Нет звука приятнее, чем гитарный перебор над ухом, произнес этот голос, похожий на треск сломанной ветки, – и в ту же секунду шторм в моей душе стишел и в комнате стало тихо-тихо, а потм это самое ухо тоже было тихо, а потом я открыл глаза. Я сидел на тахте и пил кофе из большой чашки – передо мно сидел мой олодо ассистент с бровями, поднимающимися над очками с желтыми стеклами; к очкам у него была првязана черня лета двумя краными кисточками. За окном грохотал очередной циклон, в пробоину в бетоне все так же хлестали ледяне брызги, но во что-то изменилось – мне показалось, что я уловил странную мелодию, такую же странную, как эти брызги. Я встал, надел куртку и выел на балкон. Оказалось, в грохоте волн еще можно различить отдельные звуки. Это была музыка. Но я уже научился различать ее среди шума и гула. Это была музыка, похожая на диссонанс, возникавший в результате сильного удара. Музыка росла и росла, а я все слушал ее и вдруг понял, что это такое. Это была «Love You». Я вдруг понял, в чем дело. Это была «Love You and My Hearts». Чью песню играл этот дождь? За окнами опять загремел циклон, и я услышал голос Анджелы: «Миша, Миша, что с тобой? Господи, как ты меня напугал…» Она просунула голову в балконную дверь.