Часть 1
- Люблю тебя, Дарьюшка, всем сердцем тебя люблю! Краше солнца ясного ты, моя голубушка! - говорил Пётр обнимая нежно тонкий стан прекрасной, юной девушки.
У Дарьи сердце трепетало, словно испуганный воробушек, глядишь, вот-вот вырвется из груди... Дыхание сбивается, в голове туман и ноги, ноги - совсем не хотят держать! Вот-вот подогнутся! И туфельки, что взяла у сестрицы, так пальцы сжимают, что они словно онемели... Но Дарья этого совсем не замечает, только видит ласковые глаза любимого и слышит его бархатный голос.
Пётр чувствовал, что Дарья, словно податливый и тонкий колосок на ветру, прижмёшь покрепче и сломается. Он не смел причинить ей боль. Чувства его были самые искренние, чистые и глубокие.
- Ты такая красавица, Дарьюшка! Твои глаза глубокие, как синее небо... И губы нежные, как лепесток розы... И голосок твой нежный как ручеёк серебряный переливается, так и слушал бы тебя, так и слушал наслаждаясь! - сказал Петя, нежно взяв любимую за руку. - А туфельки у тебя какие красивые, словно у принцессы!
Даша засмущалась, опустив глаза. Не знает ведь Петенька, что туфельки эти еле-еле у сестрицы выпросила. Так не хотелось с любимым босоногой встречаться.
- Пееетрууша!!! - вдруг послышался громкий, требовательный голос со стороны большого, белокаменного дома, утопающего в кустах роскошных, пышных, ярких роз.
- Матушка! - встревоженно сказал Пётр.
- Барыня вас хватилась! - испуганно прошептала Дарья. - Ох! Прасковья Федотовна как разозлилась!
Пётр ещё раз прижался к нежной щеке любимой и глубоко вздохнув поспешил на зов требовательной мамаши.
- Ты где был? - спросила та строго, только лишь сын поднялся на крыльцо.
- Гулял в саду. - как можно беззаботнее сказал Пётр. - Что вы волнуетесь, маменька?
Прасковья Федотовна посмотрела на сына подозрительно.
- Снова с дворовой девкой обжимался? Да?! - спросила она строго.
- Нет! С чего вы взяли? - спросил нарочито возмущённо Пётр.
- Гляди мне! - мать строго погрозила пальцем. - Запрещаю! Слышишь?! Запрещаю к ней даже близко подходить!
На шум из кабинета вышел отец.
- Что такое? - строго спросил Николай Пантелеймонович.
- Я знаю! Сердцем чую! Что Петруша снова с этой простолюдинкой виделся! - возмущённо сказала Прасковья Федотовна.
Отец строго взглянул на сына.
- Маменьке показалось. - развёл тот руками и опустил глаза.
- Сын, ты должен слушать нас! - назидательно сказал отец. - У тебя большое будущее! Ты должен стать учёным! Жениться на девушке своего сословия и на простолюдинок внимание не обращать! Это стыдно, в конце концов!
- Почему стыдно, отец? - спросил Пётр. - Ведь она такой же человек, как и мы! И много лучше остальных девушек, которые только и знают, что на званных вечерах хвастаются друг перед другом платьями. С ними поговорить не о чем!
- А с этой чернавкой есть о чём? - возмущённо вскрикнула мать.
Прасковья Федотовна внезапно подкатила глаза, схватилась за сердце и побледнела.
- Мама! - закричал Пётр и кинулся к матери.
Сбежались служанки, заохали, заахали, подхватили барыню, усадили в кресло. Стали её платками обмахивать, водой лицо сбрызгивать.
- Вот видишь, что ты наделал? - спросил грозно отец наступая на Петра.
- Папенька! Я ведь ничего плохого не сделал! - побледнев ответил Петр.
- Николай Пантелеймонович, срочно вези Петрушу в город! Срочно! Прямо сейчас! - собравшись с силами горячо проговорила Прасковья Федотовна. - А иначе испортит себе жизнь глупый мальчишка! Ты же видишь, совсем из повиновения вышел. Охмурила его эта простолюдинка, позор-то какой! Что люди скажут! Мы ведь уже обо всём договорились с Севастьяновыми! Там ведь Софьюшка, ну какая умница и красавица! Как на французском языке красиво разговаривает! А поёт как! Словно соловей!
- Не нравится мне ваша Софья! - сжал кулаки Пётр. - Она как заводная кукла из шкатулки, у которой внутри вата!
- ЧТООО??? - мать побледнела ещё сильнее.
- Да как ты смеешь, мальчишка?! Собирайся немедленно! Мать права! - строго сказал Николай Пантелеймонович. - Мы едем прямо сейчас!
- К..к..как? Прямо сейчас? - ещё сильнее побледнел Петр. - Можно мне хоть с друзьями проститься?
- Нет! Никаких прощаний! Из дома ни ногой! - отрезал отец. - Марш в свою комнату укладывать чемоданы! А я пока дам распоряжение запрягать лошадей!
Петр совсем сник, плечи его опустились, но ослушаться отца и мать он никак не мог. Бледный, как тень, он ушёл в свою комнату.
*****
Дарья слышала какой шум поднялся в доме. Она поняла, что это из-за их с Петром встречи. Она очень испугалась и убежала в лес, скрывшись за деревьями, издалека наблюдала за боярским домом. Её деревня была совсем рядом и Дарья наблюдала, не отправит ли для расправы барыня в её дом жестокого Антипа, который мог и забить человека плетями.
Сердце её колотилось, в глазах темнело. Она понимала, какой опасности подвергает свою семью: младших сестрёнок, отца и мать. Ведь если попасть баринам в немилость, они и со света сжить могут всё семейство: в их руках власть над людьми.
И поделать с собой ничего не могла: как видела Петеньку, его ласковые глаза и бархатный голос, обо всём на свете забывала. Ей казалось, что она даже и не на земле в этот момент, а где-то в небе, такое блаженство ею овладевало. И верила Даша, чувствовала, что и Петенька рядом с ней туда, в небеса поднимается, когда они рядышком стоят и в глаза друг другу смотрят.
Страх, обида и чувство вселенской несправедливости охватило всё существо Даши. У неё даже не хватало сил расплакаться. Она только смотрела не моргая на барский дом.
Уже темнеть начало и увидела Даша, как карета выехала со двора, запряжённая четверкой лошадей.
"Для дальней дороги значит запрягли..." - подумала Даша и опустилась на траву. Ночь окутала лес и плечи Дарьи плотным, чёрным одеялом. А она всё сидела и сидела неподвижно, опустив низко голову.
Домой Дарья не вернулась.
*****
Пётр ехал в карете безучастно глядя в окно на тёмный, ночной лес. Отец сидел напротив и пытался несколько раз заговорить с сыном. Но тот словно ничего не слышал. Вскоре Николай Пантелеймонович оставил попытки и отвернувшись, погрузился в собственные думы.
До города, где был университет, в который решили определить Петра, нужно было ехать около недели.
Пётр всю дорогу почти ничего не ел. Он осунулся и похудел. Николай Пантелеймонович видя страдания сына глубоко его жалел, но вида не показывал. Невозможно было пойти против устоев общества! Ни за что! Поэтому он надеялся, что произойдёт так, как в той поговорке говорится:
- С глаз долой из сердца вон...
Дело то молодое! Увлечётся какой-нибудь другой барышней, городской. Городские они ведь совсем другие: утончённые, изысканные. Уж точно простолюдинка им не чета!
И, определив Петра в университет и на квартиру, оставив ему денег и наняв служанку, Николай Пантелеймонович с тяжёлым сердцем уехал домой.
*****
А Дарью с того дня никто больше не видел, ни в деревне, ни в барской усадьбе. Прасковья Федоровна вздохнула с облегчением. Но деревенские люди всё пытались найти девушку, видя горе её родителей. Они и лес прочёсывали и все окрестности обошли. Нигде следов Дарьи не было. Кто говорил, что волки её разодрали, кто говорил, что утопилась девка с горя, а кто говорил, что к ведьме в тёмный лес ушла...
Посудачили люди, погоревали, да и забыли.
Потекла жизнь дальше своим течением...
Продолжение здесь:
Так же на моём канале можно почитать: