Найти тему
Николай Юрконенко

Дочь севера. Глава 11

Оглавление

Предыдущая глава

Перед воротами родного дома Сергей перевел взволнованное дыхание, критически осмотрел себя, одернул шинель, поправил шапку. Едва он ступил на порог, как его оглушил громкий восторженный визг: высокая стройная девчонка с черной косой бросилась к нему, повисла на шее и принялась неистово целовать. Сергей с трудом оторвал сестру от себя, отстранил, пристально всматриваясь.

- Зойка, да ты ли это? Совсем не узнать тебя – настоящая невеста! – радостно сияя глазами, воскликнул брат. – А где все остальные?

- Бабушка у тети Фроси гостит, Саша скоро придет, у нее сегодня шесть уроков, мама в геологоуправлении на отчете, папочка в тайге, только позавчера уехал, - затараторила Зойка. – Ты чего телеграмму не дал, он бы задержался.

- Сюрприз для вас хотел сделать, - Сергей снял шинель, повесил ее на вешалку, про себя отметил, что крючок, на котором всегда находилась его одежда, не занят, удовлетворенно качнул головой.

- Это мама так распорядилась, чтобы мы твое место не занимали, всё приметы у нее, - пояснила сестра.

- Ждали, значит?

- Ну ты же писал, что приедешь к октябрьским, - Зойка рассуждающе развела руки. – Вот мы и готовились.

Глядя на ее румяное, пышущее здоровьем и юностью лицо, Сергей невольно улыбнулся.

- Ох и вытянулась ты, сеструха, а ведь только год прошел. Рассказывай, как вы тут?

- Мы хорошо живем, Сереженька: мама и папа работают, бабушка в Иркутск к сестре укатила, никто не болеет, Саша – лучшая отличница в нашей школе…

- Саша отличница – это понятно, - перебил Сергей. – А как ты-то учишься?

- А как ты, братик? – ушла от ответа хитрая Зойка. – Правда, что уже сам летаешь? Мы смотрели фотографию, которую ты прислал, а мама как заплачет и говорит: «Не верится мне, что наш Сережа – летчик». А я сразу поверила! Вот!

Сергей бережно дотронулся до ее длинной тугой косы:

- Хорошо, что не остриглась, коса теперь – редкость.

- Мама не велит, а то бы я давно срезала.

- Я тоже не велю. Даже думать об этом забудь, понятно?

- Понятно, братик. Я ведь люблю тебя и всегда слушаюсь.

- То-то же. Открой-ка чемодан, там всем подарки.

- Ой, правда? – ликующе взвизгнула Зойка.

- Правда, правда, а я умоюсь пока.

Вскоре пришла из школы Саша. Сдержанная и серьезная, она лишь один раз улыбнулась, когда обнималась с братом. Потом тихонько присела у стола, подперев ладонью щеку.

- Ты все такая же тихая, Сашенька? – Сергей нежно погладил ее по волосам. – Хотя бы у Зойки заняла энергии, что ли?

Часто моргая длинными густыми ресницами, Саша кротко опустила голову, смолчала. Сергей прошелся по комнатам, в доме все было по-старому, только стало как-то тесновато и вещи казались маленькими. «Еще подрос, что ли?» - подумал он, задержавшись перед тумбочкой с установленным на ней магнитофоном.

- Давно купили? – спросил громко, чтобы услышали сестры в дальней комнате. Зойка тут же влетела в спальню.

- Папа подарил нам с квартальной премии. Хочешь ВИА «Песняры» послушать?

- Потом.

- Ладно, братик.

Мать пришла, когда уже совсем стемнело. Сергей услышал, как хлопнула калитка во дворе, укрылся за шкафом. Туда же прибежала Зойка, сверкая бедовыми глазами, тесно прижалась к брату, заговорщицки шепнула:

- Я твою шинель и шапку спрятала, мама ни за что не догадается!

Мать остановилась у порога, опустила руки с сумками, глянула на молча улыбавшуюся Александру.

- Саша, кто у нас? Боже, неужели Сережа приехал? Зойка, куда ты его запрятала? А ну выходите, все равно по запаху чую, что сын дома.

Сергей бросился в ее объятия, они горячо поцеловались.

Пока мать торопливо сновала между кухней и комнатой, накрывая стол, Сергей неторопливо отвечал на ее немного сумбурные вопросы.

- Сереженька, а ты расколо'тки[1] не хочешь попробовать? – она на секунду задержалась возле сына. – А то сходи в амбар, там мешок стоит с мороженным ленком, отец недавно привез.

- Есть свежий лено'к? Это же здорово! Ну-ка, где он? - Сергей вскочил с дивана, расколотка из сибирского лосося была его любимым лакомством.

Наконец, все сели за стол. И только тут Сергей заметил, как сильно постарела за этот год мать. На ее лице стало больше морщин, прибавилось седых волос.

- Усталый вид у тебя, мама, - невесело произнес он.

- Годы не щадят, сынок… Не успела тебя с войны дождаться, как снова улетел за тридевять земель. Отпустила, а сама ночей не сплю, все думаю, ведь это не по земле ходить, а по небу летать.

Ноет и ноет сердце, не дает покоя.

- Ну, мама, перестань, - Сергей успокаивающе положил ладонь на ее руку. – У нас техника сейчас надежная, современная.

- Техника, техника… Вон у топографов сразу пятерых не стало этой зимой. Полетели на вертолете и – всё…

- Да что вы все о грустном, - вскочила Зойка. – Я вот лучше музыку включу.

- Давай сестренка, это – дело! – Сергей благодарно глянул на нее.

Поздним вечером, когда сестры заснули, Сергей с матерью сидели за кухонным столом. Мать не сводила с сына истосковавшихся глаз. Спросила, помявшись:

- Невесту не подыскал там себе, Сережа?

- Невесту? – тот зачерпнул горсть распаренных кедровых орехов. – Да как тебе сказать…

- Кто же она? – вскинулась Любовь Петровна.

- Студентка, на врача учится.

- Определяться тебе уже пора, Сережа, ведь давно не мальчик. Как сам-то думаешь?

- Согласен с тобой, мама. Да и потерять такую девушку я просто не имею права, - он поднялся. – Пойду спать, устал я что-то сегодня.

- Вот и отдыхай. Спокойной тебе ноченьки, сынок.

***

Отец приехал через несколько дней. Сергей, сбросив телогрейку и оставшись в одном свитере, колол на дворе толстые лиственничные чурбаны. Откинув тяжелый колун, не спеша подошел к вездеходу «Урал-375», заляпанному грязью, намерзшей по бокам белесой коркой. Обнимая отца, ощутил знакомый с раннего детства неповторимый запах тайги, костра и солярки.

- А ну-ка, покажись, летчик, - обрадованно загудел тот, поворачивая Сергея за плечи. – Заматерел, возмужал, молодец, молоде-е-ец! Ты давно дома?

- Да уж почти неделю.

- А, маленько ты меня не застал, я тоже из дому недавно. И как почувствовал - сам напросился главного геолога везти в трест на совещание.

- В грязь-то где попали? – кивнул Сергей на машину. – Вроде уж морозы во всю трещат.

- На Эйнахе в пустолёд провалились. Ладно хоть на мелком месте, а то…

- Значит, кипит Эйнах?

- Кипит по шивера'м, но уж скоро уснет.

- Рыба-то есть?

- Осенесь сетушки кидали, концов пять. Неплохо сига да ленка взяли на нашем месте. Помнишь его?

- Еще бы! Я там пудового тайменя спиннингом выволок, - мечтательно улыбнулся Сергей и добавил. – Иди, погрейся с дороги, батя, я с утра баньку протопил, как знал, что приедешь.

- Вот хорошо-то, попарюсь от души! – обрадовался тот.

***

Побритый, отец словно помолодел. Посвежевший после бани, могучий телом, он степенно устроился за столом и вокруг сразу стало как-то тесно. Черные, с обильной сединой волосы, как всегда, зачесаны назад. От него веяло спокойной уверенностью и силой.

- Прекрасно выглядишь, батя, годы тебя стороной обходят! – удовлетворенно констатировал Сергей.

- Тайга, сын, лечит и не дает стареть. Тайга… - он протянул руку к запотевшему пузатому графину с водкой.

- Меня-то возьмешь с собой на недельку?

- Конечно возьму, - охотно согласился Александр Григорьевич. - Поехали, растрясешься малость по сопкам. Засиделся, поди, за партой?

- Есть немного, - кивнул Сергей.

- Эй, женщины, - забасил отец, повернувшись к кухне. – Скоро вы там? Мужики есть хотят.

- Несу, несу, - мать торопливо прошла мимо них, поставила на стол огромную горячую чашу с пельменями.

- Ну, садитесь, всем налито, - отец придвинул к себе тарелку. – Ты, Зойка, пристраивайся по левую руку от брата, ты, Александра, по правую. А мы с матерью напротив вас сядем.

Чокнувшись с родными, Сергей выпил стопку ледяной водки, закусил тугим сочным пельменем. Покачал головой, ощутив неповторимый вкус.

- Твои, мама, твои! Их с другими никогда не перепутаешь.

- Спасибо, сынок, для тебя старалась, - мать с любовью смотрела не него. По случаю семейного торжества она принарядилась в новое цветастое платье. – Ты ешь, ешь, Сереженька, я тебе сейчас еще добавлю. В училище-то, наверное, не кормят пельменями?

- Чего нет, того нет, - усмехнулся он. – Но и голодать там тоже не дают.

Некоторое время все молчали, дружно налегая на пельмени.

- Ты сколько бросила, мать? – уточнил Александр Григорьевич.

- Сотню на первый круг.

- Так вари еще, пусть сын наедается, пока дома.

- Что значит, пока? Уж не собрались ли вы куда?

- Собрались, - подтвердил он ее догадку. – В тайгу парень захотел, со мной вон просится.

- Как это в тайгу? – изумленно всплеснула она руками. – Сереженька, это правда?

- Хочу проветриться, мама, по горам полазить, поохотиться… - тот умоляюще смотрел на нее.

- Вот так всегда, - Любовь Петровна прикоснулась к глазам полотенцем. – Не успеешь встретить ребенка, а он уже в тайгу, будь она неладна, вся жизнь в ней прошла!

- Ничего, ничего, - одобрительно произнес отец. – Мужчина есть мужчина… Пусть погоняет коз по паду'шкам, разомнется.

После долгого застолья мужчины пересели на диван. Мать и сестры убирали посуду.

- Ты куришь? – отец раскрыл пачку «Беломора».

- Бросил, батя, в летном училище это не приветствуется.

- И правильно, - тот пыхнул дымом. – Только вред один.

- А сам-то что?

- Мне уже ничто не навредит, кури не кури, все одно, этим век не продлишь. Теперь только одна забота – девок на ноги поставить. Сашка, видал, какая красавица вышла… И умница.

- Да-а-а, Александра – человек серьезный, - согласился Сергей. – А как Зойка учится? Что-то помалкивает.

- Ты в ее дневник загляни, там все как на ладони. Рядом с пятеркой может кол стоять по одному и тому же предмету. Оторви да брось, а не девка, ей бы парнем родиться… - отец усмехнулся, и в его усмешке было больше одобрения, чем осуждения. – А стреляет как? Тебя, пожалуй, не хуже. Казак в юбке.

- Да твоя, твоя порода, чего уж там, - одобрительно засмеялся Сергей.

Они помолчали.

- Ну, если хочешь ехать, то давай собирайся, послезавтра раненько и двинем, - отец поудобнее откинулся на спинку дивана.

- Я готов. Собраться – подпоясаться. Хоть поохочусь малость, а то уже забыл, как винтовку держать.

- Если на соболя, то все это зря, Сергей, - поразмышлял отец вслух. – Мы сейчас новую технологию осваиваем - шурфы скальным аммонитом рвем, чтобы пробы бурить, пока земля не глубоко промерзла. Грохот стоит вокруг, пушная дичь ушла из тех мест, без толку проходишь. Сам-то я выше промышляю верст на семьдесят, по речке Бакша'р. Места добря'чие, козёнка и кабарга там держится, глухарей да косачей полно, рябчик, куропатка есть, а вот избушки нет.

- А где же ты ночуешь?

- Так я обыдёнкой охочусь, темнеть начинает, возвращаюсь в лагерь. Но бывает, что и в кабине приходится ночь провести. Раза три мотор прогреешь и вся печаль…

- Кабина, это малость не то, я бы хотел немного в зимовье пожить, печку затопить, на огонь поглядеть… Понимаешь, батя? - Сергей мечтательно улыбнулся.

- Еще бы… - ответно приусмехнулся тот. - Тогда махни-ка ты к Очитухе на Урях. И охота там богатая, и старика заодно проведаешь, да поможешь, ему нынче большой план дали по мясу – мне вертолетчики сообщили.

- Далековато на Урях, но зато там Очитуха! - оживился Сергей.

***

Очитуха почти не изменился за прошедшее время, был все так же подвижен и бодр.

- Молодец, бойё, что навестил меня. Завтра, однако, пойдем тропи'ть, - он душевно обнял гостя.

- А ты все такой же, старость тебя не берет, - оглядел его Сергей.

- Ей, однако, от Очитухи и взять больше нечего, - тихонько засмеялся тот, сузив и без того узкие щелочки глаз. – Сделала из него дедушку – что ей еще отдашь?

Вечером, когда на заимке стемнело, Очитуха зажег лампу, экономя керосин, прикрутил пониже фитиль, стал собирать на стол. Сергей занес свой вещмешок, достал привезенные гостинцы. Увидев пироги, старик расцвел в довольной улыбке.

- Это тебе от наших, маманя напекла с сестрами.

- Однако, спасибо передай матери и девкам.

- Обязательно передам, - заверил Сергей. – А это пельмени. Тебе надолго хватит. В них изюбриное мясо, кабанье, медвежатина, притом не молотое, а рубленое – материн рецепт.

- О-о-о, шибко вкусно, однако.

- Попробуешь. А то давай сейчас сварим.

- Незачем, бухлёра полведра есть.

- И то верно, - Сергей положил на стол две большие фляги, обтянутые зеленым сукном. – Ну, а это твоя любимая циста, подарок от бати.

- Циста?! – глаза старика блеснули радостью. – Наливай, бойё, за твой приезд, за удачную тропу.

- С удовольствием! - Сергей отвинтил пробку.

После выпитого спирта Очитуха разговорился:

- Соболятничаю, на кордоне мало сижу. Пришел бы завтра, не застал меня.

- Далеко ходишь за соболем? – Сергей зачерпнул огромной деревянной ложкой густой янтарный бухлёр.

- За перевал Арикитка'н. Хочешь покажу, какого соболя из ро'ссыпи принес.

- Конечно, хочу! – нетерпеливо воскликнул Сергей.

Очитуха вышел в сени и вскоре вернулся со связкой собольих шкурок. Одну из них бросил на стол, перед гостем.

- Однако, смотри.

Вертикально держа ее на весу, Сергей резко дунул на шкурку, густые коричневые ворсинки меха воронкой разошлись под струей воздуха и тут же сомкнулись.

- Маленько помнишь, как проверять! - одобрительно покивал старик.

Сергей тряхнул шкуркой, и словно серебряный песок посыпался с нее в слабом свете лампы.

- Ну, как чэги'б[2]? – хитровато прищурился Очитуха. – Однако, не зря старик небо в тайге коптит?

- Не зря. Хорош соболь, да какой огромный! И масть редкая - по спинке черный ремешок, а горлышко белое, – похвалил Сергей всматриваясь. – Это кот, полагаю?

- Кот, - подтвердил старик. – Самочки помельче.

- И много нынче соболя?

-Шибко много. Кедрач хорошо родил и ягоды тоже полно: голубица, брусника, смородина… Вот соболь и расплодился.

- А как с белкой дело обстоит?

- Хватает. Я сотни полторы, однако, спромышлял.

В который уже раз за этот вечер Сергей по-доброму улыбнулся, он помнил, что Очитуха никогда не применял по отношению к добытому животному слово «убил». Всегда говорил – спромышлял.

- Больше бы взял, да хворь скрутила. Шибко долго лежал.

- Что такое? – обеспокоился Сергей. – Ведь не болел же.

- Рана, бойё, просыпалась. Разрывной он меня стрелил в сорок пятом году. Тогда и отвоевался я. Домой в свой улу'с поехал. Ребята без меня в Берлин сходили.

- Да, помню, рассказывал ты.

Очитуха долго и окаменело молчал. Чтобы как-то отвлечь его, Сергей спросил:

- Завтра-то куда пойдем?

- По зверя[3]. Надо до плана еще парочку спромышлять, пока ты здесь. Вдвоем таскать легче.

- А далеко собираешься?

- Не шибко. Один распадок знаю, там они всю зиму держатся. И лабаз у меня в том месте есть, чтобы добычу от волков сохранить. Теперь давай собираться да спать. Вставать будем рано.

***

Осторожно ступая за стариком, Сергей поднялся на крутой увал. Здесь Очитуха остановился, рассматривая следы на снегу и поводя носом, словно принюхиваясь. Сергей внимательно наблюдал за его действиями.

- Теперь шибко тихо надо быть, - старик поправил свой пушистый лисий малахай. - Стой здесь, смотри хорошо, слушай еще лучше. Я пошел гнать. Зверь сейчас на ягельнике кормится.

- Откуда начнешь? – Сергей невольно перешел на шепот.

- С самого низу, - старик показал рукой направление, снял с плеча карабин со старой потертой ложей и белым, потерявшим вороненье, стволом.

- Так он на меня выйдет? – Сергей пристально всматривался в стену густого леса, покрывшего крутой склон распадка. - А если в сторону?

- Зверь не глупый, чтобы в щеки идти, круто там. Он в устье пойдет, сюда. Промышляй только быка, целься хорошо, под лопатку. Если будет близко – бей картечью, если далеко – пулю кидай, – крадучись ступая, Очитуха скрылся за ерниковой порослью.

Сергей осторожно, стараясь не клацнуть замком, переломил тульскую вертикалку-бескурковку двенадцатого калибра, проверил патроны. Все было в порядке: верхний ствол, «чок», заряжен картечью, нижний, «получок», пулей-жакан. Дробовик был тяжел и, чтобы не затекли руки, Сергей осторожно поставил его прикладом на снег. В загонных охотах он участвовал и раньше, но тогда на таких стрелковых номерах, «застре'лах», где он стоял сейчас, находилось по нескольку человек, охватывая устье распадка полукольцом, исключающий проход зверей через него. Да и на загон уходило не менее пяти-шести охотников, что в свою очередь не давало возможности диким животным проскочить сквозь эту цепь.

Прислонившись к стволу старой лиственницы и помня наставление Очитухи, Сергей поднял уши шапки и внимательно вслушивался в глубокую тишину тайги. Прошло уже полчаса, как ушел старик. По расчетам Сергея, он только сейчас достиг начала пади, спускаясь по обратному склону сопки с тем, чтобы, развернувшись, начать подниматься к вершине, нагоняя зверя на «застрельщика». Утро было морозное, и Сергей уже начал жалеть, что поторопился обнажить уши, но тут его внимание привлек какой-то посторонний звук. Осторожно и медленно поворачивая голову, он внимательно осмотрелся, но ничего не увидел. Но вот его слух, обострившийся от долгого ожидания, уловил едва слышный треск веток. Сергей скосил глаза влево и едва не ахнул: совсем рядом, буквально в каких-то пятидесяти метрах, стояли три изюбря: две самки и один рогач. Прошла секунда, и к ним, грациозно ступая приблизилась еще одна самочка. Сергей не мог понять: выгнал ли их Очитуха из распадка или они пришли с другой стороны увала. Боясь шелохнуться, охотник затаил дыхание. Едва ощутимый ветерок тянул от зверей, к тому же Сергей стоял в густых зарослях молодых сосенок и кустов ерника, поэтому они не могли его увидеть или учуять. Изюбри медленно прошли несколько шагов, приблизились и встали. Матерый рогач, подняв голову, напряженно и чутко прислушивался. Его глаза, похожие на две большие маслины, смотрели в сторону Сергея. Под кожей напряглись мощные канаты мускулов, вся его поза выказывала настороженность и тревогу. Самочки тоже забеспокоились, глядя на поведение вожака. Сергей стал медленно поднимать ружье, выбирая сквозь сплошную поросль место для выстрела. «Кидай пулю только в быка, целься под лопатку» - вспомнил он слова Очитухи и, вместе с выдохом, плавно нажал спуск. Оглушительный грохот выстрела сорвал с деревьев серебряный морозный куржак. И тут же последовал второй выстрел. Сергей рванулся через кусты напролом, не замечая хлещущих по лицу и рукам жестких веток. На том месте, где только что стояли звери виднелись свежие следы копыт, снег был густо усеян каплями крови. Тяжело дыша, Сергей осмотрелся и чуть не бросил ружье оземь от жгучей досады: на дальнем увале мелькали стремительные силуэты убегающих изюбрей. Сергей разбито опустился на камень, торчавший из-под снега, и, стащив шапку, в сердцах швырнул ее под ноги. Не попасть в убойное место при стрельбе почти в упор, стыдобища! И еще более стыдно было осознавать, что раненый зверь, скорее всего, изойдет кровью и станет добычей волчьей стаи. Но бросив случайный взгляд вправо, Сергей тут же вскочил: самец лежал метрах в семидесяти перед обрывистой щекой распадка.

Позади раздалось шумное дыхание и хруст снега. Торопливо подошел Очитуха.

- Ай, молодец, бойё, настоящий охотник! - держа наготове карабин, спустился к изюбрю, всмотрелся и призывно махнул рукой. – Уши не прижаты, значит всё! – он запустил пальцы в густую шерсть зверя, довольно похлопал по крутому теплому боку. – Хоро-о-ший… И жирный, однако, – поднял довольные глаза на Сергея. – В промхозе тебе спасибо скажут. Давай скатим быка вниз, таскать ближе будет.

Они сволокли грузное тело по заснеженному склону на дно распадка. Очитуха достал нож из обшитых кожей деревянных ножен. Сергей сделал то же самое. Споро принялись за разделку туши.

До обеда охотники успели сделать две ходки до лабаза, подняли мясо на трехметровую высоту. На заимку возвращались ближе к вечеру, неся остатки добычи. Мороз немного отпустил. Горы курились снеговыми тучами. Разбуженная ветром, глухо шумела тайга, важно покачивая вершинами мохнатых сосен.

- Однако, половину отшагали, - Очитуха устало опустился на поваленное дерево, снял с плеч тяжелый мешок. – Отдохнем маленько.

- Давай, - охотно согласился Сергей, также освобождаясь от своей ноши.

Они долго молчали, успокаивая дыхание. Потом Очитуха спросил, кивнув на снег:

- Следы еще не отвык читать? Этот, кто оставил?

- Соболь прошел пару дней назад, - всмотрелся Сергей.

- Правильно, - согласился старик. – А вон там чья елома'[4]?

- Для волка мелковата, - неуверенно пожал плечами Сергей. – Лиса, пожалуй. Промёт от хвоста только после нее бывает.

-Теперь, однако, совсем молодец! – старик одобрительно кивнул, кряхтя, поднялся и просунул руки в лямки мешка. – Пошли, бойё, помаленьку, темнеет уже.

***

Через три дня Сергей засобирался домой. Очитуха с утра ходил хмурый, помалкивал. Когда гость поставил на лавку рюкзак и принялся его укладывать, он подошел к нему.

- Остался бы еще… По соболя сходим, - старик глядел на Сергея таким умоляющим взглядом, что тот безропотно отложил рюкзак.

- Ладно, день еще побуду, а там уж не обижайся, дедушка, мой отпуск заканчивается, надо еще дома погостить.

- Вот и ладно, бойё, - засуетился тот. – Печку топить будем. Пельмешки варить. Циста маленько пить.

За столом они разговорились. Очитуха расспрашивал про училище и городскую жизнь. Потом поинтересовался как бы невзначай:

- Не обженился в городе-то?

- Пока нет, - покачал головой Сергей. - Не до этого в училище: учеба, полеты…

- Верно, бойё, - Очитуха достал ложкой пельмень, согласно кивнул. – Время, однако, еще есть у тебя.

Поразмышляв с минуту, недоверчиво уточнил:

- Что, и девку не завел?

- Завел, - засмеялся Сергей. – Как же без нее?

- Бравая? – глядя с неприкрытым любопытством, старик задержал ложку у рта.

- Очень, - мечтательно улыбнулся Сергей. – Когда-то станет моей женой.

Глаза Очитухи наполнились теплом:

- Налей маленько циста, бойё, хочу говорить слова, – и, приняв от Сергея кружку, торжественно произнес. - Пусть хранит вас добрый таежный дух Тангара, пусть Белый олень ведет вас долгой и счастливой тропой жизни, пусть соединятся ваши тела и родятся хорошие дети, которые всегда будут любить и почитать вас.

- Спасибо, дедушка, - Сергей растроганно смотрел на старого охотника.

Они выпили и, закусывая, какое-то время молчали. В заиндевевшем окошке зимовья крутился густой снегопад.

- Хорошо, что не пошел, снежище-то как валит, - сказал Сергей.

- Стариков слушаться надо, - поучительно сказал Очитуха и поинтересовался. - Сам-то летать научился уже?

- Немного.

- А не страшно? Я, когда зверей с самолета считаю, однако шибко боюсь.

- Ты еще и летаешь? – изумился Сергей.

- Охотоведы берут на подсчет, как же им без меня? Каждого сохатого, изюбря, кабана знаю на своем участке.

- Понятно, - Сергей сладко зевнул. – Спать что ли будем?

- Погоди маленько, - старик встал. – Завтра будет некогда. Невесте твоей хочу подарок послать от старого Очитухи.

- Ничего не нужно! - протестующе замахал руками Сергей.

- Молчи, однако, - охотник принес из сеней большой мешок, вывалил его содержимое на стол. Выдернув из груды пушнины длинный беличий шарф, протянул Сергею.

- Возьми-ка ва'чи[5], пусть носит на здоровье.

- Спасибо тебе огромное, дедушка! – Сергей принял дар, мягкий невесомый мех нежно ласкал пальцы.

- А может, ка'мусы'[6] ей еще подарить? Для Инги шил, да не надо ей пока.

- В городе камусы не носят, - засмеялся Сергей, любуясь шитьем из мелкого бисера на высоких голенищах эвенкийских унтов.

- А вачи-то носят? – забеспокоился Очитуха. – Не зря дарил?

- Не зря, - успокоил Сергей. – Для моей невесты, это будет большой сюрприз.

- Вот и ладно, - по всему было видно, что старик доволен. Но то, что произошло дальше, уже окончательно поразило Сергея.

- У меня есть еще один подарок, - Очитуха снова принялся перебирать меха и вскоре извлек того самого соболя, которым похвалялся при встрече.

- Возьми-ка этого чэгиба, он шибко красивый.

- Что ты, что ты, дедушка! – еще более энергично запротестовал Сергей. – Такой дорогой подарок я принять не могу, извини! Это – твой заработок!

- Шибко много лишних слов говоришь, а разве я спрашивал тебя? – твердо и назидательно возразил Очитуха. – Старикам перечить нельзя, такой у эвенков закон! И вот этого еще возьми, - он протянул другую шкурку, — из одного соболя хорошую шапку, однако, не сошьешь.

- Ну что мне с тобой делать, дедушка? - опустошенно вздохнул Сергей и сдался. – Пусть будет по-твоему, великое спасибо тебе еще раз от меня и от Ольги!

- Ольга, говоришь… - просветлел лицом старик. – Однако, шибко хорошее имя у твоей невесты.

***

Ранним утром следующего дня Сергей встал на лыжи и на прощанье обнял старика. Тот утер рукавом глаза, покосился на небо, всё еще хмурившееся снеговыми тучами.

- Урюмкан проводит маленько, ступай, однако.

- До свидания, дедушка, благодарю тебя за все, - Сергей спустился с крутого яра на заснеженное поле реки, поднял руку, прощаясь, и заскользил вперед. Перед поворотом русла оглянулся. Очитуха стоял возле своего зимовья, порывистый ветер развевал полы его старенькой косульей дохи. Глянув на заиндевевшего Урюмкана, Сергей наклонился к нему, потрепал за ухо:

- Иди-ка ты домой, Урюмкан… Иди.

Пес дружелюбно завилял хвостом, лизнул ладонь.

- К хозяину! – возвысил голос Сергей. – К Очитухе, пошел!

Урюмкан послушно повернулся и неторопкой трусцой побежал прочь. Сергей в последний раз посмотрел на старика, на засыпанное снегом зимовье, поправил за спиной рюкзак и ружье, и заскользил широким шагом, огибая торосистый залом на льду. До ближайшего аэродрома местных авиалиний лежал путь в тридцать с лишним километров.

[1] Расколо'тка - таежный деликатес из свежемороженой не потрошенной рыбы лососевых пород: ленка, тайменя, сига, хариуса, которую по старинной сибирской традиции обязательно разбивают только обухом топора и только на березовой чурке на крупные куски, отделяют от внутренностей и чешуи, по вкусу посыпают солью и тут же применяют в пищу.

[2] Чэги'б – самый ценный соболь, «баргузинский кряж» (забайкальск.)

[3] Зверь – так забайкальские охотники-промысловики называют изюбря – благородного оленя. То же самое относится и к лосю.

[4] Елома' – след недавно пробежавшего зверя (забайкальск.)

[5] Ва'чи – шарф из беличьих хвостов (забайкальск.)

[6] Ка'мусы – унты из шкур с ног изюбря (эвенк.)

Продолжение