Предыдущая глава
- Командир! – голос второго пилота вывел Кедрова из чуткой полудремы.
- Чего тебе? – он недовольно раскрыл глаза.
- Или мне показалось, или…
- Что, или?
- Или на самом деле стрелка тахометра задрожала и отклонилась влево… А потом снова вернулась на место.
- Я хоть и кемарил, но сбоя в работе движка не уловил, - Кедров сладко зевнул, с легкой иронией посмотрел на Сергея.
- При чем здесь сбой, я про указатель оборотов говорю.
- Нет следствия без причины, да и «АШа»[1] всегда предупреждает об отказе: то тряхнёт, то стрельнёт… - Андрей устало откинулся затылком на заголовник. – Ты покрути, а я еще малость доберу, сморило меня что-то… Курс двадцать не меняй, выходи на поворотный.
- Понял, - Сергей пристыженно чертыхнулся про себя: «Померещилось, блин!» И в это время двигатель так громко выстрелил в патрубки выхлопом, что пилот, подскочив от неожиданности, едва не ударился головой о фонарь.
- В чем дело..? – начал было он, и в это время двигатель замолчал. Кровь горячей волной ударила в голову. С мгновенно побледневшим лицом Сергей резко отдал штурвал от себя, помня наставление по лётной эксплуатации: «…Первое действие при отказе двигателя – обеспечение самолета поступательной скоростью».
- Правильно, но не так грубо! – Кедров придержал штурвал. – Держи вертикальную два метра, я попробую запустить! Всем пристегнуться! - коротко обернувшись, крикнул он в салон.
Включив тумблер запуска и качнув пару раз рычагом газа, Кедров запустил двигатель с первой попытки. Взревев, тот вышел на заданные обороты.
- И что это было? – Андрей с недоумением посмотрел на второго пилота.
- Н-не знаю, командир…
- Обороты снова падали, или ты не заметил?
- Не заметил.
- Ситуация, мать твою растак!
- Что надо делать?
- Лететь, что еще делать! Я буду пилотировать, а ты глаз не спускай с тахометра, - Кедров положил руки на штурвал.
Они пролетели несколько минут, когда Сергей заметил, что стрелка прибора снова задрожала.
- Командир! – Сергей толкнул Кедрова в бок. – Снова дергается.
- Теперь и сам вижу. Приготовься, сейчас застреляет.
И действительно, двигатель снова беспорядочно затрясся, длинные черно-оранжевые языки пламени вырвались из-под капота, жадно облизали остекление кабины. Не сговариваясь, как по команде, пилоты отпрянули от лобового стекла, рефлекторно вжали головы в плечи. Обоим показалось, что лицо на мгновение опалило шипящим факелом горящего бензина. И вслед за этим резкое падение тяги, еще более сильная тряска двигателя, пушечный грохот обратного выхлопа. А под самолетом таежные горы с вертикальными и плоскими гранитными останцами на вершинах – сесть нельзя! И выключить горящий мотор тоже нельзя, потому что надо перелететь через проклятые скалы, расставленные природой именно в этом месте. Хлопнув еще два-три раза, мотор затих, только клекотал авторотирующий[2] воздушный винт.
- Качай альвейером, запускаем аварийно! – пилотируя левой рукой падающую машину, Кедров снова нажал на тумблер. Сергей сбросил привязные ремни и сполз с кресла. Упав на колени перед топливным насосом-альвейером, принялся энергично качать его рычаг.
- Не так резко, диафрагму порвешь! – сказал Кедров. Повинуясь приказу, Сергей стал качать медленнее и ритмичнее, весь превратившись в слух и ожидая, когда заработает двигатель. Высота падала стремительно и неуклонно. Самолет снизился метров на двести, когда Кедров запустил мотор во второй раз.
- Командир, чего он так стреляет? – бледный Сергей смотрел непонимающими глазами.
- Хрен его знает… Смесь переобогащается и догорает в выхлопном коллекторе. Скорее всего, «ВАК»[3] сдох. Достань карту, как можно точнее определи наше место! - потребовал Кедров. – Здесь сесть негде, будем тянуть на Витим. Это единственный шанс. Прикинь расстояние до него.
- Есть! - Сергей торопливо рыскал глазами по планшету, отыскав нужный район, доложил. – Командир, до Витима сорок километров или чуть меньше. Наше место: район гольца Тукчуко'.
- Аварийный доклад в эфир, быстро!
Сергей нажал на кнопку КВ-радиостанции, стараясь скрыть волнение в голосе, монотонно заговорил:
- «Мэйдей», «Мэйдей», «Мэйдей»[4], я тридцать два сто, я тридцать два сто, я тридцать два сто!
- Тридцать два сто, я сорок семь двести шесть, слушаю вас! – тотчас же раздался в наушниках торопливый встревоженный голос.
- Я тридцать два сто, докладываю: пожар двигателя, падение мощности, высота две семьсот. На борту четырнадцать человек. Мое место: район гольца Тукчуко, горизонтальный полет невозможен, иду со снижением на вынужденную с курсом девяносто на реку Витим. Удаление – сорок.
- Тридцать два сто, вас понял, передаю радиограмму «Горноозерск-контролю», - и через несколько секунд. – Горноозерск принял ваше сообщение, ждет доклад об итоге вынужденной посадки. Держитесь, ребята, удачи вам!
- Спасибо, борт! – Сергей отпустил кнопку, глянул на Кедрова. Тот в ответ лишь молча кивнул.
Двигатель остановился в третий раз, и чтобы запустить его, теперь понадобилось полминуты. Высота падала стремительно, и каждый километр, приближающий самолет к спасительному руслу реки, «съедал» очередную сотню метров драгоценной высоты. Скалы, наконец, закончились, уступив место черной, застывшей в лютом холоде непролазной тайге. Применяя свою отточенную технику пилотирования, командир с трудом удерживал машину от срыва в штопор из-за потери скорости. Мотор трясся, работал с перебоями, с частыми выстрелами в выхлопные патрубки. В силу своего огромного летного опыта Кедров очень точно представлял себе сложившуюся ситуацию. Она была двойственной: лететь на самолете с трясущимся двигателем категорически нельзя: установленный на четырех узлах мотора'мы, он мог разрушить их и оторваться. Тогда, неминуемая смерть – самолеты без моторов не летают. Вторая ситуация была не лучше: если выключить двигатель, во избежание первой ситуации, то, оставшись без тяги, утратится возможность долететь до подходящей площадки. Вдруг вспомнилось Грибовское: «Потянулась рука вырубить мотор, подумай, а не дурак ли я?» А значит… А значит – надо продолжать полет, а там будь как будет…
Андрей скосил глаза на второго пилота.
«Серегу пошлю в салон, пусть откроет перед посадкой люк, после деформации его не вышибешь и кувалдой. Если он спасется, то спасет и остальных, хоть побитые, да выберутся из самолета. Но это – потом. А пока есть хоть какая-то тяга тянуть и тянуть до Витима! Но и там придется садиться не в идеальных условиях, русло наверняка занесено глубоким снегом, и капота'ж самолета, скорее всего, неизбежен… Вот если бы стояли лыжные шасси, тогда…
Итак, перед посадкой нужно создать предельно заднюю центровку, чтобы утяжелить хвост самолета и тем самым свести до минимума капотирующий момент. Для этого: второго пилота и нескольких пассажиров переместить к пятнадцатому шпангоуту, но это при условии, что движок будет хоть как-то тянуть. Если встанет, то посылать людей в хвост – самоубийство. Машина свалится в плоский штопор и не хватит никаких рулей, чтобы удержать ее».
Вскоре Кедров увидел широкое русло реки. Он бросил взгляд на высотомер, прибор показывал четыреста метров. Хватит ли их? Неужели самолет не дотянет и придется садиться на лес? В условиях холодной зимы для получивших при посадке травмы, это почти запрограммированная смерть. Помощи здесь ждать не от кого. Поэтому, надо дойти вон до той излучины реки, спасти машину и пассажиров. Дотянуть, слыша дружный вой перепуганных людей за спиной и чудовищным напряжением воли превозмогая собственный страх. «Антон» беспомощно хлопал задыхающимся двигателем, и в такт его выхлопам, Андрей умолял, словно самолет мог его услышать: «Дотяни, дотяни, друг!»
Сергей глянул на командира. Его лицо было напряженным и решительным. Большие сильные руки закаменели на рукоятках штурвала, во всей его позе, в его поведении, не было заметно и тени страха или растерянности. За бортом самолета мелькали заиндевевшие от мороза деревья. Они проносились совсем близко, и Сергею стало не по себе. Он вдруг представил, как все произойдет: машина ударится об их вершины и, кувыркаясь, разваливаясь на части, проломает в тайге длинную просеку.
Высота была сто метров, и до столкновения со стеной высоких прибрежных деревьев оставалось буквально несколько секунд, когда Кедров, сосредоточенно наморщив лоб и закусив нижнюю губу, осторожно довернул самолет по диагонали к стене леса, чтобы избежать лобового удара. Скорость была потеряна до минимальной, и чтобы пилотировать машину, командиру приходилось делать большие движения штурвалом, не давая «Антону» свалиться на крыло. Стена деревьев надвигалась неотвратимо, Сергей, внутренне похолодев, закрыл глаза: «Все!» Но тут же, сделав над собой неимоверное усилие, снова открыл их и тут же услышал команду Кедрова:
- Серега! Быстро к пятнадцатому шпангоуту! Надо открыть люк и создать предельно заднюю центровку!
- Есть! - Сергей выскочил из кабины. Зрение лихорадочно отсекло молодую женщину, судорожно прижимающую к себе грудного ребенка. Ее соседка закрыла от страха лицо ладонями. Бледные, перепуганные лица, некоторые залиты слезами. Кто-то крестился. Пробегая по салону, успел крикнуть пассажирам, смотревшим на него с ужасом.
- Упритесь ногами в пол, держитесь за поручни! Ты, ты, и ты – за мной! – он схватил за рукава двоих мужчин, толкнул к хвосту самолета. Третий бросился туда же самостоятельно. Тесно сгрудились у пятнадцатого шпангоута-переборки.
Используя последний вздох мотора, Кедров приподнял нос самолета и словно перевалил его через вершины деревьев. Чиркнув по ним колесами, «Антон» рухнул на неровный пологий заберег и, грохоча по нему, как по стиральной доске, поднимая облако снежной пыли, вылетел на русло реки. Пробежав с полсотни метров, самолет наткнулся на снежный заструг и пошел было на нос, но вдруг остановился – сработала предельно-задняя центровка.
И сразу же наступила оглушающая тишина, только едва слышно потрескивал остывающий двигатель, да тихонько урчали гироскопы авиагоризонтов, завершая свой стремительный бег.
Откинувшись на спинку кресла, Кедров сидел с закрытыми глазами. Его подрагивающие руки продолжали сжимать полностью взятый на себя штурвал.
- Все, Серёга, живы! – облегченно прохрипел он.
***
Теперь, когда смерть в воздухе миновала, надо было спасаться от нее на земле. Шансов и здесь было немного. Кедров с минуту смотрел затуманенным взором на указатель температуры наружного воздуха, стрелка показывала минус тридцать семь градусов. Через пару часов стемнеет, и тогда она понизится еще больше. А на борту двенадцать пассажиров, из них пять женщин, двое детей младшего школьного возраста и один грудной ребенок. Он, командир воздушного судна, Андрей Кедров, которому эти люди доверили свои жизни, нес ответственность за них. Хорошо, что нет раненых, трое не пристегнутых мужчин и второй пилот, обеспечившие заднюю центровку и получившие ушибы после грубого приземления – не в счет, могло быть гораздо хуже. Да, вынужденная посадка закончилась благополучно, все остались живы. Но это слабое утешение, впереди было самое сложное. Прежде всего, требовалось обеспечить людей теплом, зимняя ночь бесконечно длинна, и ее надо как-то преодолеть. Завтра будет виднее, что делать, а сейчас немедленно вводить в дело режим выживания.
- Товарищи, прошу внимания! - командир встал в узком проеме пилотской кабины, обвел пассажирский салон суровым взглядом и немного помолчал, чтобы придать своим словам больше веса. Люди смотрели на своего спасителя во все глаза, стояла гробовая тишина, даже ребенок притих, притиснутый молодой матерью к груди. – Мы остались в живых при пожаре в воздухе, но теперь можем погибнуть от холода на земле, за бортом минус тридцать семь и температура будет только понижаться. Согласно инструкциям, командир самолета после посадки вне аэродрома считается руководителем, пассажиры должны ему неукоснительно подчиняться. Поэтому слушайте мой приказ: женщины и дети остаются в салоне, в течение получаса в нем еще будет плюсовая температура. Всем остальным забрать свои вещи и немедленно покинуть машину. Лагерь разобьем в лесу. Первая задача: заготовка дров, максимум через час мы должны обеспечить себя теплом.
- А потом, что? – промокая слезы платком, спросила пожилая пассажирка. – Сколько нам здесь придется находиться?
- Думаю, до середины завтрашнего дня. Координаты вынужденной посадки мы сообщили, с рассветом нас будут искать. А пока нужно продержаться, – Кедров повернулся к Сергею, зажимавшему ладонью кровоточащий рубец на лице – во время жесткого приземления его швырнуло на один из стрингеров фюзеляжа.
- Второму пилоту забрать НАЗ[5] и «Комар»[6] а вам, - он указал рукой на коренастого мужчину, - взять моторный чехол, его мы применим для укрытия. Самолет покинуть как можно быстрее, чтобы максимально сохранить тепло. Вперед, товарищи!
Пробивая в глубоком рыхлом снегу тропу, пятеро двинулись к лесу. Идущий впереди маленького отряда Кедров на минуту остановился, внимательно осмотрелся. Потом снова зашагал, круто забирая вправо. Сергей, тащивший увесистый квадратный металлический ящик с аварийным имуществом, понял мысль командира. Кедров направлялся к груде бурелома, где в беспорядке лежали поваленные ветром старые деревья. Людям, не имеющим ни пилы, ни топора, это было весьма кстати.
Через четверть часа добрались до нужного места, бегло осмотрелись. Все были разгорячены ходьбой по девственной снежной целине, но вместе с тем начинали ощущать действие мороза – прихватывало носы, покалывало ледяными иглами щеки. Проваливаясь унтами в снег, Кедров подошел к поваленной лиственнице, ее толстый ствол мог послужить удобным сиденьем.
- Табориться будем здесь, - скомандовал он и повернулся к мужчине, тащившему моторный чехол. – Как тебя зовут, дружище?
- Егор, - отозвался тот, тяжело переводя дыхание – ноша была тяжела.
- Значит так, Егор, тебе и твоим землякам поручается заготовка дров. Их должно быть много, очень много… Зимовать нам здесь придется не менее суток, так что…
- Ничо не надо разобъяснять, командир, сами с усами, выросли и живем в тайге, - с этими словами он коротко глянул на двоих попутчиков. – Василий, Николай, а ну-ка взялись.
- Действуйте, мужики, - кивнул Андрей и обратился к Сергею, прижимавшему к разбитому лицу горсть снега. – Как себя чувствуешь, помощник, работать можешь, нет?
- Вполне, - тот отнял ладонь от щеки, кровотечение почти остановилось.
- Да, расшибло тебе мордаху, смотреть нет сил, - угрюмо оценил состояние второго пилота Кедров. – Но ничего, до свадьбы заживет, с такими шрамами, как у гусара-дуэлянта, Инга тебя еще сильнее любить станет. Главное, что живой… А раз живой, то давай-ка помогай мне.
- Что надо делать, командир?
- Первое: наломай веток, сделай веник и смети снег с листвянки, на ней мы будем сидеть, а потом запали костер под этим вы'воротнем, - он кивнул на огромный, в два человеческих роста, звездообразный корень. – Данная махина будет шая'ть[7] часов пять, как минимум.
- Понял, - Сергей еще раз приложил снег к ране, подержал пару минут, и принялся за дело. Кедров, тем временем, отыскал длинную, толщиной в руку, жердь, горизонтально пристроил ее на развилках двух берез, удачно расположенных в трех метрах одна от другой. На жердь накинул один край стеганого утепленного чехла, сверху придавил его кромку более тяжелой жердью. Затем развернул чехол по всей ширине, нижний край прижал еще одной жердью, после этого нагреб ногами снега.
Получилась наклонная стена, площадью примерно в два-три квадратных метра. Раздувая огонь, Сергей исподволь наблюдал за действиями командира. Спросил, чуть удивленно:
- Зачем эта загородка, ветра же нет?
- Учись, пока ум задаром продают! - наставительно пояснил Кедров. – Тут не в ветре дело. Смотри как все классно получается: сидеть будем на валежине, за спиной будет эта ограда, впереди костер, а от него – застой тепла. Вот тебе и беседка со всеми таежными удобствами. Сейчас я еще с боков сосенок понаставлю, получится что-то вроде ковша. В нем и будем коротать время. Усек?
- Усек, - сказал Сергей. - Костер горит, командир, что делать дальше?
- А дальше вот что: пока мужики таскают дрова, я пойду за остальными пассажирами. Они уже, поди, напрочь околели, сидючи в «Антоне». К нашему приходу чтобы было готово ведро чая, будем отогревать женщин и детей, да и сами попьем. Так что действуй, - Кедров окинул хозяйским взглядом табор и направился к самолету.
Сергей уселся на ствол листвянки, принялся раскрывать квадратный контейнер, выполненный из толстой жести. Длиной около метра и с шириной бортов по тридцать сантиметров, он был спаян из двух половин: длинной и короткой. Длинная являлась ведром, короткая - кастрюлей. Пилот с усилием потянул за кольцо соединительной ленты, она легко оторвалась и контейнер распался на две части. Первым предметом, который извлек Сергей, было одноствольное ружье двадцатого калибра. Он присоединил ствол к прикладу, прищелкнул цевьё. Достал из контейнера пачку патронов, мимолетно подумал: «Десять дробовых к ружью и тридцать два патрона к двум пистолетам «Макарова» – на первое время хватит. Можно и зверя, и птицу добыть».
Сергей достал из жестяного короба остальное содержимое: три банки тушенки, столько же сгущенного молока, увесистую упаковку галет, пакет карамели, соль, сахар, медицинскую укладку, спички-антиветер, квадратную банку бекона, несколько нарядных шоколадок, спрессованную плитку чая. С самого дна извлек проволочную дужку для котелка и набор пластмассовой посуды. Все это разложил по широкому, начинающему согреваться от действия костра, бревну. Затем достал из карманчика «ползунков»[8] спецнож пилота с лезвием-пилой и шилом, пробил два отверстия в ведре и прицепил к нему дужку. Осталось наполнить ведро снегом и повесить на тагане над костром. Это было проделано за несколько минут. Сергей накатал снежных колобов и подбрасывал их в котел, пока тот не наполнился до краев. Заслышав голоса, посмотрел в сторону самолета, сиротливо стоявшего на льду реки. От него тянулась цепочка людей, держа на руках ребенка-грудничка, замыкал короткий строй Кедров.
«Вовремя», - подумал Сергей, наблюдая, как в ведре начинает закипать вода. Трое мужчин, тем временем, натаскали уже огромную кучу дров, подсели к костру перекурить. Подошел Кедров, передав матери ребенка, холодным взглядом оценил их работу:
- Отдыхаем, мужики?
- А чо нам, малярам, день работа'м, два гуля'м… - улыбчиво ответил за всех бородатый Егор. Как и большинство коренных забайкальцев-селян, он говорил на том, особенном языке, когда в словах съедаются глагольные окончания.
- Считаете, что этого запаса нам хватит? – мрачно поинтересовался Кедров.
- Да ты чо, командир? - искренне удивился Николай. Сняв шапку, он отер рукавом вспотевший лоб. – Здесь часа на три, не больше…
- Щас курнём малеха, да ишшо натаска'м столь жа, - поддержал его Василий. - Стемня'т, дак шибко-то по чашшэ' не полазишь, глазья можно на сучьях развесить, бурело'мишша - спасу нет! Вы, летуны, давайте-ка подмогните, а то нам втроем не осилить…
- Что не осилить? – все как же строго уточнил Кедров.
- Да там, малость пода'ле, три добря'чих сосенки лежат, - Василий указал рукой в сторону густого бурелома. – Надо бы их приташшить да ишшо одним костром пережечь напополам. А потом звезду выложить.
- Какую-такую звезду?
- Мы так таежный костер называ'м, - пояснил мужчина. – Горит медленно, а жару много. И дров надолго хвата'т.
- Добро, - кивнул Андрей. – Тогда двинули, мужики! – и обращаясь к одной из взрослых женщин, спросил. – Вас как звать-величать, уважаемая?
- Татьяна Степановна, - ответила та, вопросительно глядя на командира.
- Очень приятно, а меня, Андрей Васильевич, - Кедров даже чуть поклонился. – Поручаю вам руководство кухней, вы, надеюсь, не против?
- Разумеется, нет, - согласно кивнула она. – Организую все, как надо.
- Вот и действуйте. Продукты распределите так, чтобы хватило на максимально долгое время. Еще неизвестно, как все будет дальше.
- А мы еще и свои припасы достанем, - сказала Татьяна Степановна. – Ведь каждый в дорогу что-то брал. А накрыть стол мне девушки помогут.
- Прекрасно, - подытожил командир. – Отогревайтесь, кушайте, мужчины поедят позже, все равно на всех посуды не хватит. И вот еще что: от лагеря – ни на шаг!
- Как, ни на шаг? А если нам… Ну, это… сами понимаете… - спросила одна из пассажирок и стеснительно опустила глаза.
- А если - «ну это»… - подчеркнуто изрек командир и указал при этом рукой, – то не дальше, чем за вот этим соснячком, он как раз густой… И делать всё как можно быстрее – мороз свое дело знает, и глазом моргнуть не успеете, как прихватит за что-нибудь… И еще: отходить от костра не менее, чем вдвоем. Все всё поняли? – он окинул взглядом столпившихся у костра женщин и детей.
- Все, - ответила задавшая вопрос молодая пассажирка.
***
Черное, усеянное звездами небо, распростерлось над уснувшей, засыпанной снегами тайгой. Ущербный месяц косорото и ехидно скалился с высоты, словно бы насмехаясь над горсткой людей, тесно сгрудившихся у костра – крошечного источника живительного тепла. Иссякни оно хотя бы на полчаса, в дело тотчас же вступит сумасшедший мороз, обнимет с ног до головы своими ледяными объятиями, скует в венах кровь. От него не скроешься нигде, от него нет спасения. И тогда – неминуемая смерть, сладкая, призывающая заснуть, чтобы уже никогда не проснуться.
Несколько лиственниц, звездообразно уложенных друг к дружке толстыми комлями, горели медленным ровным пламенем, осыпались золотыми угольями на оттаявшую большим овалом землю. Метрах в трех от него исходил жаром огромный корень-выворотень. Совместное горение двух костров создавало взаимную конвекцию тепла, которое задерживалось стеной из простеганного утепленного моторного чехла. По бокам выходу тепла препятствовали своеобразные стены, плотно составленные из сучьев и мелкого валежника. И все, казалось, было неплохо, но Кедрова тревожило главное - дрова. Несмотря на экономичное расходование, их запас таял на глазах.
- Серега, сколько времени? – спросил он. – Мои часы что-то встали.
- Двадцать сорок пять, - глянул тот на циферблат.
- Ч-черт! А я думал, что уже по крайней мере двадцать три.
- Если бы… - тускло обронил Сергей. К ночи ему стало хуже, опухла правая часть лица, саднили рассеченная бровь и лоб, болела голова.
Расположившись на толстом бревне, люди сидели молча, тесно прижавшись друг к другу – так было теплее. Время от времени тот или иной человек поднимался и поворачивался к костру спиной. Когда передняя часть тела находилась в относительном тепле, задняя замерзала, лютый холод проникал под одежду, леденил ноги, хотя пассажиры-северяне были одеты по-сезону. Каждый из них понимал, что все, что можно было сделать – сделано, и теперь только остается ждать рассвета и вместе с ним помощи. Нарушил тишину ребенок, пискнул тоненько и жалко. Мать расстегнула шубу и кофту, приложила мальца к груди.
- Как зовут нашего героя? – просветленно спросил Кедров. – В суете так и не познакомились.
- Ваня, - теплая улыбка скользнула по губам молодой матери.
- Ну, а вас – Ирина, ведь так?
Вместо ответа она молча кивнула.
Крутым кипятком снова забурлил квадратный котелок. Кедров снял его с тагана, бросил щепотку чая, помешал воду веточкой. Обвел взглядом людей.
- Давайте-ка еще по кружечке, зимовщики, всё теплее будет… Да и перекусить не помешает. Татьяна Степановна, организуйте всем по бутерброду.
- Хорошо, товарищ командир, - женщина поднялась с дерева.
- Я помогу, - встал и Егор. – Банки открывать не надо, оне ишшо сгодятся, - с этими словами он извлек из своего рюкзака большой сверток. – Щас я вам копченого медвежьего сала нарежу, вкуснятина, спасу нет. Сыну-студенту в город вез, да вот не довез… Не пробовали, поди?
Вдвоем, они соорудили бутерброды, раздали их в протянутые руки. Кому-то достался кусочек хлеба, кому-то твердая галета из аварийного пайка. Сало действительно было изумительным, буквально таяло во рту. Кедров доел свою долю, зачерпнул кружкой полчашки чая, запил. Потом взглянул на Егора, сказал, придав голосу твердость:
- Женщинам и детям надо выделить еще по бутербродику, а мы, мужики, будем считать, что наелись...
Тем временем закончил свой поздний ужин и грудничок. Мать прикрыла ему лицо углом теплого одеяла, стала убаюкивать.
- Умаялась ты с ним, Иринка, - сказала одна из молодых женщин. – Давай Ваньку мне, я его укачаю.
Приняв ребенка, встала и принялась ходить перед костром вперед-назад. Мальчишка, будто бы осознавая всю драматичность сложившегося положения, не капризничал и вскоре заснул. Глядя на это, Кедров невесело размышлял: «Все пока вроде ничего… Есть тепло, есть продукты, есть снег, и соответственно – вода. Жить можно. Но ведь рано или поздно люди захотят спать, и первыми это будут дети, они уже и сейчас зевают во весь рот, на глазах становятся вялыми, сонными. Как быть? Как заставить их спать сидя? Впереди целая ночь, рассветет не раньше, чем в девять часов, а это больше полсуток на морозе, в снегу… Ведь неизвестно, когда придет спасение, и придет ли оно вообще в ближайшее время? Случись морозный туман с вертикальной и горизонтальной видимостью в сотню метров – никто нас здесь не отыщет. А если все же прилетит на аварийный сигнал радиомаяка, то не сможет сесть даже вертолет, о самолете и говорить не приходится… А значит, не исключена возможность того, что придется провести здесь не один день. Как же быть? Как? Ты должен что-то придумать, командир: все эти люди доверили тебе свои жизни, и ты в ответе за каждого…»
Невеселые мысли Андрея прервал неожиданный выстрел, прозвучавший где-то далеко. Он ударил так неожиданно и раскатисто, что многие повскакивали со своих мест и стали озираться. А вскоре грохнул еще один выстрел, но теперь уже в другой стороне – гулкое эхо разнеслось по тайге. Вслед за вторым выстрелом ударил третий, и снова в другом месте. Впечатление было такое, что некая группа людей движется кольцом, охватывая поисковым рейдом огромный участок тайги.
- Нас ищут! – радостно и возбужденно завопил один из мальчишек. С него, как и с других, сон словно рукой сняли. – Ура-а-а, нас нашли!
- Слава тебе Господи… - истово перекрестилась пожилая женщина. – Не дал замерзнуть заживо! Век будем помнить тебя, Иисусе… - ее мольбу прервал очередной выстрел. Люди напряженно всматривались в кромешную темень, некоторые, чутко вслушиваясь, обнажили уши. Лишь Егор сидел молча, никак не реагируя на происходящее, курил. Понуро опустив головы, точно так же вели себя и Николай с Василием.
- Что это, Егор Степаныч? – спросил у него кто-то из женщин. – Стреляют, а к нам не идут?
- А никто и не собирался идтить… - надтреснутым голосом произнес тот, отбрасывая в сторону окурок. – Это мороз листвянки от комля до вершины рвет навдо'ль… - и, коротко глянув на Кедрова, хмуро буркнул. – Под полтинник прет, командир, худо дело, однако…
- Я это вижу, - хмуро отозвался тот.
Пассажиры с растерянностью и надеждой смотрели на него.
- Что будем делать, Андрей Васильевич? – спросил кто-то.
- Что делали и до этого, - взгляд командира был свинцов. – Выживать! Сейчас никто не сможет нам помочь, нужно продержаться до рассвета, а там прилетит вертолет.
- А он правда прилетит, дядя Андрей? – спросил тот самый мальчишка, который пять минут назад неистово ликовал.
-Даже не сомневайся в этом, Виталик, - заверил Кедров. – Поисково-спасательная служба у нас налажена отлично.
***
Первым не выдержал все тот же Виталик. С плотно закрытыми глазами сполз с бревна, свалился под ноги дремлющей матери. Приподняв его обмякшее тело, та снова усадила сына рядом с собой, а соседка подперла его своим плечом. Не помогло, через несколько минут мальчишка снова оказался на земле. А вскоре то же самое произошло и с его ровесником Димкой. Упал на бок, и сладко почмокав губами, затих. И его молодая мать, не в силах больше сидеть, вдруг обессилено поникла рядом с сыном. А потом еще две женщины стали клониться головами. Мужчины, сами предельно уставшие, с трудом поднимали людей, возвращали на место, но через десять-пятнадцать минут все начинало повторяться.
Кедров, глядя на все это, вдруг зримо представил, как всё может произойти: во второй половине ночи непомерная усталость сделает свое дело, и уже никаких сил не хватит на то, чтобы заставить людей не спать. Он и сам огромным усилием воли боролся со сном, понимал, стоит только дать слабину и все будет кончено. Погаснет не поддерживаемый никем костер и дикий мороз мгновенно вступит в свои права. Наступит тот самый сон-смерть, о котором так много рассказано и написано: погруженные в сладкую теплую негу, люди заледенеют один за другим. Надо было срочно искать выход из этой драматичной ситуации, принимать какое-то решение. Но какое? Что можно сделать здесь, в занесенной снегами северной тайге?
Кедров повернулся ко второму пилоту, сонно притулившемуся к его плечу, просил уже в который раз:
- Сережа, сколько времени?
- Ноль тридцать, - прогоняя тяжелую дремоту, ответил тот.
- Припомни, когда ты развел костер?
- Примерно в шестнадцать.
- Выходит, он горит уже более восьми часов… - рассуждающе проговорил Кедров и крепко потер переносицу.
- Да, где-то так… - вяло подтвердил Сергей. Потом вдруг поднял голову и удивленно воззрился на командира. – Ты хочешь сказать, что…
- Именно это я и хочу сказать! – негромко, словно боясь спугнуть неожиданную мысль, подтвердил Андрей. – Земля ведь прогрелась за это время… - и еще более убежденно повторил. – Она не просто прогрелась, она раскалилась! И тепло сохранится надолго.
- Дело толкуешь, командир, – подключился к разговору Егор. – Надо токо один костер расташшить, а другой мале'ха сместить…
- Мы так и сделаем, - Кедров решительно поднялся. – За дело мужики! Двое занимаются кострами, остальные ломают ветки, их надо заготовить много.
Андрей включил фонарик, посветил в темноту. Узко сфокусированный луч осветил плотную кучку молодых сосен. Накинулись на них с остервенением, словно штурмовали опорный пункт врага. Заледеневшие на морозе мохнатые сосновые лапы ломались как спички. Работа немного разогрела людей: одни заготавливали ветки, другие охапками таскали их к табору, сваливали в кучу.
Через полчаса все было готово: один костер сместили влево, вновь выложив «звезду», второй загасили и тщательно зачистили то место, где он горел. Кедров бросил на землю пригоршню снега, он тотчас же испарился. От земли шел нестерпимый жар.
- Надо малость подождать, - посоветовал Николай, - а пока чаёк заварганим.
Через непродолжительное время на прогретое костром место набросали толстый слой сосновых лап. Оттаивая, они запарили, вокруг разнесся аромат сосновой хвои и смолы. Кедров положил ладони на ветки, из-под них неудержимым потоком шло животворное тепло. Он повернулся к женщинам, следившим за ним с напряженным вниманием, промолвил вполголоса:
- Можете укладываться. Лежать надо на левом или правом боку, и время от времени поворачиваться спиной или грудью к костру. Главное, не забывайте крутить детей. Тепла хватит надолго, а когда земля начнет остывать, повторим все сначала. Мы с Егором дежурим, через два часа нас сменят Василий и Николай. Всем отбой!
- А когда буду дежурить я? – спросил Сергей.
-Ты от этого освобожден, - тоном, не допускающим возражения, произнес Кедров. – Травмированных задействовать пока не будем.
- Но, командир… - попытался возразит второй пилот.
- Я сказал «пока»! – безапелляционно подтвердил свои слова Кедров.
***
Прошло несколько бесконечных томительных часов. Остывающий участок земли сменили еще раз, переместив костер на старое место. Перестлали и ветки, заменив высушенные свежими. Мужчины сменились на дежурстве по второму циклу. Ночь близилась к завершению, часы показывали пять утра. Какой-то посторонний звук, протяжный и долгий, вдруг донесся издалека. Поначалу на него не обратили внимание. Но когда он повторился, люди встревоженно завертели головами, некоторые встали. А звук все усиливался и, казалось, приближался. Затем ему стал вторить другой звук, но более низкого тембра, сопровождаемый какой-то вибрирующей хрипотцой. К этим звукам стали присоединяться другие, в них стало прослушиваться ворчание, даже какое-то хныканье и визг. А вскоре вся окружающая местность заполнилась какофонией этих неприятных, даже страшных звуков, от которых становилось не по себе. Отражаясь от склонов распадков, гулкое эхо вторило этим жутким воплям.
- Что это? – испуганно спросила одна из женщин, с трудом поднимаясь с веток. Сергей вспомнил, это именно она истово молилась при аварийной посадке.
- Волки, - надтреснутым голосом мрачно пояснил Егор. – Нас зачуяли, теперь не отстанут.
- Боже, а как же нам быть? – всплеснула руками она. Заслышав этот разговор, встало еще несколько. Смотрели на мужчин выжидательно, с ужасом в глазах, вздрагивали от страха. Лишь дети продолжали безмятежно спать, скрючившись в три погибели.
- Да вы не бойтеся шибко-то, - продолжил Егор. – К огню волковьё никогда не подойдет. Хотя, конешно, быва'т всякое…
- Может пальнуть раз-другой? – спросил Кедров, тревожно всматриваясь в кромешную темноту и замедленным движением расстегивая кобуру пистолета.
- И токо зазря патронья стратишь… - угрюмо усмехнулся Николай. – Волка энтим шибко-то не напуга'шь, деревья вон тожа стреляют, а толку? Костер надо бы пошибчее распалить, да дров маловато.
- Дров натаскаем! – решительно возразил Кедров. – А ну, мужики!
Дружно подбросили с внешней стороны несколько толстых сучьев, подживили «звезду», рыжее пламя взметнулось ввысь, полетели искры. А волчий вой, тем временем, перерос в хоровой, сменяющийся то тявканьем, то визгом, то отрывистым взлаиванием.
- Я слышал, это они на луну так реагируют, – напряженно всматриваясь в темноту, сказал Сергей.
- А ее и нет путём, луны-то, - знающе произнес Егор. – Токо-токо нарождается… Да и сказки все это, оне воют и када луны вообче нету, и када она полная, да и белым днем мы ихний вой не раз слыхали… Дело тут в другом: волкота воет, когда добычу надыбала. Сообща'т своим об энтом, зовет всю стаю, штоба подкормиться…
- Это что же получается: в качестве волчьего корма сейчас выступаем мы? – одна из женщин смотрела на охотника расширенными глазами. Ее неудержимо трясло, то ли от холода, то ли от дикого ужаса.
- Всё, хорош панику разводить! – Кедров не снимал ладони с пистолетной кобуры. И этот жест можно было истолковывать по-разному. – Сергей, где ружье?
- Вот оно, - отозвался тот, доставая дробовик.
- Заряди и передай Егору, - скомандовал Кедров. – И приготовь свой «Макаров», дошли патрон в ствол.
- Да не кипиши'тесь вы так, - снова успокоил Егор. – Сказал ведь: не подойдет волкота к огню. Но все жа, глаз да глаз надо держать, мужики!
Волчья стая еще долго бесновалась на прибрежной пологой сопке. Постепенно ее вой стал стихать, один за другим из общего слаженного хора исчезали уже привычные уху голоса. Теперь лишь слышалось редкое взлаивание и тявканье. Протяжным, леденящим душу воем в последний раз утробно пропел вожак и все затихло. Облегченно вздохнув, Сергей глянул на часы, волчий концерт длился без малого час.
- Кажется, ушли… - с заметным удовлетворением сказал Кедров, ставя пистолет на предохранитель.
- А это ишшо бабка надвое сказала… - многозначительно изрек опытный таежник Егор. – Так просто оне не отстанут. Волк – зверюга умная и настырная, будет караулить до последнего.
***
Малиновый закраек солнечного диска появился над горами ровно в девять часов и заставил мутные сумерки медленно и неохотно расползтись по широким прогалам таежных распадков. Потом солнце поднялось выше, стремительными прорубами лучей просекло тайгу, заиграло холодным светом на морозном куржаке в кронах деревьев, на слепящем глаза девственном снеге.
Вокруг догорающего костра тесно столпились обессиленные люди. Их закопченные дымом лица были обожжены лютой стужей и жаром огня, белки глаз покраснели от бессонной ночи. Все едва держались на ногах, а обессиленная Ирина сидела на бревне, прижимая к себе крошечного Ванюшку.
Кедров шагнул вперед, встал в центр круга.
- Мы выдержали, товарищи, - хриплым надтреснутым голосом произнес он и долго надрывно откашливался. – Ночь позади, теперь осталось только ждать. Я опасался приземного морозного тумана, но его, как видите, нет. А поэтому нас вскоре найдут.
- Это правда, Андрей Васильевич? – у женщины, задавшей этот вопрос зуб не попадал на зуб. Остальных тоже немилосердно трясло. Частично спасало лишь то, что люди сгрудились на отогретом участке почвы и, хотя бы нижняя часть тела находилась в относительном тепле.
- Истинная! На произвол судьбы нас не бросят, – твердо заверил Кедров. – Надо только немного потерпеть.
- Сколько еще можно терпеть? – почти истерично взорвалась средних лет пассажирка. – Лично мое терпение иссякло, я больше не могу! Вы сажаете людей в неисправный самолет, который едва не сгорел, привозите их в это забытое богом и чертом место, почти сутки морозите, а потом заставляете еще немного потерпеть!
- Вы бы постыдились, Алевтина Семеновна, - мрачно глянула на нее молодая женщина. - Были классным руководителем у нас, учили не сгибаться перед трудностями, а сейчас несёте такое…
- Полина верно говорит, - поддержала девушку еще одна пассажирка. – Пилоты сделали все, что было можно… Мы остались живы, и не претензии им надо предъявлять, а в пояс кланяться! Стыдно тебе, Алевтина. Уж от кого, от кого, а от тебя-то никак не ожидала.
- В сам деле, чепуша'тину каку'-то городишь, суседка! – пробормотал и Егор, неодобрительно покачав головой.
Возникла неловкая продолжительная пауза. Своим вопросом ее разрядил все тот же Кедров:
- Все высказались? – потемнев лицом, он обвел спорщиков неприязненным взглядом. Люди молчали, многие стыдливо опустили глаза. Командир выждал с минуту, затем продолжил. – А сейчас слушать меня: все мужчины идут на заготовку дров, их нужно не меньше, чем было с вечера. Вам Татьяна Степановна, снова предстоит возглавить кухню, - он отыскал взглядом женщину. – Надо закипятить чай и накормить людей. Действуйте!
- Хорошо, товарищ командир, - кивнула она.
***
И снова полыхал костер-спаситель, отдавая людям тепло. Отогревшись чаем и перекусив, все почувствовали себя лучше. И было от чего: не выли в распадке волки, не стреляли разрываемые морозом деревья, с синих небес сияло солнце, стало чуть-чуть теплее… И все вокруг казалось уже не таким безнадежным и страшным. А ближе к полудню где-то далеко-далеко стал прослушиваться едва различимый мерный рокот авиационного двигателя.
- Сергей, быстро включай режим «маяка»! – Кедров напряженно, как и остальные, всматривался в направлении звука.
- Уже включил, - доложил второй пилот и поднял звонко пиликающего «комара» над головой.
Над широким полем замерзшего Витима показалась искрящаяся на солнце точка. А вскоре и сама «восьмерка» заложила крутой вираж над лагерем. Вздымая искрящиеся вихри поднятого несущим винтом снега, поисково-спасательный оранжевый вертолет МИ-8, завис над рекой и опустился неподалеку от одиноко стоявшего «Антона».
[1]«АШ-62-ИР» – девятицилиндровый звездообразный авиадвигатель воздушного охлаждения мощностью 1000 л/с, разработанный в АКБ А. Д. Швецова.
[2] Авторота'ция – при отказе двигателя самопроизвольная раскрутка винта от набегающего воздушного потока.
[3] «ВАК» - высотный автокорректор. Анероидный прибор, автоматически регулирующий состав топливной смеси в процессе набора высоты или снижения.
[4] «Мэйдей» - авиационный сигнал «Терплю бедствие», он же «СОС». Произносится три раза вместе с номером борта. Все, кто слышит сообщение аварийного борта, обязаны помогать ему установить связь с наземными радиостанциями.
[5] НАЗ - носимый аварийный запас. Набор продуктов и снаряжения, предназначенный летному экипажу для поддержания жизнедеятельности после вынужденной аварийной посадки.
[6] «Комар» - портативная приемо-передающая радиостанция «Комар-2м», работающая на аварийной частоте 121,5 мегагерц. Она также является радиомаяком для поисково-спасательных самолетов и вертолетов.
[7] Ша'ять – гореть медленно, тлеть (забайкальск.)
[8] «Ползунки» - шутливое название зимнего лётного комбинезона, на котором имеются карманы для ношения пистолета, специального ножа и прочего снаряжения.
