Предыдущая глава
Командир экипажа Андрей Кедров, лежавший на кровати, отбросил в сторону зачитанный журнал «Огонек», повернулся к Сергею:
- Сколько там уже нати'кало, не пора нам, а?
- Тринадцать ноль пять, - посмотрел тот на часы. – Если через столовую, то можно потихоньку выдвигаться, как раз к четырнадцати на тренажер подтянемся.
- Ты хоть полистал вчера чего-нибудь? – командир скосил глаза в сторону второго пилота. – Не получится, как в прошлый раз?
Сергей покраснел, стыдливо нахмурился:
- Не должно… Вчера целый вечер в общаге курсовые углы рассчитывал да пеленги определял. С полсотни задач решил по «сэ вэ же», не меньше.
- Ну добро, раз полсотни… - Кедров поднялся с кровати, стал одеваться. – Сообщи диспетчеру, что резервный экипаж в столовую пошел, а потом на тренажер. Если что, пусть там нас ищет, а то будет без толку трезвонить в профилакторий.
- Понял, - кивнул Сергей. – Жду тебя внизу, командир.
***
В тренажерном классе, едва экипаж Кедрова переступил через порог, навстречу поднялся из-за стола невысокий полный человек лет шестидесяти в штатском, с седыми волосами и проницательным взглядом светлых глаз, спрятанных глубоко под нависшими бровями.
- Здравствуй, Андрей Васильевич, здравствуй, дорогой! Полетать пришли? Что там у вас по графику: межсезонная тренировка или на слетанность? – Федор Афанасьевич Грибов, инструктор тренажера Ан-2, пожал пилотам руки. На Сергея глянул искоса. – Ну как, Романов, подготовился сегодня или опять будешь плавать?
В прошлый раз на очередной тренировке Сергей не смог достаточно быстро рассчитать схему захода на посадку с боковым ветром, и дотошный Грибов этого не забыл.
- Раз помалкиваешь, значит уверен в себе. А результат мы сейчас увидим! - блеснув вставными золотыми зубами, инструктор многозначительно усмехнулся. - Вот вам «энэлки»[1], ребята, вот бланки. Условия захода: командиру ветер на посадке триста градусов силой двенадцать метров в секунду, второму пилоту – двести сорок градусов той же силы. Включаю часы, экипажу пять минут на расчет. Время пошло! – Грибов щелкнул кнопкой авиационного хронометра.
Сергей набросал карандашом штилевые значения курсов, произвел на линейке несколько вычислений, ввел в курсовые величины поправки на угол сноса, высчитал время от одного разворота до другого, определил вертикальную скорость снижения на посадочной прямой. Мельком посмотрел на часы, заметил, что времени осталось всего полторы минуты. Еще успел увидеть, что Кедров свою задачу уже решил и теперь дожидается его, Сергея. Оставалось только определить прямые и обратные пеленги, для контроля местоположения самолета при заходе на посадку по приборам, вне видимости земли. С этим решением он справился за оставшееся время. Грибов выключил секундомер, повернулся к пилотам. Те подали ему свои бланки-палетки с решениями. Тот сверил их данные со своими, рассчитанными заранее, потом глянул на Сергея, скупо улыбнулся:
- Сегодня все точно, молодец, Романов, теперь вижу, что готовился. Только вот здесь, - он ткнул пальцем в схему, – время горизонтальной площадки будет не сорок, а тридцать девять секунд.
- Да какая же разница? – Сергей возмущенно привстал с места. – Сорок или тридцать девять! Разве это играет какую-то роль?
- Сядь-ка, молодой да красивый, и послушай старого пилотягу, - Грибов остановил его властным жестом руки. – Роли большой не будет, это верно, но все равно рассчитывать привыкай точно. В авиации мелочей нет, сам знаешь, летаешь-то не первый день.
- Я ведь специально округлил до сорока, чтобы удобнее.
- Удобнее штаны через голову надевать… - чуть повысил голос инструктор. – Ты округлил до сорока, а я округлю до четырех… А мог бы и пятерку получить сегодня. Забываете вы, молодежь, что в воздухе всегда присутствует «коэффициент обалдения», и каждая такая секундочка работает против экипажа. Тут секунда, там метр высоты, там градус курса, там недостаток осмотрительности, а что в итоге? – старик поднял на Сергея вопросительный взгляд. – Не помнишь?
- Помню, - недовольно буркнул тот. – Полный рот земли…
- Именно! – Грибов назидательно воздел указательный палец. – И…?
- И… характерная тишина, - коротко хохотнул Кедров.
- Вот-вот: полный рот земли и характерная тишина! Сколько аварий и катастроф из-за таких вот секундочек, метров, градусов… Так что четыре балла тебе сегодня, Романов, чтобы в следующий раз не пренебрегал секундой. А теперь малость отдохните и в самолет, пора уже быть в воздухе.
Кабина тренажера почти ничем не отличается от кабины настоящего самолета: те же тумблеры, рычаги, штурвалы – только остекление фонаря окрашено в черный непроницаемый цвет. Темнота абсолютная, слабый отсвет излучают лишь многочисленные приборы, шкалы и стрелки которых покрыты фосфоресцирующей зеленой краской. Тренажер предназначен для практической отработки элементов техники пилотирования по приборам, при полетах в сложных метеоусловиях, вне видимости земли. Имитация полета на тренажере создается практически полная. Из-за того, что вся техническая структура этого огромного механизма основана на электрике, тренажер с чьей-то легкой руки получил название: «электрический стул». В пилотской среде это выглядело примерно так: «Куда идете, мужики? На электрический стул к палачу Грибову!» И действительно, частые многочасовые тренировки стоили начинающим пилотам огромных сил и нервов. Уж кто-кто, а старый воздушный волк, списанный с неба после тридцатилетней летной деятельности, знал, как надо воспитывать молодую смену и старался во всю.
Сергей и Кедров заняли свои рабочие места, надели наушники и ларингофоны.
- Старт, я тридцать пять шестьсот четыре, к запуску двигателя готов, - забасил Кедров, опустив огромные ладони на штурвал.
- Шестьсот четвертый, запуск разрешаю, - прозвучал ответный тенорок Грибова.
- Понял, разрешили, - Кедров, не торопясь, начал щелкать тумблерами. Сергей тоже включил приборы и электропотребители со своей стороны кабины.
- Старт, я шестьсот четвертый, к взлету готов.
- Взлет разрешаю, шестьсот четвертый!
- Взлетаю! – Кедров подмигнул Сергею. На его широком добродушном лице появилась улыбка. Сергей увидел ее и ощутил, как напряжение стало покидать его.
- В случае отказа двигателя или приборов действовать только по моим командам! - взгляд командира построжал, движения рук сделались выверено точными. Сергей внимательно следил за приборной доской. Но что это: разбег начат, а стрелка прибора стоит на нулевом индексе?
- Отказ указателя скорости! – выкрикнул Сергей, забыв даже нажать кнопку радиостанции. Кедров мгновенно убрал рычаг газа на ноль.
- Старт, я шестьсот четвертый, отказал указатель скорости, взлет прекратил.
- Молодцы, действия правильные, кто первый заметил?
- Второй пилот, - Кедров снова подмигнул Сергею
- Хвалю! - голос инструктора прозвучал удовлетворенно. - Отказ снят, прибор включен, продолжайте взлет.
Виртуальный самолет снова разгоняется по несуществующей взлетной полосе и на скорости сто двадцать отрывается от земли.
- Теперь будь готов еще к чему-нибудь, по маршруту у деда спокойно не полетаешь… Да вот, уже и началось, принюхайся, ничего не чувствуешь?
- Вроде, ничего… - сказал Сергей.
- Бензином запахло! Как будем действовать?
- Если по наставлению, то надо выключать двигатель.
- Верно, - кивнул Кедров. – А если ты летишь в сложняке, земли не видишь, а пожара еще нет, тогда как?
- Не знаю, - Сергей пожал плечами.
- Смотри и слушай, - Андрей надавил на кнопку рации. – Горноозерск-контроль, я шестьсот четвертый, в кабине появился запах бензина, давление упало до единицы.
- Ваше решение? – проскрипел ехидный голос в наушниках.
- Применяем экстренное снижение, производим вынужденную посадку.
- А если сейчас движок обрубить, правильно будет, нет?
- Сейчас не стоит. Открытого огня пока нет и лишаться тяги не имеет смысла, - Кедров хитровато улыбнулся, всем своим видом показывая, что его на мякине не проведешь.
- Правильное решение, командир! Чего зря горячку пороть, если пожара еще нет? Выключишь движок, а потом до хорошей площадки дотянуть будет не на чем. Продолжайте полет по маршруту, неисправность топливной системы снимаю, действия экипажа правильные.
После посадки, когда усталые пилоты вышли из кабины тренажера, щурясь от яркого света комнатного освещения, Грибов, посмеиваясь, спросил Сергея:
- Ну что, жарко? А ты как думал? Это, милок, только цветочки… По сегодняшней тренировке что могу сказать: летали, в целом, неплохо, но огрехи есть. Второй пилот поначалу, вроде, старался, помогал командиру, а потом инициативу упустил, подрастерялся… Запомни Романов, появился запах бензина в кабине, не спеши мотор выключать. Потянулась рука зажигание вырубить, а ты подумай: «Стоп! А не дурак ли я?» Учись у своего командира, он в переделках бывал… Не зевай, пока ум задаром продают. Верно я говорю, Андрей Васильевич? – Грибов посмотрел в сторону Кедрова.
- Верно, - кивнул тот.
- Ну, раз верно, то на сегодня хватит, оба свободны. Доложите командиру эскадрильи, что Грибов к полетам допускает. А молодого учи, Андрей, уму-разуму, а то небось, считает, раз училище закончил, то уже и пилот. Не-е-ет, парень: век - летай, век – учись! - инструктор пожал руку Сергею и Кедрову. – До свидания, ребята. Чистого вам неба.
- Ну как, не запарился? – Кедров загородился от ветра, прикурил, в два шага догнал второго пилота.
- Было малость, - тот поплотнее запахнул куртку, накинул на голову меховой капюшон.
- Вот так будет и дальше: что ни месяц, что ни квартал, то новая тренировка. А на тренажере такие стариканы сидят, что с ними на халяву не пройдет, им знания подавай.
- Я это уже давно понял, - пробормотал Сергей.
Идя рядом с командиром, он никак не мог приспособиться к его шагам: гигант ступал мягко и валко, словно медведь, на ходу сильно размахивал руками. Кедров был тайной симпатией Сергея. За время их недолгой совместной работы они крепко сдружились, несмотря на разницу в возрасте почти в восемь лет. Андрей был ветераном четвертой эскадрильи специального применения, пилотом высокой летной выучки. Это он, будучи еще совсем молодым командиром экипажа, посадил самолет на склон пологой горы, когда на нем начался пожар. За этот подвиг Андрей был награжден золотыми именными часами и ему досрочно присвоили второй класс пилота. Это его, Андрея, портрет висел на Доске Почета летного отряда, и Сергей гордился тем, что работает под началом такого знаменитого командира. Многому за это время научился Сергей у Кедрова. Умел взлетать на тяжело загруженном самолете с ограниченных по размерам горных аэродромов, знал, как садиться на заснеженные ледовые площадки. Привык справляться с сильным боковым ветром на взлете и посадке… Но все же как еще было далеко ему до командира, набившего руку на сложном летном деле.
Кедров вдруг остановился:
- Слушай, Серега, а давай-ка пойдем ко мне, Мария сегодня оладушки обещала, посидим, почаёвничаем, телевизор посмотрим, покалякаем…
- Так ведь завтра вылетаем рано, собраться надо, да и выспаться не помешает.
- На севере выспишься, пока артисты будут петь-плясать, летим-то не на один день.
- Ну тогда почему бы и не почаевать… – согласился Сергей, ему нравилось бывать в гостеприимном доме Кедровых.
***
После торжественной части и концерта народ толпой повалил из клуба на лед реки. Кедров выглянул в окно пилотской комнаты, повернулся к Сергею:
- Пора и нам.
Они вышли из домика, и Сергей невольно зажмурился: так ярко сиял морозный солнечный день и слепил глаза свежевыпавший снег. На главной улице было непривычно шумно и оживленно. Со всех окрестных стойбищ и поселков съехались сюда на оленях и пробрались сквозь таежные дебри на юрких снегоходах жители огромного северного района для участия в празднике оленеводов и охотников. Слышались голоса сотен взрослых людей, визг ребятишек, под ногами сновали охотничьи собаки. Сергей шагал, держась за командиром, с любопытством посматривал по сторонам.
Поселок Соболиный разбросал свои добротно срубленные дома по высокому берегу реки Алдо'нга. Сергей обратил внимание на то, что все избы смотрят окнами в сторону леса, словно отвернувшись от студеного ветра, часто дующего с ее широкого замерзшего русла. Возле каждого двора высились огромные глыбы голубоватого речного льда – так местные жители заготавливают и хранят воду. На улицах поселка – ни дерева, ни кустика, чтобы летом возле них не роился надоедливый таежный гнус. Под ногами пилотов скрипели доски деревянного тротуарчика, спасающего жителей от непролазной грязи во время дождей. Сразу же за домами начиналась тайга, густо покрывающая крутые склоны сопок черной щетиной лиственниц и лишь изредка зеленеющая сосновыми островками. Широкие распадки уходили вверх, к каменным гольцам, над которыми в синем холодном небе неподвижно завис белый диск ледяного северного солнца.
По тропинке, пробитой в глубоком снегу, Сергей и Кедров спустились к реке и смешались с толпой народа. Вокруг стоял неумолчный гомон, где-то даже пели дружным хорои. Рассыпался бисер девичьего смеха. Нечасто удается местным жителям собраться вот так, всем районом. Сергей с улыбкой прислушивался к их разговорам.
- Семен, здорово, кум! Когда вышел, как добыча?
- Вчерась, па'ря[2]. Да не ладно нонче штой-то в Хантайском хребту'… С десяток соболишек токо взял да бельчонки сотняшку. Чевой-то все не прёт никак. Да ишшо сколу'х[3] энтот! Никак не могу на соболя переставить дурака, все его куды'сь в сторону тянет, - огромный бородатый Семен в сердцах пихнул ногой вертевшегося рядом заиндевевшго от мороза веселого лохматого пса.
- А ты-то как промышлял, Филипп Григоричь, с толком али нет?
- Я, паря, ажно за Сулхару' ходил, зимовье ишшо с лета тама поставил. Плана-то хорошо нонче взял, штоба поболе подзаробить - Ваську обженить хочу. Под тридцать валит дурню, борода уж за пуп зацепляицца – а всё холостякует… Сперва-то плоховато было, а потома' попер соболишко: а'ли из плашек парочку выну, али стрельну' одного-другого, и так пошти што кажин день, - рассказывал, дымя длинной самокруткой, пожилой охотник.
Здоровенный мужик с прокаленным морозом красным лицом придирчиво и подозрительно всматривается в лицо молодого парня.
- Федька, ты чо, тяпнул уже али чо ли?
- Вы, батя, токо и надзираете, как бы я не тяпнул. Чо я вам, алкаш? – обидчиво тянет Федька, стараясь держаться от грозного отца подальше.
- Смотри у меня, сопля зеленая! А то лыжиной так потяну по хребту, што не раскорячисся! Шшенок ишшо, а туды жа! Сходи-ка лучше к оленям, поглядай, как оне тама?
Краснощекая рослая девка кричит голосисто и звонко, обращаясь к кому-то метров за двести:
- Дёмша-а-а-а! Вали сюд-ы-ы, наши здеся-а-а. Да тозовку-то мою захвати, она в нартах.
- Луке Всигнеичу наше почтение! – уважительное из уст молодого мужика.
- Здорово, здорово, Миколай, как доехали?
- Ничо-о, ночевали у Доржи'шки, в Крутом.
- Выжил, значитца, дед Доржи', а то ить болел шибко… А Манька-то твоя как?
- А чо ей исделаетца? Здоровушшая, об лоб поросят бить можно. Третьего на днях припёрла.
- Парня али девку?
- Девку, распроя'зви ее, дурёху!
- Гы-гы-гы, третью! Браковшши'к… Толку с тебя совсем нету. Митьку нашего призови, он подмогнет. Нам с бабкой ажно четырех внуков настрогал.
- Ка-а-во, Митьку? Ага, щас! Мы сами ишшо кой-чево могём… Будем стараться, покуда парня не сладим.
- Игнаха, здорово живешь! Как стрелялось-то нонче?
- Грех жалиться, Феофилыч. Три с лишком десятка ношшолкал, и пошти все – чэгибы! А белкоту даже не шшитал – шибко много взял.
- Ты, паря, завсегда фартовый, сколь тебя знаю… - собеседник достал кисет с самосадом. - Подходи под обшший кур, подымим, покалякам, поку'ль-чаво…
- Дак я уж год, как неку'рый, дядь Вась. Со'дыхи[4] сберегаю.
Люди, соскучившиеся по живому человеческому голосу за долгие месяцы одиночного скитания по тайге, приветливо здоровались друг с другом, обменивались короткими новостями, делились впечатлениями.
Состязание начали стрелки. Судья, он же руководитель соревнований, энергично-суетливый парень с мегафоном в руках, попросил присутствующих освободить сектор стрельбы, отойти за огневой рубеж. На линии остались лишь те, кто должен был стрелять
- Товарищи! – голос судьи, усиленный мегафоном, разнесся эхом по ближним распадкам. – На исходном рубеже Инга Попова, она представляет поселок Соболиный, колхоз «Заря Севера». Стрельба из промыслового карабина «Барс», дистанция сто метров, пять выстрелов.
Протолкавшись поближе, Сергей напряженно всматривался в лицо девушки, стоявшей на исходном рубеже. Открытое и милое, оно было спокойным и бесстрастным, только жгуче-черные, чуть раскосые глаза, выдающие в ней примесь эвенкийской крови, говорили о легком напряжении. На ней была отороченная мехом песца нарядная па'рка, на стройных ногах – аккуратно стачанные изюбриные унты, украшенные мелким цветным бисером. Сергей присмотрелся и узнал их: это были те самые камусы, которые когда-то предлагал Очитуха в подарок для Ольги.
«Так вот ты какая, Инга…» - пилот подошел еще ближе. Грациозным движением девушка откинула на спину пушистый капюшон, открыв черные волосы, заплетенные в тугую косу и стояла не двигаясь, держа в правой руке новенький, с непотертой еще ложей и вороненым стволом короткий карабин.
«А может, не она? – подумал Сергей, но тут же увидел возле девушки Очитуху. Тот выбрался из толпы и что-то говорил племяннице, показывая рукой на мишень, она молча и понимающе кивала.
- На огневой рубеж шагом марш! – скомандовал, наконец, судья. – Стрельба по готовности.
Инга легко перебросила карабин на левую руку, на ходу передернула затвор, привычным и отработанным движением вскинула приклад к плечу. Стреляла почти без пауз, пять громких, щелкающих, словно кнут, выстрелов прозвучали один за другим. Инга направила карабин стволом вверх, произвела контрольный спуск, поставила затвор на предохранитель и, повесив оружие на плечо, неторопливо направилась к мишени. Все бросились за ней. Сергей подбежал первым. В самом «яблочке», в десятке, почти одна на одной, виднелись три пробоины, две были немного смещены вправо. Однако даже и они не выходили за пределы девятки.
- Ну, как? – Сергей восторженно посмотрел на Кедрова, стоявшего рядом.
- Потрясающе! – озадаченно проговорил тот.
Подошел Очитуха, Сергей сзади облапил его. Старик удивленно обернулся.
- О-о-о, здравствуйте! Пошто прилетели? – он крепко пожал руку Сергею. Потом поздоровался с Кедровым.
- На ваш праздник артистов привезли… А это твоей племянницы работа? - Сергей кивнул на мишень.
- Ее! - горделиво усмехнулся старик. – Однако, сито теперь, а не мишень. – Но, обернувшись к Инге, насупился, укоризненно покачал головой. Та зарделась, ее и без того розовые щеки стали густо-пунцовыми.
- Шибко за спуск дергала под конец. Две пули мимо «яблочка» бросила.
Девушка опустила голову, но дед ободряюще похлопал ее по спине.
- Ничего, однако. Вся твоя стрельба еще впереди, научишься, если в отца пойдешь, - и, повернувшись к пилотам, пояснил. – Он первый стрелок в роду Коченилей был, шибко хорошо пулю кидал.
- А ты сам-то стрелять будешь? – спросил Сергей.
- Стрельну, однако. Попробую. По списку за Ингой стою.
- Молодец она у тебя, - сказал Сергей, поглядывая на девушку.
- Верно, бойё. Есть, однако, кому тайгу оставить в наследство. Понимает она ее, сама не обидит и другому не даст…
- Пошли, пошли, - перебил его Сергей. – Вон, тебя уже зовут, - а сам исподволь продолжал рассматривать Ингу, которая танцующей походкой шла чуть впереди.
- А я знаю вас, мне дедушка рассказывал, - неожиданно повернулась она. - Вы – Сергей Романов.
- Верно, - он посмотрел на разгоряченное морозом ее лицо, улыбнулся, увидев, как Андрей, украдкой от Инги, показал ему свой огромный кулак с выставленным вверх большим пальцем, что означало одобрение. – Я тоже много слышал о вас.
- Вы надолго к нам, Сергей?
- Думаю, дня на два-три, все зависит от артистов, они вроде собираются поехать по стойбищам.
На огневом рубеже Очитуха снял с себя меховую ма'лицу. Взял из рук Инги карабин и вложил в магазинную коробку поданную ей же обойму. На старике в честь праздника была надета старая застиранная солдатская гимнастерка, на которой красовались два ордена Славы, орден Отечественной войны, несколько медалей и гвардейский знак. По толпе прошелестело:
- Очитуха… Очитуха… Кочениль…
- Энтот щас покажет, снайпером на войне был.
- Наград-то у него, паря!
- Белку в нос[5] хлешшет, посмотрим, как щас стрельнёт,
Старик вел огонь не спеша, после каждого выстрела делая паузу. Когда закончил, все побежали к мишени. На том месте, где должна была находиться десятка, зияла рваная дыра. Сергей повернулся к Очитухе, стиснул его в объятии.
- Ну, ты стреляешь! Не ожидал я…
- Нет, бойё, это уж не то. Глаз тупеть стал. Вот на фронте стрелял, было дело…
Инга подала ему малицу:
- Надень, дедушка, ознобишься.
Они отошли в сторону и долго разговаривали, иногда оборачиваясь в сторону огневого рубежа, откуда щелкали частые выстрелы и доносились крики возбужденной публики.
Потом были гонки. По заснеженному полю реки неслись, вздымая снежные вихри, запряженные в нарты олени. Первым на финиш пришел молодой каюр-эвенк. Вытирая разгоряченное лицо, забросанное снегом, проехал еще метров полсотни, остановился. От его оленя валил густой пар, да и самому наезднику было, видимо, не холодно. Распахнув малицу, он стоял возле нарт, тяжело переводя дыхание.
- Чего это он так запарился? – спросил Сергей Ингу. – Будто не ехал, а бежал.
- А ты сам попробуй, - озорно засмеялась девушка, вдруг перейдя на «ты». - Я попрошу упряжку, ребята дадут прокатиться.
- Однако, полетай на этом самолете, - подзадорил и Очитуха.
Инга подвела пилота к оленьей упряжке. Он неуверенно уселся на нарты, глянул на девушку. Та поняла его немой вопрос:
- Управлять оленем очень просто: хлестнешь по боку – он идет вперед, тянешь веревку левой рукой - идет влево, тянешь правой – идет вправо, тянешь на себя - останавливается.
- Я понял, - Сергей взялся за повод. Олень с места взял хороший ход, лицо Сергея ожег морозный воздух.
- Не взлети! – донесся до него голос Кедрова, и в этот момент он почувствовал, что действительно летит. Потеряв равновесие, кувырком сунулся в сугроб. Громкий веселый хохот прокатился над рекой.
- Не ушибся? – к Сергею подбежала перепуганная Инга, встревоженно осмотрела с ног до головы.
- Однако из сумёта его достань, потом спрашивай, - едва выговорил сквозь смех Очитуха, помогая пилоту отряхнуться от снега. – Шибко ты насмешил посельщиков, бойё, показал, как надо летать!
Состязания закончились. Взобравшись на импровизированную трибуну, сделанную из глыб льда, организаторы праздника вручали победителям заслуженные призы. Инга получила в подарок транзисторный радиоприемник «Спидола». Глаза девушки радостно блеснули, было заметно, что презент пришелся ей по душе. Парню, который пришел первым в гонке на оленях вручили гармонь. Тут же, под возгласы толпы, он растянул ее меха. Кто-то ударился было в пляс, но в это время вызвали Очитуху, и шум мгновенно прекратился. Старик неспешно подошел к трибуне. Ему прикололи прямо на малицу знак «Ударник пятилетки», затем один из руководителей местной администрации вынул из плоского ящика, лежавшего на столе, новенькую винтовку «ТОЗ» и поднял ее на руках.
- Товарищи! А этот подарок я с огромным удовольствием вручаю товарищу Кочениль, нашему прославленному охотнику! - он поднес оружие к глазам и прочитал гравировку на медной планке, врезанной в приклад. – «Мужественному солдату Великой Отечественной войны Очитухе Кочениль от благодарных потомков!» Вокруг дружно зааплодировали, а руководитель продолжал.
- Вручая вам этот подарок, товарищ Кочениль, мы верим, что вы еще не раз порадуете земляков своими добрыми делами
Старик принял винтовку, повернулся к народу и чуть поклонившись, произнес:
- Спасибо.
С тем и вернулся в толпу, встал рядом с Сергеем и Кедровым. Инга чмокнула деда в щеку, а пилоты пожали ему руку. Очитуха коротко глянул на племянницу:
- Домой, однако, беги. На стол маленько собирай. Мы с ребятами скоро придем.
Девушка вскинула на Сергея удивленно-радостные глаза:
- Ой, правда придете? – потом перевела взгляд на Андрея. Тот успокоил:
- Придем, придем, времени у нас много. К такой девушке да не зайти в гости…
Инга вспыхнула и резво побежала к берегу, только камусы замелькали, шитые бисером. Очитуха ласково улыбнулся ей вслед, покачал головой:
- Ох и резва на ногу, будто кабаро'жка! – и лукаво покосился на пилота, во все глаза, смотревшего ей вслед. – А ты, Сергей, я слышал от отца, не обженился?
- Так оно и есть, дедушка… - неохотно проронил тот.
- Ну и ладно, жизнь, у тебя, однако, еще вся впереди… - закрыл старик эту тему.
***
Инга квартировала у старухи Чокорэ'к, шустрой, с хитрыми глазами эвенки. По случаю таежного праздника бабка была слегка навеселе. Когда появились гости, она срочно засобиралась. На вопросительный взгляд Очитухи затараторила:
- Однахо, уходить буду, маленько гулять станем у Биро'кты, - и с этими словами быстренько удалилась, несмотря на просьбы остаться.
- Хорошая у меня бабушка, - Инга стремительно-неуловимыми движениями искрошила ножом головку лука. – Веселая и добрая. А вот новых людей стесняется, всегда найдет заде'лье, чтобы уйти.
Девушка успела принарядиться к приходу гостей и теперь была в красивом зеленом платье. Косу она распустила и черные волосы густо лежали на ее плечах.
Позванивая орденами и медалями, Очитуха склонился над столом, разлил в маленькие стопки водку, обвел присутствующих взглядом:
- Давайте, однако, подымайте каждый свою, за Ингину радиволу, за мою «тозовку», за наш таежный праздник, за то, что вы к нам прилетели!
- А нам-то, нельзя, дедушка, - доставая из кастрюли крупного малосольного хариуса, Андрей виновато посмотрел на него. – Вдруг лететь завтра придется да стартовый медосмотр проходить.
- По одной-то? – опешил старик. – Да и лететь вам только дня через два-три, сам же говорил… Ох и измельчали люди, выпить и то не могут. А одному мне пить шибко неладно, - он сожалеюще стал опускать стопку и тогда Кедров сдался:
- Ну разве что по одной…
Они выпили и стали закусывать, аппетит с мороза у всех был отличный. А вскоре Инга подала на стол исходящую вкусным паром чашу с крупными по'зами[6], Андрей от предвкушаемого удовольствия даже причмокнул губами:
- Вот это удружила, хозяюшка! Давненько не пробовал…
- А зверей-то нынче собираешься считать, Андрюша? – спросил его Очитуха. – Если будешь, то просись ко мне на Урях, вместе летать будем.
- Я свое отсчитал, теперь вот они, молодые, будут с тобой работать, - командир кивнул на Сергея.
- Однако, совсем худой летчик, - засмеялся Очитуха. – На оленях и то не может ездить. А ты-то куда Андрюша?
- Я, может, уйду в большую авиацию… - тот мечтательно улыбнулся. – Да все что-то не соберусь, к «Антону» сильно уж привык.
- Во-о-он как, - протянул старик. - А ты, значит, в командиры, Сергей?
- Это не мне решать, а им, начальникам, - тот кивнул на Кедрова.
- Вот и вынесем такое решение, пора уже. Лично я тринадцать лет отлетал на «Антоне», время передавать штурвал молодым, - Андрей просительно глянул на Ингу. - Ты бы еще по'зок отварила, страсть какие вкусные.
- Ой, правда? – обрадовалась девушка. – Я мигом напарю, заказывайте, кому сколько!
***
Поселок погрузился в ночь, лишь сквозь ставни некоторых домов пробивались полоски света. Инга и Сергей медленно шли по улице. Стояла холодная тишина, лишь изредка по дворам сонно побрехивали собаки.
- Мороз под утро будет сильный, - тихо проговорила девушка.
- Почему ты так решила? – задумчиво спросил Сергей.
- Разве не слышишь, как снег гремит под ногами? – она резко надавила каблуком. - Или ты не умеешь погоду определять?
Погруженный в свои мысли, Сергей отстраненно промолчал.
- Меня дедушка многим приметам обучил, - продолжила Инга. – Я ведь промыслом занимаюсь, а в тайге без этого нельзя.
- Что, одна на охоту ходишь? – искренне изумился Сергей.
- А что здесь особенного? – пожала она плечами. – Хожу… И белковать, и на соболя.
- Одна? – все не верил Сергей.
- Нет, с моей подругой Сэсэ'гмой.
- Судя по имени она – бурятка?
- Да. Очень хорошая девушка, надежная, - тепло улыбнулась Инга. – А иногда я охочусь одна, но беру с собой Шиха'на. Его дедушка вырастил и мне подарил. Такой умный пес, все понимает, как человек.
- А ты не боишься? – спросил Сергей.
- Чего бояться? Тайга – наш дом, да я и не ухожу далеко, во-о-он за теми сопками промышляю, - она указала рукой на молчаливо темнеющие в ночи горы. – Дичи у нас много… Помню, в седьмом классе пошли мы в лес и на поляне нашли маленького по'сика[7]. Нас увидел, испугался, на ножки встал, а они подгибаются, сам слабенький, весь дрожит, а матери нигде не видно. Мы его забрали с собой, так и вырос у нас в интернате салазга'ном[8], а потом его в областной зоопарк отправили, самостоятельно в тайге выжить не смог бы.
- Интересно вы тут живете, - чуть завистливо проговорил Сергей.
- В городе тоже интересно. Я три года училась в Горноозерске, и даже не заметила, как они пролетели.
- Зато у вас природа, простор, чистый воздух, - Сергей поднял голову, долго смотрел в мерцающее звездами черное небо, со вздохом добавил. – Да, хорошо тут, век бы жил.
- А ты часто бываешь здесь, Сережа?
- Часто. Все северные трассы проходят через ваш Соболиный, да и рейс к вам четыре раза в неделю, сама знаешь.
- Вот и прилетай в конце месяца, мы готовим большой концерт самодеятельности, я тебя приглашаю.
- Спасибо, я постараюсь. Попрошу Андрея, чтобы он запланировался этим рейсом.
Было уже около полуночи, когда они подошли к домику бабки Чокорэк. В одном из замороженных окошек теплился свет.
- Не спит бабушка, меня дожидается, - сказала Инга.
- Почему?
- Да уж так повелось… Никогда не ляжет одна, - задумчиво проговорила девушка. – Мы с ней долго разговариваем перед сном.
- И о чем же?
- О жизни, о работе, о любви… Чокорэк раньше красавицей была и любил ее лучший охотник в поселке, Иннокентий. Рассказывают, что тоже видный был парень. Погиб на войне.
- Дед-то когда на Урях отправляется? – поинтересовался Сергей
- На днях туда пойдет вертолет, вот он с ним и улетит. Жалко мне его: все один да один. А возраст более, чем серьезный, мало ли что…
- Так забирай к себе старика.
- Шутишь? Он никогда не уйдет с Уряха, там у него и жена похоронена, да и тайгу не оставит, говорит, что жить без нее не сможет.
- А ты часто у него на кордоне бываешь?
- Не очень. В месяц один раз, а то и реже. Работа же у меня, клуб, обязанности…
- Понятно, - Сергей потер шерстяной перчаткой нос. Похолодало не на шутку, но уходить не хотелось. С этой девушкой, его новой знакомой, было интересно и хорошо. Наконец, Инга посмотрела на небо и сказала:
- Кичиги'[9] полночь показывают, пойду я, поздно уже.
- Да, иди, - кивнул Сергей, – заморозил я тебя со своими разговорами.
- Меня трудно заморозить, я ведь дочь севера и не такой холод видала, - засмеялась девушка. Сергей окинул взглядом крыши домов и деревья, ярый мороз висел на них серебряной сединой, задумчиво произнес:
- Ты не просто дочь севера, ты дочь седого севера…
- Звучит красиво, наш зимний север действительно седой, - согласилась Инга, потом добавила. - Я смотрю, ты от носа рукавицу не отнимаешь. Ознобился?
- Есть немного, - признался Сергей.
- Тогда беги в свою пилотскую. Иди через этот проулок, он прямо в аэропорт выведет.
- Я знаю. До свидания, Инга.
- До свидания. Про мое приглашение не забыл?
- Помню, - он повернулся и быстрым шагом двинулся вперед. Уже дойдя до проулка, услышал, как стукнула калитка, понял, что девушка смотрела ему вслед. На душе сделалось неожиданно приятно.
Придя в пилотскую комнату, расположенную в здании аэропорта, Сергей, не зажигая света, быстро разделся и скользнул под одеяло. Андрей звучно похрапывал на соседней кровати. А Сергей долго не мог заснуть, думал и думал об Инге.
***
…Чья-то бесконечная, уходящая за горизонт лыжня, пересекла лыжню Сергея. Он попробовал лыжню наощупь и понял, что человек, оставивший ее, прошел здесь совсем недавно. Встал на нее и внимательно всматриваясь, не спеша заскользил вперед, пытаясь понять логику движения лыжника. Сразу было заметно, что это не охотничья лыжня - она не приводила в густые сосновые заросли, где могли таиться глухарь, тетерев, рябчик и куропатка Она миновала каменистые гольцы и россыпи, где можно было обнаружить соболя, белку, колонка, горностая… Лыжня не была и гоночной, потому что круто петляла, взбегая на крутые таежные увалы, бессмысленно юлила вдоль хребтов, спускалась в широкие распадки, терялась в занесенных снегом кочковатых марях… Ей не было ни конца, ни края.
И вдруг неудержимое чувство азарта овладело Сергеем: надо непременно догнать этого неизвестного путешественника и познакомиться с ним! Выбрасывая далеко вперед лыжные палки, налегая на легкие финские «Ка'рху», он бросился по следу. Час, другой, третий длилась эта нескончаемая погоня. И постепенно силы стали покидать Сергея. Уже не так стремительно он взлетал на увалы, не так резво скатывался в распадки, не так споро несся по равнине. Но неожиданно энергии словно прибавилось - вдалеке он, наконец-то, заметил маленькую точку. А через несколько километров сумасшедшей гонки стал различать силуэт человека, стремительно несущегося по девственной снежной целине. Силуэт вырастал на глазах, превращался в нечто знакомое, уже где-то виденное. О, Боже, так это же Инга Попова! Это ее песцовая па'рка, это ее новенький карабин «Барс» за спиной. Ах, как же красиво бежит девушка-таежница! Какой широкий скользящий шаг, какое сильное проталкивание палками, какая невероятная динамика хода. Усталости не наблюдается ни малейшей, вся лыжница - это порыв ветра, это оленья легкость, это неиссякаемая гибкая сила…
Сергей сильнее налегает на палки, еще дальше выбрасывает вперед лыжи. И вот, наконец-то, расстояние сократилось до нескольких десятков метров:
- Инга-а-а! – его голос раскатистым эхом разносится над тайгой. - Задержи-и-и-сь! Подожди-и-!
Девушка резко останавливается и оборачивается. Песцовая парка, шитые цветным бисером камусы, вороненый карабин «Барс», всё это действительно принадлежит Инге, но из-под закуржавевших от мороза крутых дуг бровей на Сергея удивленно смотрят огромные карие глаза Ольги Гончаровой. Она чуть приоткрывает рот, чтобы произнести что-то, но не успевает…
… Сильный рывок привел Сергея в чувство. Странный сон стремительно отлетел прочь. Над ним стоял Кедров, тряс за плечо:
- Да проснись же ты, наконец! Вылетаем через полчаса, экстренный вызов на базу!
[1] «Энэлка» - навигационная (штурманская) линейка логарифмического типа «НЛ-10 м».
[2] Па'ря - уважительно-доверительное обращение к собеседнику мужчине (забайкальск.)
[3] Сколу'х – собака, идущая только на одного зверя (забайкальск.)
[4] Со'дыхи – легкие человека (забайкальск.)
[5] Бытует расхожее мнение, что белку добывают выстрелом в глаз. Это абсолютно неверно, так как пуля разбивала бы всю голову и портила добычу. Опытные охотники-промысловики стараются бить белку в кончик носа.
[6] По'зы (бу'зы) – крупные своеобразные пельмени, готовятся на пару (бурятск.)
[7] По'сик – самец кабарги, детеныш (забайкальск.)
[8] Салазга'н – вскормленное человеком дикое животное (забайкальск.)
[9] Кичиги' – созвездие Орионов пояс (забайкальск.)
Продолжение
