так же хмуро поинтересовался:
А почему ты никогда не рассказывала про Корсакова?
- Да потому, что нечего рассказывать – всё было настолько легковесно и несерьезно, что я не придавала этому никакого значения - приятельские отношения, только и всего. У меня и в институте имелось немало поклонников, более того, мои руки не только трогали, но и целовали не раз… И если уж на то пошло, то и губы целовали, и влюблялись в меня, и я влюблялась… Или ты хотел, чтобы в свои студенческие времена я не имела подобного опыта? Не сомневаюсь, что и ты не раз влюблялся, Сережа…
- Да, влюблялся, в школьные годы через это прошли все! - жестко подтвердил он. - А позже случилось так, что я влюбился в десантный автомат Калашникова, не сочти это за фетишизм… Да, это просто стреляющая железяка, а не живой человек, но он ни разу не подвел меня на войне. И именно его надежность и верность формировали тогда мой характер, уж прости за пафос! А еще были надежные и верные боевые друзья, многим из них я обязан жизнью… И поэтому, когда полюбил девушку по имени Ольга, понятие «верность» истолковывал несколько по-иному, нежели… нежели кто-то другой, - с его языка едва не сорвалось – «нежели ты». Это как воинская присяга – раз и навсегда!
- Тогда как же быть с тем, что сейчас, спустя годы, ты говоришь, что вел бы себя не так? Или срок присяги уже истёк?
- Срок присяги не истек, - отрицательно качнул головой Сергей. - Но по прошествии времени я многое переосмыслил, избавился от мальчишеского максимализма и теперь не так прямолинейно оцениваю разные ситуации.
- Что ж, это ответ… - медленно и сосредоточенно промолвила она.
Искал я тебя потом, чтобы все выяснить, с Олегом по телефону разговаривал.
- С братом? – удивилась Ольга. – Он ничего не передал, забыл, видно, забегался.
- Добил он меня: сказал, что ты с Корсаковым уехала к его родителям. Я еще подумал: на смотрины невесты, не иначе.
- Брат запамятовал доложить, а вот мама говорила, что ты с ней по телефону общался… - осторожно напомнила Ольга.
- Да, было такое, - подтвердил Сергей. – И вот она-то меня окончательно срубила, под самый корень. Таким тоном разговаривала, аж трубка из руки чуть не выпала. До последней буквы помню ее слова: «Оли нет дома, они… она уехала в другой город и вернется не скоро». Вот это самое «они» и поставило все на свои места. Раз «они уехали», то, о чем еще можно говорить?
- Вот оно что… - только и произнесла Ольга, и потускнев лицом, долго молчала.
- А куда ты все-таки ездила с… этим? – мрачно уточнил Сергей.
- Мать у Дмитрия в очередной раз заболела, вот он и позвал меня с собой. Понятно, что это был предлог лишний раз пообщаться – Корсаков еще долго тешил себя надеждой завоевать мое сердце, но это закончилось ничем.
- Ну хорошо, раз уж я не разобрался, не выяснил все до конца, то почему ты меня не искала?
- Дурацкая женская гордыня не позволила. Да и обиделась на тебя очень, за то, что плохо подумал обо мне. Все надеялась, что первый придешь. Долго верила, что отыщешь меня, письма ждала. Не дождалась… А потом в Ишим уехала, на интернатуру, целый год там пробыла. После вернулась в Омск.
- И с кем ты сейчас? – спросил он и внутренне напрягся, готовясь услышать убийственный ответ.
- Можно сказать – ни с кем, - равнодушно ответила Ольга. – Встречаюсь иногда с одним человеком, но это так, ничего серьезного - театр, кино, музей, изредка ресторан…
- Кто он, тот счастливец?
- Коллега по работе, хирург, прекрасный специалист, хороший человек, но… - она недоговорила.
- Что, «но»? – Сергей выжидательно смотрел на Ольгу.
- Но всё это не то, всё это не моё… - с откровенным разочарованием вымолвила она. И через долгую паузу закончила. – То, что по-настоящему было моим, связано с тобой, Сергей. Такое бывает в жизни единожды и больше не повторяется… - она резко, будто спохватившись, оборвала свой невеселый монолог и спросила. - А как с этим вопросом у тебя?
У Сергея едва не вырвалось мстительное: «В этом плане все О'кей! Меня безумно любит красивая, умная, чистая девушка, а я в свою очередь люблю ее! И очень скоро у нас будет свадьба, даже платье невесты уже приобретено…»
Но вдруг в голове будто бы что-то взорвалось:
«Не смей лгать, Романов! Вот сейчас, в эту минуту, признайся себе, что так сильно, как Ольгу, Ингу ты не смог полюбить! Говорил с ней, а думал об Ольге. Смотрел на Ингу, а видел ту, которая сидит сейчас, напротив. Даже во сне гнался на лыжах за Ингой, а догонял Ольгу. Целовал Ингу, а вспоминал упругость Ольгиных горячих губ… Трогал жгуче-черные волосы таежницы, а руки погружались в нежную волну каштановых волос Ольги Гончаровой… Фиксировал взгляд Инги, а ощущал на себе сильный свет прекрасных карих глаз Ольги, не забытых за время разлуки… Ты подспудно понимал всё это, но почему-то боялся признаться даже себе, а уж тем более, Инге. Но сегодня будто прозрел и убедился, окончательно и бесповоротно, что дальше так продолжаться не может…»
- Ты не ответил на мой вопрос, Сергей? – голос Ольги вернул его в действительность.
- Что тебе сказать? У меня всё примерно так же… - равнодушно изрек он и вдруг подумал:
«Не малодушничай, Романов, не будь трусом! Расскажи про Ингу, расставь все точки над i».
Но что-то неподвластное и невероятно сильное, удержало его от этого шага. В нем вдруг блеснула искра надежды, что всё еще можно вернуть. Ведь Ольга свободна, и она призналась, что самое главное и настоящее что у нее имелось, связано с ним, Сергеем Романовым…
Его беспорядочные, скачущие мысли прервал неожиданный и резкий голос в динамике:
- Внимание! Пассажиров рейса сто третьего, вылетающих до Иркутска и Омска, приглашаем пройти на посадку в самолет.
Ольга порывисто встала.
- Ну вот и все, Сергей, мне пора.
- Подожди, - удержал он ее. – Я не спросил главное.
- Так спрашивай, - она бросила торопливый взгляд на ручные часы.
- Ты рада тому, что мы встретились? Скажи честно.
- Я больше рада тому, что теперь ты знаешь всю правду и не обвиняешь меня… А ведь обвинял?
- Обвинял, да… - признался он. – Прости за это. Я был неправ, не разобрался, наломал дров… Оля, ты должна знать, ничто не изменилось, я люблю тебя…
- Ты горячий человек, Сергей. Все решаешь быстро, в одну секунду, - она подчеркнуто-деловито натягивала перчатки. – А я уже давно не такая. Взрослею, и тоже набираюсь жизненного опыта.
- Только одно скажи: могли бы мы вернуть все… наше… что было? – спазм от волнения перехватил ему горло.
- Видишь, ты снова горячишься, - укоризненно произнесла Ольга. – Прошло столько времени, мы изменились, и я ничего не могу тебе ответить. Побуду одна, подумаю, пришлю тебе письмо.
- Но я хочу услышать сейчас… - снова заговорил он.
- А сейчас ты проводишь меня к самолету, если, конечно, хочешь… - не дала она ему договорить. - И прошу тебя, больше ни слова, давай расстанемся на этот раз по-хорошему… Да, вот еще что - напиши свой адрес, - она достала блокнот и авторучку.
***
Через полчаса, раскатисто грохоча в морозном воздухе могучими турбинами, огромный воздушный лайнер оторвался от взлетной полосы Горноозерского аэропорта и развернулся на запад. Сергей провожал самолет затуманенным взглядом и вдруг ощутил, как щемящая провальная тоска стала медленно заполнять все его существо. Ведь эта, исчезающая в синем небе серебристая птица уносила прочь самое дорогое, что у него было в жизни, уносила безвозвратно, навсегда! Пронзительно и обостренно он вдруг окончательно понял, что лишь ее, Ольгу Гончарову, он любил по-настоящему и продолжает любить.
Но именно в эту минуту перед мысленным взором Сергея проявилось смуглое лицо Инги Поповой и вместе с этим видением вдруг возник жесткий и неотвратимый вопрос к самому себе: зачем, по какой неведомой прихоти, он произносил обнадеживающие девушку слова:
«…У нас все очень хорошо… Мы будем понимать друг дружку всю жизнь… Можешь расценивать это, как предложение руки и сердца…» И благодаря этим высокопарным тирадам, скоропалительному необдуманному решению Инга стала позиционировать его своим женихом.
Он вдруг злорадно поймал себя на словосочетании - «необдуманное решение». Какая чушь! Да разве можно что-то обдумывать, взвешивать все эти пресловутые «за» и «против», если ты – любишь? Когда любишь, то никогда и ничего не просчитываешь, ничего не замечаешь, а бросаешься в любовь очертя голову, как в омут, совершенно не думая о последствиях…
«Слово – не воробей, Романов! – хлестнула очередная мысль. - Ты даже родителям сказал, чтобы готовились к свадьбе… Ты очень много произнес подобных слов, заставив поверить в них самого себя, а главное, простую девушку-таежницу. Поверить настолько, что она даже приобрела свадебное платье, сочтя себя невестой.
Слава Богу, что ты ни разу не признался Инге в любви, всё откладывал, наверное, потому что не ощущал в должной мере это великое чувство. Благодари судьбу, что не было у Инги и у тебя такой же ночи в копне ароматного сена, и не произошло ничего такого, что исправить уже невозможно. Если бы это случилось, то было бы невероятной подлостью рассказывать Ольге про свою пресловутую «присягу верности».
Возьми себя в руки, Серега, мобилизуй всю волю и честно разрули' возникшую ситуацию. Ведь точка возврата[1] еще не пройдена и у тебя есть шанс вернуться на аэродром вылета. В переводе на наземный язык это означает - прекрати лгать себе, а, главное, Инге, оставь девушку в покое. Она - не твоя судьба, пойми это! Да, тебе было хорошо с Ингой, потому что в ней, так непохожей на Ольгу, ты видел, точнее хотел видеть кого-нибудь, кто мог бы хоть как-то ее заменить.
А поэтому поступи по-мужски, расскажи ей все как есть. Она поймет! Обязательно поймет, ибо отдает себе отчет в том, что нельзя начинать совместную жизнь с обмана. Формула: «Сживется – слюбится» в данном случае не применима. Если ты не смог полюбить Ингу, так же как Ольгу, то незачем забор городить, рано или поздно он завалится. И если уж потерял Ольгу по своей врожденной горячности и торопливости, то не уродуй жизнь Инге, оставь ее, так будет и честнее, и порядочнее».
[1] Точка возврата – авиационный термин, подразумевающий определенный ориентир на воздушной трассе, с которого при закрытии по метеоусловиям аэродрома назначения и при отсутствии запасных аэродромов можно благополучно вернуться на аэродром вылета. (Очень часто это понятие называют - «Точка невозврата», что абсолютно неверно).
Продолжение
