После того как люди научились выплавлять металл и добывать электричество, из этих и других открытий появилась такая профессия — «инженер», редкая и высокооплачиваемая.
Но со временем эта самостоятельная, стоящая особняком профессия — «инженер вообще» — исчезла, растворилась во множестве других технических компетенций, вошла в них составной частью. Стали другими строительство, транспорт, развлечения, общественное питание — словом, все.
Та карта профессий, которая существует сейчас, и есть результат слияния инженерных навыков с другими компетенциями. Со времен Первой промышленной революции выработался принципиально другой подход к производству и прочим видам человеческой деятельности.
То же самое происходит сегодня с IT.
Ростки этой отрасли появились примерно полвека назад, на наших глазах она оформилась и сформировалась, а теперь IT-отрасль исчезает, прекращает самостоятельное существование, растворяясь во всех сферах нашей жизни.
Модные слова про цифровую трансформацию — они про то, как IT изменяет все. Беспилотники — это данные и датчики. IT в строительстве — это не только «попса» в виде 3D-печати домов, но и технологии, позволяющие мониторить точность возведения зданий.
Скорость, с которой появилась вакцина против коронавируса, — это показатель изменений биотеха. Список можно продолжать до бесконечности: так, уже сложно представить себе без цифровых технологий индустрию общественного питания, хотя, казалось бы, где повара, а где цифровая трансформация.
И вот, с одной стороны, программистов в чистом виде действительно станет меньше. Но дефицит людей, которым предстоит модернизировать и переводить на цифровые рельсы народное хозяйство всего земного шара, составляет несколько сотен миллионов человек.
Пока мы этот дефицит не восполним, никакой качественной трансформации и Четвертой промышленной революции не видать.
Трансформация пока идет «кусочно»: отрасли с более высокой нормой прибыли, предприятия которых в состоянии делать серьезные инвестиции в обновление кадров, программистов нанимают; более бедные ждут, когда насытятся премиальные сегменты рынка труда и очередь дойдет до них.
Если бизнес хочет выживать, он будет нанимать специалистов по цифровой трансформации в колоссальных количествах.
Так можно ли предсказать, в каких отраслях будут востребованы те же айтишники?
Теоретически можно.
Например, мы можем утверждать, что цифровая трансформация и связанная трансформация компетенций не минуют медицину, потому что за свое здоровье люди готовы платить последние деньги: современный человек категорически не хочет умирать.
В медицину уже приходят самые новые технологии, и эта сфера будет привлекать все больше специалистов завтрашнего дня. Но медицина — это очевидный пример.
Как правило, о востребованных «завтра» профессиях мы не знаем практически ничего.
Бизнес, который, по мнению общественности, должен «отвечать» за перемены, находится точно в таком же положении. Образовательные учреждения смотрят, в каких секторах сложился дефицит сейчас, и стремятся этот дефицит восполнить.
Они не будут готовить мифических специалистов «завтрашнего дня» просто потому, что такие услуги не будут востребованы, это раз, и никто не знает, что это за профессии — два.
Тем не менее я не хотел бы, чтобы у читателя сложилось представление, будто образование — отрасль, которая плетется в хвосте, с опозданием реагирует на перемены в экономике и ландшафт будущего не формирует.
Это не так по двум причинам.
Во-первых, цифровая трансформация происходит и в самом образовании. Во-вторых, люди в этой отрасли на кончиках пальцев чувствуют, какие требования к работнику как к человеку, к единице общества, этот завтрашний день предъявит.
Посмотрим, что происходит с таким элементом образования, как домашнее задание. С одной стороны, роль «домашки» была явно недооценена: будущее потребует от работников самостоятельности в принимаемых решениях, и где, как не в домашних заданиях, развить этот навык.
С другой, цифровая трансформация в образовании прекрасно иллюстрируется именно на примере «домашек».
Учитель — едва ли не самый дорогой компонент образовательного бизнеса. Потому что учитель — это человек, а все человеческое в цифровую эпоху становится очень дорогим.
Мне очень нравится такой пример. Мы не можем жить без сотовой связи, но тратим на нее в месяц примерно столько же, сколько на одну поездку в такси. Просто в сотовой связи мы не сталкиваемся с живым человеком, а в такси — сталкиваемся.
Именно присутствие водителя как пока незаменимого элемента делает поездки в такси неоправданно дорогими.
Если в старое время функция домашнего задания сводилась к тому, чтобы «подростки не шатались по улицам», то теперь это история о том, чтобы материал был усвоен, а учитель, самый дорогой элемент образовательного процесса, был бы освобожден от адского и непроизводительного труда по проверке домашних заданий, доверив это алгоритму, машине.
Естественно, освобождая учителя от ночных бдений над тетрадями, мы ждем более результативной и качественной работы на уроке.
Внедрение машинных алгоритмов в образование, часто критикуемое, на самом деле имеет еще более глубокие последствия. Я говорю о системе тестов, на которую сейчас переходят и в школах, и в вузах.
Известно, что чем быстрее реакция на сделанную ошибку, тем лучше усвоен материал.
Раньше тетради с контрольными работами ученик получал назад дня через три. Вникал ли он в то, что сделал не так? Конечно, нет, смотрел на оценку, и все.
Обратная связь была некачественной. Решая тест и тут же получая сообщение о своей ошибке, ученик действительно учится на ошибках, потому что все происходит здесь и сейчас, в процессе обучения.
В российской системе ценностей читерство (списывание, хитрость, обман) в образовании считается доблестью.
У сайтов с готовыми домашними заданиями 1,6 млрд посещений в год. Это означает, что средний ученик сто раз в год «домашку» списывает.
По сути, это дыра, куда утекают миллиарды, которые мы вбухиваем в образование. Мгновенные алгоритмы решат и эту проблему и сделают так, чтобы человек сидел и «врубался» в материал, а не списывал.
Без машинных алгоритмов мы вряд ли дойдем до персональных образовательных траекторий, потому что для внедрения оных нужно четко знать, что у человека в голове.
Как навигатору, который прокладывает маршрут, зная не только, куда, но и откуда мы едем. Задача технологий — непрерывно оценивать все знания, которые есть в голове у ребенка. Современная — назовем ее «аналоговой» — система довольно плохо оценивает степень усвоения знаний, полученных ранее. Сдал, оценку получил — значит, усвоил.
На самом деле надо постоянно представлять не только состояние текущих знаний ученика, но и то, что осталось у него в голове. Такой, простите за лихое сравнение, «гугл для мозга» ученику могут устраивать только алгоритмы.
Они позволят решить и другие застарелые задачи образовательной системы: дать каждому ученику информацию в том виде, в каком именно он лучше ее воспримет (картинка, текст, видео), и увеличить скорость обновления материала, которая в традиционной системе очень низкая.
От написания учебника до учебного процесса может пройти пять лет, на которые пришлась, например, «революция смартфонов», то есть материал готовился в одном мире, а применяется в другом.
Рассинхронизация сводит на нет попытки сделать образование интересным, геймифицировать его.
Дяди и тети, желая заинтересовать подростка, вводят в задачу Гарри Поттера, думая, что это очень молодежно, хотя уже выросло поколение, которое не знает, кто такой Гарри Поттер.
Не говоря уже о том, что достижения фундаментальной физики последних 20 лет в учебниках просто не отражены или отражены скороговоркой: много глав про Ньютона и один абзац про теорию струн.
Мне кажется, что противопоставление очного формата и технологий, о чем сейчас так много говорят, надуманно. Самое главное — это все-таки переход от обучения толпы к обучению человека.
Также важно преодолеть проблему современного образования, прививающего фрагментированный взгляд на жизнь и вещи. Взгляд должен быть комплексным. Сегодня знания по разным предметам между собой не связаны и, хуже того, не связаны с реальным миром.
Крайне важно установить правильную пропорцию между хард- и софт-скиллами, то есть практическим и академическим знанием, о чем, на мой взгляд, будут спорить еще долго.
Часто говорят, что в новой реальности человеку придется учиться всю жизнь. Вы удивитесь, но такие профессии уже давно существуют — например, стилисты или парикмахеры (неожиданно, да?).
Средний парикмахер учится не менее двух месяцев в году, потому что если ты не будешь знать веяния моды и свойства новых материалов — вон из профессии. Для них поучиться неделю в квартал — обыденность, а для нас — целое приключение.
Я не сомневаюсь, что уже скоро мы все будем жить, как парикмахеры, и искусственный водораздел между образованием и работой исчезнет. Уже не «переучивание», «переквалификация», что встречается редко и выглядит как подвиг, а просто — живешь и учишься.
—
Подписывайтесь на канал, например, чтобы узнать, как связаны гигантский фикус и образование
---
Статья написана для "Ведомостей"